Она была невероятна.

Он любит ее.

Энтони склонился, собираясь коснуться ее лба легким поцелуем, когда вдруг до него дошла вся полнота последней его мысли.

Он любит ее.

Он обмер.

Он любит ее?

Его рука задрожала, и он вдруг повалился назад на тюфяк. Ну конечно. Как же он этого не понимал раньше? Он говорил себе, что хочет жениться на ней из-за ее благородной родословной, аристократических манер, а также из-за чертового пари. Из-за того, что она стала бы прекрасным приобретением для его дипломатической карьеры. Из чувства благодарности за то, что она приходила к нему во время его выздоровления. Из-за того, что он давно подозревал за ее сдержанной внешностью кипучую страстность, что сулило их супружеской жизни наслаждения на брачном ложе. Потому что он считал ее прекрасной и удивительной, и…

Любовь?

Об этом он даже не задумывался.

Он лежал рядом с женщиной, на которой он женится, и вдруг осознал, что обожает ее.

Эта мысль была настолько поразительной, буквально сногсшибательной, что ему трудно было в нее поверить.

Энтони сильнее прижал к себе Софию. Ему хотелось рассказать ей об этом, не терпелось поскорее поделиться с ней этой новостью. Но нужные слова не приходили. Эта мысль была для него слишком новой, чувство – слишком могучим, чтобы его выразить. Он найдет возможность рассказать ей о нем. Это будет особая, романтическая минута, и он откроется перед ней. А пока ему достаточно просто держать ее в своих объятия ощущать ее роскошное тело, прижавшееся к нему.

Он любит ее. Улыбаясь сам себе, Энтони заснул.

София просыпалась долго, тело ее было преисполнено неги, мысли затуманены пьянящей удовлетворенностью, которая, казалось, сочилась изо всех ее пор.

Она была счастлива.

Это чувство было таким странным, что она заставила себя пробудиться до конца и прислушаться к нему. Когда ее сознание прояснилось достаточно, чтобы вернулась способность рассуждать, ее мысли тут же затопили чувства: и те, что приходили из памяти, и те, что она испытывала сейчас.

Она лежала обнаженная. И хотя она испытывала мелкие неудобства, по большому счету ей было уютно и тепло в объятиях мужчины. В объятиях Энтони. В комнате было совершенно темно, но вечером горели свечи, когда они вдвоем…

От этого воспоминания все ее тело бросило в жар, ее вчерашнее поведение одновременно и возбуждало, и ужасало ее.

Они занимались любовью с упоительным распутством.

Она отдалась ему. Она обменяла свою мечту о свободе всего на одну ночь счастья в его объятиях. Но какого счастья! Она и представить себе не могла, что любовь может быть столь потрясающей, таить в себе столько всего чудесного и сладостного.

Однако наступило утро, и от содеянного прошлой ночью у нее перехватывало дыхание. Они занимались любовью. Она опозорена. Ей не остается ничего другого, кроме как выйти за него замуж. И в этом замужестве она лишится всего.

Ее внезапно охватила дрожь, она слезла с кровати и принялась лихорадочно искать свою одежду. Ее сердце мучительно билось в груди. Энтони… Нет, майор. Она должна думать о нем отстраненно. Майор сел на кровати. Она не видела его, но услышала его приглушенный вздох и скрип кровати, когда он зашевелился.

– София!

– Не зажигайте свечу! – вскрикнула она.

– Но…

– Не зажигайте!

Она стояла на четвереньках, пытаясь нащупать свою одежду, но нигде не могла ее найти. Нигде!

– Ну где же моя одежда? – воскликнула она.

– Вот здесь, – раздался его голос из пустоты. – Прямо возле кровати.

София двинулась к кровати и больно ударилась ногой. Майор, несомненно, ругнулся бы из-за посыпавшихся из глаз иск внезапной боли, но она лишь стиснула зубы.

– София, с вами все в порядке?

Ее лица коснулась рука, и она мгновенно отпрянула. Ночью он трогал ее с такой нежностью, проделывал с ее телом таки, восхитительные вещи… София решительно пресекла свои необузданные мысли. Она не может вспоминать все то, что он делал, если хочет быть свободной. Она не будет вспоминать.

– София, – окликнул он ее тревожным голосом, – что случилось?

– Н-ничего, – выдохнула она, наконец каким-то чудом нащупав свое платье. – Я просто ударилась ногой о… об…

Она даже не могла выговорить столь простое слово.

– Кровать?

– Да.

София услышала, как он снова зашевелился, и отползла подальше от него, прижимая платье к груди. Он прикасался к ней ночью. Он ее целовал.

– Давайте я зажгу свечу. У нас осталось несколько неиспользованных.

– Нет!

Ее возглас эхом облетел комнату и, вернувшись к ней, постепенно затих, оставив тишину – еще более оглушающую, чем до этого.

Она сделала глубокий вдох.

– Прошу вас, дайте мне сначала одеться.

– Но, милая, я видел вас всю этой ночью.

Его голос, в котором была слышна обида, затих.

Не зная, что сказать, она не стала нарушать тишину. Не знала даже, что думать. Прошлая ночь была… Была… Она была великолепна, и даже более того. Но София не могла отделаться от ощущения, что сдалась, отдала майору все. Себе она не оставила ничего, кроме бесконечных лет, которые она проведет в качестве его жены, следуя за ним по миру, как собачка. Хуже того, он мог оставить ее в Англии – смотреть в окно и считать часы до его возвращения.

София быстро натянула платье, громко зашелестев тканью в кромешной тишине.

– Теперь вы одеты и выглядите прилично? – спросил майор с сарказмом в голосе.

– Да.

– Замечательно.

Она услышала звук чиркающей спички, затем увидела огонек разгоревшейся свечки и в ее теплом свете – стоящего майора. Бесстыдно обнаженного.

– Майор!

– Ночью вы называли меня Энтони.

София тяжело сглотнула, не в силах отвести взгляд от его великолепного тела.

Шагнув к ней, он взял ее подбородок и приподнял, заставляя взглянуть ему в глаза.

– София, в чем дело? Почему вы так себя ведете?

– Я… я…

Что она могла сказать?

– Вы плачете!

Она почувствовала, как он стер слезу с ее щеки, но она, хоть умри, не могла понять, откуда взялись эти слезы. Она никогда не плакала.

– Ах…

Почему ей не приходило в голову ничего осмысленного?

– Вам больно?

Она заморгала, гадая, что он имеет в виду. Затем она вспомнила мимолетную боль прошлой ночью, когда ее девственность перестала существовать.

– Нет-нет, со мной все в порядке.

– Но тогда…

– Пожалуйста, прошу вас, не надо. Мне нужно подумать.

София быстро от него отвернулась, собираясь уйти прочь по проходу, но он схватил ее за руку, крепко сжав запястье.

– Не убегайте от меня, София. Пожалуйста, не сегодня.

– Но…

– Не этим утром.

В его твердом голосе слышалась боль, которую она уловила, даже несмотря на суматоху в собственных чувствах. Вздохнув, она кивнула, и он медленно ее отпустил.

Они так и стояли, глядя друг на друга. Она словно окаменела. Казалось, от малейшего движения она рассыплется на кусочки, так она была напряжена. А он, все еще нагой, как будто изготовился к бою – немедленно атаковать или защищаться.

В эту напряженную тишину ворвался шум сверху. София подняла голову, устремив взгляд к потолку, откуда доносился звук шаркающих и переминающихся ног.

Скоро они придут за нами, – сказал майор удивительно равнодушным тоном.

Она кивнула.

– Я… я полагаю, вы им скажете, что мы должны пожениться.

– Да, – ответил он, подняв подбородок будто в ожидании ее протестов.

София сглотнула, и что-то в ней надломилось. Как будто чрезмерно сжатая пружина наконец лопнула, оставляя ее без опоры. Ее колени вдруг ослабели, но он тут же оказался рядом, помогая ей присесть на край кровати.

– Тогда мы поженимся, – сказала она безучастно. – Я не могу отказаться. После этой ночи не могу.

Она прижала ладонь к губам, вспоминая, затем неожиданно пожала плечами.

– Вы сами говорили, что нет другого способа сохранить хотя бы видимость моей респектабельности.