Изменить стиль страницы

«ЭРНИ СЕДЬМОЙ И ВОСЕМЬДЕСЯТ»

На автобус и музыкальные инструменты, которые были положены в салоне так, чтобы их легко можно было увидеть в окна, ушла большая часть денег Нормана Берриджа. Паркер, обойдя «бьюик», задержался перед плакатом.

Усмехнувшись, Кенгл сказал:

— Неплохо получилось, а?

— Здорово, — сказал Паркер.

— Да, не придерешься. Совсем как настоящий.

Паркер согласно кивнул. Автобус, который так бросается в глаза, вряд ли вызовет подозрения.

Спортивную куртку и свитер Паркер бросил на заднее сиденье автобуса. Фуско вошел в автобус вслед за ним, вынул золотые туники из коричневого бумажного пакета, встряхнул их и, кое-как разгладив складки, развесил по спинкам кресел. Паркер, обойдя Фуско, вышел из автобуса. Кенгл закреплял второй плакат на другом борту автобуса. Третий, поменьше, но такой же яркий, Стоктон повесил на заднее стекло. Уэбб, уже заменивший номера, возвращал инструменты в сумку, лежавшую в задней части микроавтобуса.

Без десяти пять они были полностью готовы. Все, кроме Стоктона, открывавшего двери гаража, сели в автобус. Двери гаража, когда Паркер и Фуско приезжали сюда в первый раз, были заперты на висячие замки, и, чтобы открыть гараж, их пришлось подпилить, но Паркер и Фуско сделали так, что замки, навешанные снова, выглядели целыми и невредимыми.

Мужчины натянули на себя туники и разместились впереди. Уэбб сел за руль, завел двигатель, который зашумел не громче, чем прежний, и выехал на освещенную солнцем поляну с редкими деревьями. Стоктон закрыл двери гаража, навесил замки, и, когда Уэбб развернул автобус, влез в него, но тунику пока не надел.

Автобус медленно спускался по пыльной дороге, Уэбб старался не особенно трясти то, что там лежало. Коробки для игрушек скромно лежали на полу рядом с последним сиденьем, заваленные музыкальными инструментами: малыми барабанами, электрической гитарой с усилителем, саксофоном и тремя-четырьмя другими.

Перед самой Хилкер-роуд Уэбб остановился, Стоктон вылез и дальше пошел пешком. Он отошел на довольно большое расстояние, и, когда остановился, его уже с трудом можно было разглядеть; они ждали от него сигнала, что ни в одном направлении не видно ни одной машины.

Минуты через две он подал такой сигнал, и Уэбб, не нажимая на тормоза, пулей спустился вниз и вывел машину на асфальтированную дорогу. Стоктон вскочил в открытую дверь автобуса, когда тот поравнялся с ним.

Уэбб нажал на акселератор, и они рванули, вперед, на юг.

Через пять минут они были уже у южных ворот. По дороге Кенгл, Стоктон и Фуско о чем-то разговаривали, но, когда Уэбб повернул к воротам, разговор сразу затих, и в автобусе воцарилась тягостная тишина. Было десять минут шестого.

Уэбб, остановившись у ворот, опустил стекло и крикнул полицейскому:

— Как проехать к офицерскому клубу?

Тот что-то ответил.

Уэбб, прикидываясь недоумком, произнес:

—А?

Полицейский, по-видимому, повторил сказанное.

Уэбб произнес:

— Минутку, — и, обернувшись, крикнул Паркеру так, чтобы полицейский слышал: — Он говорит, что ему надо посмотреть сопроводиловку.

Паркер вынул бумагу из внутреннего кармана лежавшей на соседнем сиденье спортивной куртки, прошел вперед, передал ее Уэббу, а тот в свою очередь вручил ее полицейскому со словами:

— Это что ли вам?

Бумага, конечно, была так себе. Она была написана на бланке офицерского клуба, который Деверс украл в прошлую пятницу. Адресована концертному агентству «Шинан и Уилкокс» в Нью-Йорке (адрес его взяли из телефонной книги) и подписана майором Алексом Картрайтом — так действительно звали начальника офицерского клуба военно-воздушной базы Монеквуа; в письме содержалась заявка на концерт группы «Эрни Седьмой и Восемьдесят» на предварительно, путем переписки, согласованных условиях, в среду тридцатого сентября в офицерском клубе Монеквуа. «Это письмо, — писалось в конце, — служит основанием для выдачи одноразового пропуска на территорию базы. Группа должна прибыть не позже пяти часов вечера».

Паркер наблюдал за происходящим через окно, и в ту секунду, когда, по его расчету, полицейский должен был закончить чтение письма, он выглянул из автобуса и крикнул:

— Приятель, мы опаздываем. Можно? Это был решающий момент. Если их сразу же пропустят, прекрасно! Но если для верности полицейский захочет позвонить майору Картрайту, им не останется ничего иного, как развернуться и умчаться.

Вся проблема заключалась в автобусе. На нем они должны были увезти добычу; если бы они решили воспользоваться «понтиаком» Деверса, то их легко могли бы выследить. У дежурных охранников нетрудно было узнать, какие машины покинули базу сразу после ограбления. Если же украсть машину из гаража базы, пришлось бы с ходу пробиваться через ворота, а этого им хотелось избежать. В любом случае им требовалось по меньшей мере полчаса, чтобы навести полицию на ложный след, а самим залечь на дно. Поэтому нужна была машина с соответствующими документами, пусть даже фальшивыми.

Но для того чтобы иметь возможность воспользоваться машиной, ее нужно было каким-то образом протолкнуть на базу. И в этом состояла главная трудность.

Согласно письму они опаздывали уже на десять минут. С внутренней стороны ворот у пропускной скапливались люди, окончившие работу в пять часов и торопившиеся домой. Паркер правильно рассчитал: полицейскому сейчас не до них, письмо должно было показаться убедительным, то, что они опаздывали, тоже им на руку — волынить времени не оставалось.

Все это так, но...

Полицейский, хмурясь, перевел взгляд с бумаги на Паркера и Уэбба, потом глянул на плакаты, прикрепленные к бортам на стенке автобуса, на музыкальные инструменты, на пассажиров в золотых туниках, которые были видны в окна, и нерешительно сказал:

— Я что-то ничего не слышал о вас, ребята.

— Мы даем всего одно представление для вашего начальства, дружище, — ответил Уэбб.

— Может быть, показать документы? Водительские права? Регистрационное свидетельство? — предложил Паркер. У него было и то, и другое на имя Эдварда Линча. В течение ряда лет то тут, то там Паркер добывал разные фальшивые бумажки, которые могли бы при случае пригодиться.

Все еще сохраняя озабоченное выражение лица, полицейский, не зная, как поступить, снова посмотрел на письмо. В это время другой полицейский, стоявший по ту сторону ворот, потеряв терпение, что-то ему крикнул, и он сказал, обращаясь скорее к себе, чем к Уэббу и Паркеру:

— Думаю, что все в порядке.

— Конечно, — подтвердил Уэбб. — Вот разве только опоздаем.

— Сейчас я выдам пропуск, — сказал полицейский и направился к проходной.

Инстинктивно Уэбб отвел переключатель скоростей на задний ход. Но полицейский тут же вышел, держа в руке зеленый прямоугольник картона.

— Прикрепите к ветровому стеклу, — сказал он, протягивая пропуск Уэббу. — Будете возвращаться, вернете. Это ваше, — вернул он Уэббу письмо.

— Спасибо, дружище. Теперь нам остается только узнать, где офицерский клуб. Полицейский протянул руку.

— Езжайте прямо до Джи-стрит, потом направо. Мимо не проедете, это большое здание с витражами у входа.

— С витражами. Красиво. Спасибо, друг.

Уэбб отдал Паркеру письмо, включил сцепление, и они въехали на территорию базы.

Паркер вернулся на свое прежнее место. Уэбб, не доезжая Джи-стрит, свернул направо, как указал ему полицейский. Сразу же после поворота Паркер и все остальные стянули с себя туники и надели куртки и галстуки. Уэбб снял тунику только после того, как припарковал машину на поперечной улице, на правой стороне которой находился офицерский клуб, на левой — клуб для сержантов; пока он переодевался, Кенгл и Стоктон сняли плакат, прикрепленный к заднему стеклу. Немногочисленные прохожие в военной и цивильной одежде не обращали на них никакого внимания.

Подождав, пока Кенгл и Стоктон снова войдут в автобус, Уэбб поехал на парковочную площадку офицерского клуба; он поставил машину с краю, в тени большого ветвистого дерева, одного из немногих, сохранившихся на базе. Плакаты с бортов автобуса удалили, высунувшись из окон автобуса, и бережно свернули вместе. Потом вся команда вышла из автобуса, пересекла парковочную площадку и двинулась по улице. Паркер шел предпоследним, перед Уэббом, который задержался, запирая машину. Быстро темнело, как обычно в северных районах осенью, и почти каждая третья машина шла с горящими подфарниками. Паркер перешел улицу и направился к сержантскому клубу.