***

Место, указанное в записке, отыскать оказалось очень сложно. Оно находилось где-то в самом сердце Старого города. Меир пришлось не один раз спрашивать и переспрашивать дорогу, используя жесты и скудный запас известных ей слов на кашмирском. Она шла (а чаще ее вели) по замусоренным переулкам, где в кучах объедков рылись куры, мимо открытых дверей мастерских красильщиков и кожевников. В одном окне она мельком увидела женщину, сидевшую за ткацким станком, потом прошла мимо лавки, где продавали рис и сушеные бобы из корзин и мешков. На каждом углу приходилось переступать через заросшую илом и распространяющую неприятные запахи сточную канаву. Но теперь она была на месте. Беззубый старик сидел на сломанном пластиковом стуле. Он направил Меир к ближайшей лачуге с открытой дверью. Она постучала по деревянному косяку и заглянула в темный коридор.

— Привет! — произнесла она и добавила громче: — Есть кто-нибудь?

На верху лестницы появились ноги в кроссовках. Незнакомец громко крикнул в ответ:

— Привет. А кого вы ищете?

Меир не стала дожидаться приглашения. Она шагнула через порог и увидела молодого человека в спортивном костюме «Найк». Выглядел он очень необычно для этих мест, даже если бы он отрастил бороду и надел тюрбан, все равно не остался бы незамеченным на главной улице города.

— Не знаю. Мне дали этот адрес на улице. Я подумала, что смогу поговорить с кем-нибудь. — Она достала из сумки шаль, надеясь, что та сработает как пропуск. Молодой человек не стал прогонять ее, но и в дом не пригласил. — Может, вам что-то известно о моей шали? — громко спросила Меир.

Из комнаты наверху раздался чей-то голос, молодой человек отвлекся от Меир и бросил несколько слов в ответ. Меир, воспользовавшись моментом, проскользнула мимо парня. Она заглянула в комнату. Там почти не было мебели. На полу, прислонившись к стенам, сидели и о чем-то негромко переговаривались мужчины. В комнате было холодно из-за настежь распахнутых высоких окон. Все посмотрели на Меир. У каждого на коленях лежал мягкий шерстяной платок. Мужчины вышивали.

— Простите, — пробормотала Меир.

— Чем я могу вам помочь? — Один из мужчин поднялся и подошел к ней. Он выглядел немного старше остальных. Пожалуй, ему было больше двадцати лет. — Хотите купить шаль?

— Боюсь, что нет.

Меир объяснила, как попала сюда, и рассказала про четвертый магазин на Насыпи. Пожилая женщина, передавшая записку, наверное, наблюдала за ней из-за шторы из бусин. Мужчины вернулись к своей работе. Один из них не вышивал, Меир заметила, что его руки были испачканы в красителе. Он наливал краску в специальную машинку и делал оттиск узора на нежно-розовой пашмине.

— Я могу ответить на все ваши вопросы, — вежливо сказал старший мужчина.

Меир последовала за ним в контору без окон, которая находилась за мастерской. Небольшую комнату освещала тонкая неоновая лампа. После солнечной мастерской контора показалась ей мрачной и темной. Из мебели здесь были дешевый стол из ламината и несколько стульев.

— Я бригадир этих рабочих, — мягким голосом сообщил он. — Начальник. Меня зовут Мехран.

— Приятно познакомиться.

К этому времени Меир уже поняла, что мужчинам-мусульманам лучше не протягивать руку для приветствия. Вместо этого она торжественно развернула перед ним шаль. У Мехрана не было лупы. Он взял шаль в руки и нежно погладил ее. Несколько минут прошли в полной тишине. Наконец мастер посмотрел на Меир.

— Я узнаю работу, — сказал он на хорошем английском.

— Пожалуйста, расскажите мне про эту шаль, — попросила Меир.

Мужчина внимательно посмотрел на нее. У него были умные глаза, ни капли враждебности или насмешки во взгляде. Меир подумала, что наконец-то встретила человека, с которым могла поговорить о том, что было для нее важно.

— Я не продаю шаль, и меня не интересует ее стоимость. Она принадлежала моей бабушке, маме моей мамы. Семьдесят лет назад бабушка была здесь, в Шринагаре. Это все, что мне известно. Я хочу узнать ее историю и историю этого платка.

Мехран кивнул. Несколько секунд он раздумывал над ее словами, а потом сказал:

— Прекрасная шаль. Ее сделал мастер из деревни, в которой жил мой дед.

Меир улыбнулась. Неужели ей повезло? В следующую секунду она услышала звучный голос муэдзина, который летел над городом и проникал в самые дальние закоулки.

— Простите, я должен идти, — сказал Мехран.

— Подождите, прошу вас! Вы можете мне помочь. Я знаю, эта шаль много значила для моей бабушки. Я была в Лехе, теперь ее история привела меня сюда. Уверена, вы можете рассказать мне больше.

Мехран колебался.

— Если хотите, можете подождать тут. Я скоро вернусь.

Он зашел за своими работниками, и они все вместе спустились по лестнице. Внизу каждый выбрал свою пару пластиковых сандалий и, обувшись, проследовал дальше по грязному коридору к выходу. Меир села на стул и прислушалась. На улице, где-то совсем близко, скреблись в мусорной куче куры, хлопал крыльями петух, шлепали босые ноги по пыльной дороге. Ей быстро стало скучно, она решилась внимательнее присмотреться к устройству мастерской. Шали лежали на полу в корзинках с разноцветными нитками. На тонкой шерсти распускались цветы и листочки из мелких стежков шелковой нитью. Через полчаса мужчины вернулись. Самому младшему из них не было и пятнадцати. Меир подумала, что мальчишка должен играть в футбол, а не сидеть за кропотливой работой. Он бросил быстрый взгляд в ее сторону и вернулся к работе. Меир успела заметить, что от работы у него покраснели глаза.

— Пойдемте, — сказал Мехран. — Через десять минут принесут чай.

Они направились в небольшую столовую — дхабу. На столах расставили миски с горячей едой. Комната постепенно наполнялась рабочими, спешившими пообедать после молитвы. Меир и Мехран выбрали свободный столик в дальнем углу дхабы под картиной, на которой была изображена сцена хаджа. Пока они шли туда, несколько молодых мужчин поздоровались с Мехраном. Подошел официант, расставил чашки и налил чай из металлического чайника.

— Откуда вы?

— Из Англии.

Мехран посмотрел на нее поверх своей чашки.

— Зачем вы приехали в Шринагар?

— Меня привела история моей бабушки. Она была замужем за миссионером и жила в Кашмире во время Второй мировой войны. Я ее ни разу не видела. Она умерла еще до моего рождения. А ваши бабушка и дедушка живы?

— Нет. Отец тоже погиб. Моя семья — это мама и две младшие сестры, больше никого у меня нет.

— Значит, вы единственный мужчина в семье? Огромная ответственность.

Мехран кивнул.

— Вы проделали такой долгий путь только ради того, чтобы посмотреть на коз и посетить фабрики? Очень необычно!

— Правда?

— Большинство людей беспокоится о настоящем или о благополучном завтра.

Меир с первых секунд поняла, что с Мехраном можно говорить откровенно. Он прекрасно ее понимал, и не требовались дополнительные усилия, чтобы наладить контакт. Она рассказала ему о смерти отца и о том, как в последнюю проведенную в старом доме ночь нашла индийскую шаль. Объяснила, что у брата и сестры есть семьи, и только она свободна и смогла отправиться в долгое путешествие.

— Но я представляю всю нашу семью, — заключила Меир. Она не хотела, чтобы о ней думали как об эксцентричной чудачке, потворствующей собственным прихотям.

— Понятно. — Он аккуратно поставил пустую чашку на стол.

Очевидно, ее объяснения не совсем удовлетворили его. Меир поспешно добавила:

— Мне нужно было какое-то задание или приключение. Все указатели на моем жизненном пути вели меня туда, куда мне не очень хотелось попасть. Вот я и выбрала окольную тропку. За последний месяц я поняла, как сильно люблю родные места и как дорога мне семья. Мне было сложно разобраться в своих чувствах, пока я находилась там.

Мехран впервые улыбнулся.

— Вы сами приехали в Кашмир?

— Да.