– Взгляните-ка, кто к нам пожаловал, – вполголоса сказал я Вульфу.

Видимо, парень в комбинезоне был им больше не нужен, и он ушел, а остальные направились прямиком к своей жертве, то есть ко мне. Выглядели они довольно мрачно и лишь сухо кивнули в ответ на наши с Вульфом приветствия. Барроу обратился прямо ко мне:

– Ступайте со мной.

– Куда, простите? – осклабился я.

– К шерифу. Я с удовольствием провожу вас. Он протянул ко мне свою лапу. Я скрестил на груди руки и отступил на шаг.

– Не спешите. У меня есть пистолет и лицензия частного детектива. Пистолетом я владею на законных основаниях. Нам ведь не нужны осложнения, не так ли?

Глава 16

– Даю вам слово, капитан, что в моем присутствии он вас не застрелит, – любезно начал Вульф. – Он знает, что я не выношу кровопролития. Кстати говоря, это мой пистолет. Дай мне его, Арчи.

Я вытащил пистолет и протянул Вульфу. Он поднес его к глазам и сказал:

– Уортингтон тридцать восьмого калибра, номер такой-то. Если, капитан, вы настаиваете на том, чтобы забрать его, что совершенно противозаконно, как справедливо заметил мистер Гудвин, то напишите расписку, и вы его получите.

Барроу кашлянул.

– Не валяйте дурака. Оставьте себе этот паршивый пистолет. Идемте, Гудвин.

Я покачал головой:

– Я здесь нахожусь тоже на законных основаниях. Чего вы от меня хотите? Если одолжения, то так и скажите. А если вы намерены меня арестовать, то предъявите подписанный ордер. Вы ведь должны знать законы. В противном случае не советую меня трогать.

– Мы здесь хоть и в провинции, но законы знаем, – ответил Уодделл. – Было совершено убийство, и капитан Барроу хочет задать вам несколько вопросов.

– Пожалуйста, пусть спрашивает. А если он хочет побеседовать с глазу на глаз, то мог бы и попросить меня об этом. – Я повернулся к Барроу. – Я знаю, чего вы хотите, я видел, как тот орангутанг показывал на меня пальцем. Я знаю, что он видел, как я беседовал сегодня днем со своими знакомыми в загоне возле кучи соломы. До меня донеслись также слухи, что под кучей соломы в этом загоне нашли труп с воткнутыми в него вилами. Видимо, это была та самая куча соломы – мне ведь всегда везет. А вам надо узнать, почему я был там, о чем мы говорили с моими знакомыми и какой у меня был мотив проткнуть вилами этого человека. К тому же врач сказал, что он был убит два часа и шесть минут назад, так что мне надо отчитаться в своих действиях с десяти утра до двух часов тридцати минут дня. Верно?

– Да, – согласился Барроу. – Только нам интереснее было бы знать, что в это время делал убитый. Когда вы видели его последний раз?

– Попробуйте что-нибудь другое, – улыбнулся я. – Я уже много лет этим трюком не пользуюсь. Скажите мне сначала, кто этот убитый.

– Его звали Говард Бронсон, – не спуская с меня глаз, выпалил Барроу.

– Черт побери! – Я скорчил удивленную физиономию. – Друг Клайда Осгуда?

– Да. Когда вы видели его в последний раз?

– В десять тридцать сегодня утром, когда он вылезал из осгудовской машины, возле отеля. Я был в машине вместе с мисс Осгуд в Ниро Вульфом.

– Вы его хорошо знали?

– До понедельника никогда с ним не встречался.

– Между вами не было близости?

– Никакой.

– Какие-нибудь личные контакты?

– Пожалуй… не было.

– Что значит «пожалуй»?

– Может быть, денежные дела?

– Никаких.

– Как вы тогда сможете объяснить, что пустой бумажник, найденный в его кармане, сплошь покрыт отпечатками ваших пальцев?

Болван успел мне невольно все выдать. Если бы он сразу задал мне этот вопрос, я бы разве что промямлил какую-нибудь чушь, а так у меня было время подготовиться.

– Конечно, сейчас объясню, – широко улыбнулся я. – Вчера вечером в доме Осгуда я нашел на веранде бумажник. Я заглянул в него, чтобы по содержимому определить владельца, обнаружил, что это Бронсон, и вернул бумажник ему. Мне и в голову не пришло стереть отпечатки.

– О! У вас все заготовлено.

– Что заготовлено? – невинно осведомился, я. – Бумажник?

– Объяснение.

– Да, я всегда ношу с собой целую пачку. – Я поджал губы. – Да пораскиньте мозгами. Если бы я убил этого парня или если бы я нашел его мертвым и залез к нему в бумажник, неужели я оставил бы на нем свою подпись? Вы считаете меня таким олухом? Может быть, я вам немного помогу. Вы говорите, бумажник был пуст. А вчера вечером, когда я вернул его владельцу, в нем было около двух тысяч долларов.

Тут начал действовать гений Ниро Вульфа. Я говорю так не о придуманной им хитрости – для этого требовалась лишь способность быстро соображать, – а о гениальном предвидении, хотя сперва я не придал его действиям никакого значения. Видимо, устав от разговора, в котором он не принимал никакого участия, он засунул пистолет в боковой карман и принялся возиться с опрыскивателем.

– Что ж, по вашему совету попытаюсь пораскинуть мозгами, – произнес Барроу. – Вы брали что-нибудь из бумажника?

– Сегодня? Я его не видел. Я только один раз его нашел.

– Сегодня или в другой день, неважно. Брали или нет?

– Нет.

– Брали ли вы вообще что-нибудь у Бронсона?

– Нет.

– Вы согласны подвергнуться обыску?

Мой мозг заработал, как вычислительная машина. За полсекунды я перебрал пять или шесть вариантов, безмятежно улыбаясь Барроу и уголком глаза следя за Ниро Вульфом. Я заметил, что он подает мне знаки указательным пальцем правой руки, скрытой от посторонних взглядов краешком его пиджака. Это был напряженный момент. Молясь всем богам, что истолковал знаки правильно, я учтиво сказал Барроу:

– Извините, я колеблюсь, поскольку пытаюсь решить, что вас разозлит больше: если я откажу вам в этой любезности, дабы вынудить вас к действиям, или же если соглашусь, чтобы вы все равно ничего не нашли. Но теперь, когда пистолета у меня нет и вам не придется меня обезоруживать…

Струя мыльной пены из опрыскивателя под высоким давлением брызнула ему прямо в лицо.

Он захлебнулся, взвизгнул и отскочил в сторону, совершенно ослепленный. Это тоже был напряженный момент. Моя рука юркнула в нагрудный карман, вынырнула оттуда, и в мгновение ока я сунул свой бумажник в боковой карман пиджака прокурора Уодделла, шагнувшего к капитану с недоуменным восклицанием. Никаких других движений я не делал. Барроу схватил носовой платок и прижал его к глазам. Вульф предложил ему свой платок и сказал убитым голосом:

– Тысяча извинений, капитан. Моя дурацкая неосторожность. Особого вреда, конечно, от этого не будет…

– Заткните глотку, или я вам ее заткну! – На ушах и подбородке Барроу еще поблескивали жемчужные капельки, но глаза он протер. Повернувшись, он грубо напустился на меня:

– Подлые штучки! Куда ты это выбросил?

– Что выбросил? Вы с ума сошли?

– Это я-то сошел с ума? Он бросился к Уодделлу.

– Что он делал, когда этот толстопузый залепил мне глаза?

– Ничего, – ответил Уодделл. – Он стоял возле меня. Он даже не шелохнулся.

– Заверяю вас, – вставил Вульф, – если бы он сдвинулся с места, я бы это заметил.

Барроу свирепо посмотрел на него.

– Я ведь извинился, сэр.

– Идите к черту. Как вы смотрите на то, чтобы прогуляться с нами в прокуратуру?

– Вы разгневаны, капитан, – покачал головой Вульф, – и я вас не виню, но ваши действия не оправданы. Арестовать меня за то, что я случайно обрызгал вас, – неразумно.

Барроу повернулся к нему спиной и обратился к Уодделлу:

– Вы говорите, он не двигался с места?

– Гудвин? Нет.

– Он ничего не передавал Вульфу?

– Нет, конечно. Он стоял в десяти футах от него.

– Может, он что-нибудь бросил?

– Нет.

По обе стороны прохода собрались уже около дюжины зевак. Барроу воззвал к ним:

– Кто-нибудь из вас видел, как этот человек достал что-нибудь из кармана и передал толстяку или бросил куда-нибудь? Я капитан Барроу. Это для меня важно.