Меир улыбнулась своим мыслям и заперла дверь номера. Она была свободна. Впереди были дни и недели, которые она могла провести по своему усмотрению. У нее были деньги (от продажи старого дома в Уэльсе) и время, чтобы обдумать свой странный творческий проект, который месяцами не давал ей спокойно спать. Даже Хэтти не знал о ее задумке. Меир просто не находила слов, чтобы описать то, что творилось у нее в голове. Но самый неопределенный из всех ее неопределенных планов занес ее сюда, в Лех[2], и у нее на руках был такой же неопределенный билет домой, с открытой датой, который ничем не мог ее утешить.

Бетонная дорожка с цветником по обе стороны, где росли циннии, космеи и безвкусные ноготки, вывела Меир на улицу. Она направилась к центру города. Все вокруг казалось ей восхитительным и прекрасным. Приближался октябрь. Осенью заканчивался короткий туристический сезон. Закрывались сувенирные лавки, во многих туристических агентствах были опущены металлические жалюзи на окнах — помещения готовили к зиме. Интернет-кафе и мелкие магазинчики, которые летом пользовались большой популярностью у туристов, уже закрылись. Горные пики, возвышающиеся над городом, сверкали новым снегом, а тополя шелестели сухой золотой листвой.

Через месяц придут настоящие снега, и высокогорные перевалы, соединяющие столицу Ладакха и Кашмирскую долину на западе и Химачал-Прадеш[3] на юге, будут недоступны. До самой весны. Шесть долгих месяцев добраться до Леха можно будет только по воздуху. Меир прилетела сюда из Дели. Гуляя по городу, она пыталась представить, как выглядят эти улицы в середине зимы. Наверное, сугробы наметет до самых окон, а на крышах будут громоздиться тюки с соломой для животных. Но ее отвлекли от размышлений. Ввиду неизбежного исчезновения туристов местные торговцы с удвоенной силой старались заработать свои последние рупии. На главной улице ее окружили три продавца.

— Хелло, мадам, вы откуда? Заходите в мой магазин, пожалуйста.

— У меня самая красивая пашмина. Только для вас — по специальной цене.

Третий мужчина обиделся, когда она отрицательно мотнула головой, и недовольно произнес:

— Хоть посмотрите! Смотреть бесплатно, мадам. Куда вы торопитесь?

Меир действительно никуда не торопилась. Улыбнувшись, она зашла в ближайший магазин и позволила продавцу продемонстрировать свои сокровища. Там были тибетские серебряные подносы, украшения с кораллами и бирюзой, китайские термосы и пушистые одеяла ярких оттенков. А еще шляпы и жилеты из козьей шерсти, шерстяные сумочки с разноцветными кисточками, стопки футболок всевозможных цветов и размеров. На футболках красовалась вышивка и слоган «Як! Як! Як! Ладакхи!» Меир быстро привыкла к полумраку магазина. Возле дальней стены она различила ряд самоваров, медные подносы, расшитые шерстяными нитями коврики.

— Очень мило. Спасибо, что показали. — Меир твердо решила ничего не покупать.

Но мужчина был кашмирцем, а значит, прирожденным торговцем.

— Вам нужна пашмина! — уверенно заявил он.

Дальний угол магазина от пола до потолка занимал шкаф, до отказа забитый разноцветными изделиями.

— Покажите.

Продавец немедленно начал доставать с полок шали. На крошечном прилавке засияли тысячи цветов. Тысячи оттенков желтого, голубого, розового.

— Видите? Потрогайте! Лучшее качество. Чистая пашмина.

Теперь Меир хорошо разбиралась в кашемире. После того как к ней в руки попала прекрасная шаль (надежно запертая в гостиничном сейфе), Меир постаралась как можно больше узнать о пашмине, и ей было известно, каким должно быть качество, она могла прикинуть стоимость.

— Чистая? — спросила она. — Правда?

— Да, чистый шелк и шерсть. Тысяча двести рупий. Примерьте вот эту розовую или бирюзовую. Скоро Рождество. Это отличный подарок вашим друзьям. Отдам три штуки за три тысячи.

— У вас есть кани, шали с вышивкой?

Торговец внимательно посмотрел на нее.

— У мадам отличный вкус. Сейчас найду.

Он открыл комод и достал новый ворох ярких изделий. Как фокусник, торговец разворачивал перед Меир все новые и новые шали. Она взяла в руки одну и залюбовалась сочным цветочным узором в темно-красных тонах. Затем набросила шаль на плечи.

— Вам очень идет, — одобрил кашмирец. — И цвет вам к лицу.

Эта шаль не шла ни в какое сравнение с бабушкиной. Ткань была грубой, цветы — какими-то шершавыми на ощупь и неаккуратными. Эта шаль висела, как кухонное полотенце, а ее — ниспадала красивыми складками. Меир не могла определить, как именно был сделан узор, но большие промежутки между нитями разных цветов наводили на мысль о дешевой машинной вязке.

— Спасибо, — пробормотала она.

— Девять тысяч. Очень дешево. — Продавец уже знал, что она ничего не купит. — А вот это вышитая шаль ручной работы.

Он подал Меир темно-синюю шаль с белыми цветами. Узор, несомненно, был выполнен вручную, но очень неумело, нити на изнанке ложились неровно, кое-где между стежками виднелась ткань основы. Ее шаль была совершенно другой: крошечные цветы вышиты нитками того же оттенка, что и основа, а стежки — очень мелкие, невооруженным глазом их было не заметить. Лицо и изнанка ничем не отличались. Вышивка обрамляла основной узор из турецких «огурцов», создавая эффект объема и глубины.

— Очень мило.

У продавца был оскорбленный вид. Меир торопливо вышла из душной лавочки на яркий солнечный свет. Она выбрала первые попавшиеся серьги со стенда у двери, быстро расплатилась и наконец сбежала от продавца.

— Заходите еще! — бросил тот ей вдогонку.

Два других продавца снова потянулись к ней, но без особого энтузиазма. Меир без труда ускользнула от них и продолжила свой путь по пыльной улице. На тротуаре сидели женщины с корзинами, доверху наполненными яблоками и цветной капустой. На углу расположился чистильщик обуви. Он всячески пытался привлечь внимание Меир, хотя ее потрепанным кедам щетка и воск были совершенно ни к чему. По ухабистой дороге с грохотом неслись скутеры и рикши. Шум стоял просто невероятный. Меир наугад выбрала тенистую боковую улочку и нырнула туда. На непрошеную гостью вылупилась шелудивая собака. Но здесь было прохладно, и Меир продолжила свой путь мимо парикмахерских и мясных лавок. На деревянных прилавках лежали козьи головы, под ними медленно растекались лужи крови. Над прилавком жужжал какой-то приборчик, напоминающий раздвоенный змеиный язык с моторчиком. Наверное, он отгонял мух от мясных обрезков. От этого зрелища Меир стало не по себе. Она достала из сумки бутылку с водой, сделала большой глоток и поспешила дальше.

Улочка становилась все уже и темнее, под ногами чавкала жижа из гниющих овощных отходов и еще чего-то совсем непонятного. Женщина в сари обогнала ее и прошмыгнула вперед; навстречу, так же торопливо, шла женщина в хиджабе. Торговцы зазывали в свои магазины, на обочине шумно играли дети. Все занимались своими привычными делами. В этот момент Меир остро почувствовала свою чуждость этому месту. Здесь она была обычной туристкой.

Улочка вывела Меир на небольшую площадь. В одном ее углу стоял коричневый бычок и с гастрономическим интересом присматривался к куче тлеющих отходов. В другом находился позолоченный молитвенный барабан под темно-красным деревянным навесом. От толпы отделился пожилой монах в желто-оранжевых с пурпуром одеждах. Он подошел к барабану и покрутил его по часовой стрелке. После, бормоча молитвы и перебирая бусины четок, удалился. Меир сфотографировала его и тоже продолжила путь. По всей видимости, улица примыкала к базару: чем дальше продвигалась Меир, тем больше становилось лотков с кроссовками и коричневыми шлепанцами. Над головой появились гирлянды из рюкзаков и сумок. На электрических проводах висели детские платья из яркой ткани с огромным количеством блесток. Сквозь все это добро просачивался сизый дым, источником которого была печь в продовольственном киоске. Возле него Меир впервые увидела семейство Беккер.