Последнее обстоятельство Карл словно бы пропустил мимо ушей. Уилмот остался доволен. Ему удалось отвлечь короля от личных чувств; дела в Европе, международные события пробудили Карла, он вновь стал королем, главой подданных. Его четкие конкретные вопросы, понимание дел, острота суждений — все указывало, что перед Уилмотом его прежний повелитель, король Англии, Шотландии и Ирландии Карл II Стюарт. Даже манеры его изменились, и сквозь напускную пуританскую простоту вновь проступило величие монаршей особы.

Поэтому, когда за окном раздался топот копыт, Карл даже поморщился.

— Это они, — сказал он, имея в виду Джулиана с Евой и понимая, что ему теперь не до личных переживаний.

Однако оказалось, что прибыли капитан Татерсен с полковником Гоунтером и Фрэнсис Мансел. Подошло время ужина, и Карл вновь надел маску скромного пуританина, в основном из-за капитана, не посвященного в суть дела. К тому же Татерсен во время трапезы как-то странно поглядывал на «мистера Уильяма Джексона» — очередное вымышленное имя, под которым Карл должен был покинуть Англию. Татерсен сообщил не очень утешительные вести: он опасался, что этой ночью они не смогут отплыть, пока ветер не переменится, ибо сейчас час отлива; капитан для большей безопасности оставил «Сюрприз» в устье Адура, но вода отхлынула, и корабль лежит на мели. Ближе к рассвету они поднимутся на корабль и лишь утром смогут отчалить.

Выбирать не приходилось. Карл первый заметил это и, как пуританин, стал ссылаться на волю провидения. Затем он перевел разговор на кушанья и порекомендовал присутствующим отведать пирожков из Сент-Прайори. Он всячески старался поддерживать непринужденную атмосферу, Уилмот вторил ему. Но его слуга Сван, прислуживая им за столом, помимо воли, оказывал особые почести королю, и лишь порой сердитый взгляд Уилмота ставил его на место, и он уделял внимание и другим гостям. Негоциант и полковник Гоунтер, зная, с кем делят трапезу, держались сдержанно. Что до капитана Татерсена, то он ел молча и лишь порой исподлобья поглядывал на короля. Когда в комнату входил хозяин гостиницы Смит, он опускал глаза, но лишь за тем закрывалась дверь, как он вновь устремлял на Карла изучающие пристальные взгляды. Наконец он отбросил салфетку и сказал, что он не такой глупец, каким, видно, сочли его присутствующие, сумел разглядеть под простой одеждой своего пассажира высокое достоинство и понял, кем может быть смуглый джентльмен, которого следует тайно перевезти во Францию.

На миг возникла пауза. Потом Уилмот как-то неестественно засмеялся и пожелал милости небес для всех смуглых высоких мужчин в Англии, а полковник Гоунтер положил руку на рукоять пистолета. Карл молчал. Лишь Фрэнсис Мансел, поняв, что таиться бесполезно, спросил капитана, что тот намерен предпринять.

— Ничего, — спокойно ответил капитан и, откусив пирожок, сказал, что он и впрямь превосходен — чудесная начинка, да и тесто выдержано в меру. Потом извинился перед королем за свои простецкие манеры и пояснил, что ему слишком хорошо заплатили, чтобы он отказывался от подобной сделки. Пока все переводили дыхание, он принялся пояснять, что с позволения пассажиров они поначалу будут плыть вдоль побережья к острову Уайт, а затем лягут на другой курс.

В этот момент дверь с грохотом распахнулась и в комнату ворвался Джулиан Грэнтэм, таща за шиворот перепуганного хозяина гостиницы.

Из-за напряженной ситуации никто не заметил, когда подъехал Грэнтэм, и теперь все удивленно глядели на разгневанного Джулиана и перепуганного хозяина.

— Этот негодяй подслушивал! — кричал Джулиан. — Клянусь громом и молнией, я застал его склоненным у замочной скважины.

Уилмоту пришлось приложить усилия, чтобы утихомирить Джулиана и расспросить хозяина, который так и кинулся к королю.

— Я не хотел ничего дурного, — почти плакал тот. — Я ведь одно время был слугой у его величества Карла I — да пребудет душа его в мире — и сразу узнал в смуглом высоком джентльмене бывшего принца Уэльского. Только робость вынудила меня держаться в стороне. — Он добавил, заметив, что Карл улыбается: — Теперь, когда вы гостили под моим кровом, мне остается только ожидать, что я стану лордом, а моя жена — леди. — Опустившись на одно колено, он облобызал руку королю.

Тут уж Карл расхохотался:

— Клянусь памятью предков, моя смуглая некрасивая физиономия знакома в Англии каждому встречному-поперечному. Но если уж узнавшие меня англичане относятся ко мне, как сейчас славный трактирщик, то — видит Бог! — я родился не для того, чтобы сложить свою голову на плахе.

Обстановка постепенно развеялась. Карлу удалось скрыть, какой испуг он пережил, убедившись, сколь часто его узнают. Было бы ужасно, если бы его предали сейчас, когда спасение кажется уже так близко. Он повернулся к Джулиану и пригласил его к столу, заметив, что лорд Грэнтэм должен обязательно отведать копченой грудинки — столь же нежной и мягкой, как девичья грудь. При этом он словно что-то вспомнил и удивленно поглядел на Джулиана. Тот скинул плащ, придвинул стул к столу и сел. Он держался спокойно, и Карл был в совершенном недоумении. Несколько раз он выжидательно поглядывал на дверь, словно ожидая, что она вот-вот откроется и войдет Ева Робсарт; но ничего подобного не происходило. Джулиан не спеша ел, и Карл начал терять терпение. В конце концов он встал и под предлогом, что ему нужно отдохнуть, вышел из комнаты, якобы направляясь в спальню, но на деле, чтобы посмотреть, где прихорашивается или отдыхает после долгого пути Ева.

Хозяин глядел на короля умиленными глазами, но на его расспросы лишь пожал плечами. Нет, он ничего не знает ни о какой леди, последний прибывший джентльмен приехал один. Карл не выдержал и велел позвать к себе Грэнтэма.

Когда Джулиан вошел, король резко спросил, не запамятовал ли лорд о его приказе привезти с собой миледи Еву?

Джулиан был бледен, повязка на его голове истрепалась. Выглядел он усталым и каким-то поникшим.

— Я ничего не забыл, сир. И своего долга перед вами также. Поэтому я приложил все усилия, чтобы отговорить леди Еву от этой поездки. У нас с ней была долгая и не совсем приятная беседа. Но все же мне удалось убедить эту даму, что, пока вы не в безопасности, пока не покинули Англию, она будет для вас лишь обузой. К тому же для женщины вытерпеть подобную скачку весьма нелегко. Я объяснил леди Еве, что для нее лучше, если она примкнет к Вашему Величеству, когда вы окажетесь уже в безопасности, за морем. Тогда она, возможно, приедет к вам. Если пожелает и решится — когда я уезжал, в Сент-Прайори прибыл полковник Гаррисон, и она осталась с ним.

Карл устало провел рукой по небритой щеке. Что ж, Ева вполне могла сообразить, что положение супруги помощника шерифа в Хемпшире для нее надежнее и безопаснее, чем сомнительное счастье быть одной из любовниц короля-скитальца. И все же, когда он вспомнил, как она умоляла его не оставлять ее… ему стало грустно. Хотя, может, Джулиан и в самом деле убедил ее. Он обладал известным красноречием, когда считал это необходимым или его вынуждало к этому чувство долга. Причин не доверять лорду Грэнтэму Карл не видел, он знал, что Джулиан совсем не умеет притворяться, и убедился в этом во время их одиссеи, когда он куда лучше своего спутника мог изображать «круглоголового». И еще он подумал, что, наверное, оно и к лучшему, ибо теперь у него не будет болеть душа, что он сломал жизнь Евы. Не возникнет чувства вины перед ней, когда ему придется оставлять ее ради более важных дел, и не придется давать пояснения своим сторонникам, какие отношения связывают его с дочерью парламентария Робсарта.

— Ты свободен, Джулиан, — устало произнес король. — Я оторвал тебя от стола, а тебе следует подкрепиться после дороги.

— А вам, сир, просто необходимо отдохнуть. Вы все увидите в ином свете, когда поспите.

Карл вяло улыбнулся. Он не мог побороть невольную грусть.

— Тебе тоже следует отдохнуть, Грэнтэм. У тебя утомленный вид. И… О, что это? У тебя на манжете кровь!