Это случилось как раз перед вечерней молитвой. Варишмин, как всегда, не пошел в мечеть. Гутама придумала, что ей делать. Она вышла из палатки и побежала к мечети. Звон ее украшений разносился по лагерю, но она не обращала на это внимания. Варишмин решил, что Гутама хочет выплакаться подальше от людских глаз, но он ошибался. Гутама бежала к мечети со всех ног, потому что хотела оказаться там до окончания вечерней молитвы. К тому времени возле мечети собрались почти все мужчины деревни, включая богача Маланга и ее любимого.

Из мечети продолжали выходить мужчины, и Гутама стала невдалеке. Она все еще злилась на людей, и ей было все равно, что они подумают о ней. Когда Гутама увидела Бабрая, она сразу подошла к нему. Маланг стоял в нескольких шагах. Мужчины были удивлены поведением Гутамы и осуждающе смотрели на нее. Она что, сошла с ума? Почему она при всех подошла к мужчине и взяла его за руку? Они были потрясены и с нетерпением ждали, что произойдет дальше. Бабрай тоже был удивлен и нервничал.

— Гутама, что происходит? Что-то не так? Почему ты ведешь себя так странно?

Маланг во все глаза смотрел на Гутаму. Он решил, что она хочет сказать Бабраю о том, что примет его предложение из-за денег, обещанных ее отцу. Но того, что произошло дальше, никто от Гутамы не ожидал.

Она, держа Бабрая за руку, обратилась к нему громко, так, чтобы слышали все:

— Бабрай, ты любовь всей моей жизни, и я хочу стать твоей женой.

Она ждала, что он на это скажет, не выпуская его руки. Бабрая поразили ее слова, но любовь придала ему сил.

— Я буду рад стать твоим мужем!

Весть о том, что кочевница Гутама сама выбрала себе мужа, разлетелась по лагерю. У всех народов, населявших Афганистан, это считалось большим позором. Маланг назвал Гутаму бесстыдной женщиной. Вскоре узнал о происшедшем и Варишмин. Когда Гутама вернулась в палатку, ее отец не знал, что сказать, и молча уставился на дочку.

— Отец, если бы ты попытался меня понять и не принуждал бы меня к браку с Малангом, этого бы не случилось. Теперь, согласно нашим традициям, никто не сможет забрать меня у Бабрая. Завтра тебе нужно будет пойти в мечеть, где мулла вынесет решение относительно нашей свадьбы.

У Варишмина не было выбора, и он пошел в мечеть вместе с Бабраем. Согласно пуштунской традиции, если женщина просит мужчину стать ее мужем, он не может покинуть ее, поэтому джергах решил, что Бабрай должен стать мужем Гутамы. Гутаму пригласили в мечеть, и мулла провел свадебный обряд.

Гутама стала первой девушкой, выбравшей мужа в присутствии других людей. Ей повезло, ведь мужчина, которому она сделала предложение, любил ее, да и в деревне к ней хорошо относились. Поначалу Гутама стала жить с Бабраем, но через несколько недель она убедила его перебраться в палатку ее отца. Бабрай и его старая мать стали жить с ними. Бабрай и Гутама выпасали животных и ухаживали за ними, и со временем Варишмин простил их. Люди уважали и любили их за доброту и готовность помочь другим в трудную минуту. Маланг снова уехал в Дубаи на заработки, а Гутама с мужем жили долго и счастливо.

Для женщины сделать предложение мужчине в его доме или на людях считается очень постыдным поступком. Позор ложится на всю семью женщины, и память об этом никогда не стирается: если у нее рождаются дети, люди рассказывают им о проступке их матери. В семье к таким женщинам относятся плохо в том случае, если муж не отвечает ей взаимностью. Такое часто случается с теми, кто, как Гутама, любит кого-то. Известны случаи, когда вдова делала предложение брату покойного супруга или же просто мужчине, который ей нравился. Мужчина в таком случае должен взять на себя ответственность за действия женщины. В афганском обществе до сих пор порицают женщин, которые завели роман с мужчиной. Гутаме, видимо, было все равно, что подумают о ней остальные. Она просто решила сделать предложение любимому человеку. Наверное, она была уверена и в своих, и в его чувствах.

Я не знаю, смогла бы на ее месте решиться на такой шаг. С другой стороны, я не могу осуждать Гутаму и подобных ей девушек. Иногда я думаю о том, что мне повезло, ведь я намного свободнее большинства афганских женщин. Я рада, что могу сама принимать решения, и верю, что это право каждого человека, но для того, чтобы получить его, нужно быть уверенным в своих силах. Иногда, как в случае Гутамы, люди изначально свободны, иногда им требуется время, они учатся на своих ошибках и выбирают свой путь.

Я была женой Джаведа более трех лет. За это время я поняла, что не только мне пришлось настрадаться из-за наших традиций. Джаведу тоже было нелегко. Мы были похожи на двух совершенно разных птиц, которых насильно поместили в одну клетку. В афганском обществе человек, который пытается выбраться из такой клетки, считается бунтовщиком. Но одному из нас нужно было собрать волю в кулак и пойти на это.

Несмотря на то что семейная жизнь приносила мне одни лишь разочарования, у меня и мысли не было о разводе. Но когда я начала работать над нашей передачей и узнавать истории других женщин, то поняла, что должна действовать. Истории Илахи, Гулалай и других придали мне сил, и я решилась на свою маленькую революцию. Я рассказала своей семье о том, что несчастлива в браке.

Когда уже началась процедура развода, подруга спросила меня, как я пришла к такому решению. Я ответила, что думала о том, с какими трудностями сталкиваются женщины в Афганистане, и поняла, что свою проблему я могу решить. Я осознала, что больше не могу так жить, и приняла решение, которое одновременно было самым тяжелым и самым правильным в моей жизни.

Поначалу свекор и свекровь все время хвалили меня. Родители Джаведа говорили, что я веду себя, как и подобает хорошей афганской девушке: я согласилась выйти замуж за Джаведа и была ему хорошей женой, несмотря на то что он был очень ленивым и не любил меня. Но когда я решила расстаться с ним и он уже не мог жить в моей квартире, они ополчились на меня. Меня проклинали и обзывали проституткой. Даже самые близкие люди отвернулись от меня. У меня больше не было права посещать родительский дом и называть родителей матерью и отцом.

Мне было тяжело и очень одиноко в своей двухкомнатной лондонской квартире. Мне говорили, что из-за передачи, в которую я вложила всю душу, я стала феминисткой. Меня называли бесстыдной женщиной, которой безразлична честь семьи. И никто не поинтересовался, что я тогда чувствовала. Меня убеждали, что я обязана принять Джаведа обратно и притворяться, что все в порядке. Мне говорили, что пуштунская женщина должна страдать молча. Ни родственники, ни мои земляки не поддерживали меня, пока мы разводились. Наша религия учит, что семья — основа любого общества, но если два человек не могут жить вместе, им следует развестись.

Если пуштунская женщина — человек второго сорта и не должна даже заикаться о своих правах, то я не хочу быть пуштункой. Я понятия не имею, кто я теперь, однако не хочу больше страдать во имя традиций и суеверий.

Сколько раз я плакала навзрыд, особенно в метро, когда ехала на работу или с работы! Меня обуревали противоречивые чувства. Я злилась, что мне придется заплатить много денег, заработанных тяжелым трудом, чтобы развестись с мужем, которого я никогда не любила. За эти деньги Джавед привез себе девятнадцатилетнюю невесту из Кабула. Но даже в самой отчаянной ситуации может блеснуть лучик надежды, и этим лучиком стали мои лондонские друзья, большинство из которых не афганцы. Эти люди выслушали меня и поддержали. Они не осуждали меня за то, что я развелась. Они научили меня любить и быть любимой. А еще мне становилось легче, когда я вспоминала истории стойких и храбрых афганских женщин.

Приняв решение развестись с Джаведом, я знала, что иду против воли семьи. Это было самое трудное решение в моей жизни. Не только мне, но и моим родителям и другим родственникам пришлось нелегко. Развод изменил мой взгляд на общепринятые в афганском обществе ценности. Я перестала слепо следовать традициям. Это сделало мою личную жизнь любимой темой сплетен афганцев как в Лондоне, так и в моей родной стране. Мне было одиноко и больно, но каждое слово, направленное против меня, лишь укрепляло мою решимость. Каждая обидная фраза, брошенная в мой адрес, делала меня сильнее. В результате я стала лучше понимать других людей, их горести и печали. Я уже не считала себя вправе судить их.