Уже из первого сундука ей в нос ударил спертый запах. Запах шариков от моли, смешанный со слабым ароматом старых духов, исходил от большого тюка тюли, на которую были нашиты пайетки. Сначала Мелани подумала, что обнаружила карнавальный костюм, но потом увидела, что это вечернее платье. Раньше оно, наверное, было ярко-розового цвета, однако от краски, как и от духов, осталось лишь воспоминание.

Девушка осторожно вытащила платье из сундука. «Пятидесятые годы», — решила она. Наверное, это было одно из платьев, которые Ханна надевала, выходя в свет. В ту пору она была королевой парижских шляпниц.

Талия платья была очень узкой, а низ походил на колокол. Мелани удивилась тому, какой худощавой и изящной была ее прабабушка. Она и сейчас не была толстой, но в молодости, казалось, имела такие пропорции, которым могла бы позавидовать любая манекенщица.

Захочет ли Ханна поместить это платье на выставке? В любом случае Мелани решила показать его ей в качестве возможного экспоната.

Взгляд девушки упал на старую вешалку для верхней одежды, стоявшую в углу. Перед ней было несколько ящиков, и, если они будут достаточно легкими, она просто отставит их в сторону, а платье, как и другие находки, повесит на вешалку.

Когда Мелани приподняла самый верхний ящик, со штабеля в ее сторону соскользнуло что-то коричневое. Поначалу она не могла понять, что это такое, но потом этот предмет упал ей на лицо и свалился на пол. Мелани отставила ящик в сторону и рядом со штабелем обнаружила старый, выцветший конверт. В нем, похоже, было больше, чем одно письмо. Мелани осторожно повертела его в руках. Надпись разобрать было уже невозможно, но конверт не был заклеен. Мелани осторожно открыла его.

Лежавшая в конверте фотографическая пластинка стала для нее сюрпризом. Чтобы лучше рассмотреть ее, Мелани подошла поближе к одному из маленьких чердачных окон. На фотографии были изображены две девочки четырнадцати или пятнадцати лет. Обе были одеты в аозай, однако платье младшей выглядело несколько благороднее, чем аозай старшей девочки. Они держались за руки, их лица сияли. В конверте вместе с фотопластинкой лежали высохшие цветы жасмина, некоторые из них уже превратились в пыль. Там было также несколько густо исписанных листков тончайшей почтовой бумаги.

Мелани рассматривала пластинку со всех сторон. На ней была неизвестно кем сделанная надпись на вьетнамском языке: «Жасминовые сестры».

Кем были эти девочки? Может быть, Ханна их знала?

Когда Мелани развернула листки, то увидела, что на них записана целая история. Почерк был очень аккуратным, так пишут дети, которые овладели навыками каллиграфии лишь несколько лет назад. История была изложена по-французски, но Мелани очень хорошо знала французский язык. Она уселась по-турецки на пол и начала читать.

Жила-была богатая девочка, которую звали Хоа Нхай, что означает не что иное, как «цветок жасмина». Хоа Нхай жила в большом доме в большом городе, у нее были красивые платья, и она могла есть фрукты всегда, когда хотела. Хотя у нее было много игрушек и книг, она очень скучала. Больше всего ей хотелось, чтобы у нее была сестра, с которой она могла бы играть или гулять по большому саду, но у ее матери был всего один ребенок.

И вот однажды к ним в сад забралась бедная девочка. На ее лице были полосы грязи, на голове — небрежно заплетенные косички. Она пахла рыбой и водорослями и была немного старше, чем Хоа Нхай. Грубый аозай был велик незнакомой девочке, потому что ее тело было довольно худым — однако ее большие глаза были прекрасны, как два черных драгоценных камня.

Вместо того чтобы позвать слуг, которые присматривали за ней целыми днями, Хоа Нхай подошла к девочке:

— Привет, я Хоа Нхай. А ты кто?

— Тхань, — представилась та. — Тхань из порта.

Так вот, значит, откуда запах водорослей и рыбы!

— А что ты ищешь здесь, Тхань из порта? — спросила богатая девочка.

— Я хотела просто посмотреть на сад. Но если тебе это не нравится, я уйду. — Бедная девочка, казалось, очень смутилась.

Ее взгляд остановился на шелковом одеянии Хоа Нхай.

— Не бойся, — ответила Хоа Нхай. — Если ты хочешь, я покажу тебе сад.

Тхань сначала недоверчиво посмотрела на нее, словно опасаясь, что хозяйка сада отведет ее к клетке с кровожадными тиграми, но потом присоединилась к Хоа Нхай.

Хоа Нхай показала ей орхидеи и прекрасные разноцветные франжипани, а также стрелиции и розы, которые ее отец получил в подарок от своего начальника-француза. Тхань смотрела на все это, словно на драгоценные камни. Заметив на деревьях обезьян или птиц, она радостно вскрикивала, словно видела их в первый раз.

— А откуда ты родом? — удивленно спросила Хоа Нхай, потому что не могла представить себе ни одного места в Сайгоне, где не было бы деревьев, цветов, птиц и обезьян.

— Как я уже сказала, из порта, — ответила Тхань. — Но, может быть, я водяной дух.

— Тогда вода должна течь у тебя из рукавов, — возразила Хоа Нхай, потому что знала от своей матери несколько историй про водяных духов.

Когда ее отец бывал дома, мать при нем не решалась рассказывать эти истории, но когда они были одни, Хоа Нхай слушала истории о духах воды, воздуха и о духах предков, которые бродили по городу или подкарауливали людей на рисовых полях.

— И у тебя был бы ил в волосах…

— Да, этого у меня нет, — ответила Тхань, осмотрев себя.

Они не смогли долго разговаривать, потому что Хоа Нхай позвала ее мать.

— Ты придешь завтра? — спросила Хоа Нхай, бросив взгляд на дом.

— Постараюсь, — ответила Тхань, которая вдруг, казалось, съежилась, словно хотела спрятаться от какого-то чудовища. — Я буду ждать тебя здесь.

И с этими словами она исчезла в кустах.

С того дня Хоа Нхай и Тхань стали встречаться каждый день. Чуть раньше, если Тхань удавалось поймать много рыбы, чуть позже, если ей везло меньше.

Однажды Тхань появилась в саду очень расстроенная. И шла она так неосторожно, что ее чуть не заметил один из слуг.

— Моя мама чувствует себя очень плохо, — сказала она, когда Хоа Нхай наконец нашла ее. — Мне нужно пойти в храм Семи Солнц и попросить богов о помощи.

Об этом храме Хоа Нхай еще никогда не слышала.

Она знала, что у Тхань есть только мама, потому что ее отец утонул уже давно во время рыбной ловли.

— Храм Семи Солнц — это самое страшное место на свете, — сказала Тхань таинственным голосом, потому что любила страшные истории. — Никто не входит туда после наступления темноты, потому что там живет злая старуха, которая одним своим взглядом может убить человека. Даже взрослые мужчины плюются, когда говорят о ней.

— А что тебе нужно в этом храме? — испуганно спросила Хоа Нхай. — И что будет, если тебя увидит старуха?

— Пусть хранительница и настоящая ведьма, но сам храм не злой. Говорят, что посреди внутреннего двора растет чудотворный куст жасмина, цветки которого приносят счастье, но лишь в том случае, если сорвать их в полночь.

— Ты хочешь пойти в храм в полночь? — Хоа Нхай недоверчиво посмотрела на Тхань.

— Да, и я хотела попросить тебя пойти со мной. Ты очень счастливый человек, и мне кажется, что ты могла бы мне помочь.

Хоа Нхай никогда не задумывалась над тем, счастлива ли она. Но она жила в этом большом доме, у нее был чудесный сад, и никто не посмел бы назвать ее нищей. Да, наверное, она счастлива! И она заинтересовалась этим храмом, пользовавшимся дурной славой.

— Ну, хорошо, — ответила Хоа Нхай, — я пойду с тобой. Но как цветы жасмина могут помочь твоей матери? Надо заварить из них чай для нее?

— Нет, я положу ей веточку под подушку. А потом буду молиться за нее. Я уверена, что тогда она выздоровеет.

Была светлая лунная ночь, когда Хоа Нхай прокралась через ворота сада. Если ее родители узнают, куда она направляется, они ее накажут. Однако она дала обещание Тхань и хотела сдержать его.

Идя по дороге, которую ей описала Тхань, Хоа Нхай заметила, что город становится каким-то странным. Здания казались все беднее и беднее, и запахи были непривычными.