– Да? – недоверчиво переспросил наследник Аквилонии. – По-моему, госпожа Солльхин, одних извинений и твоих заверений – в надежности которых я, безусловно, не сомневаюсь – тут недостаточно. Я хотел бы в точности узнать, каких неприятностей нам еще следует опасаться… и не лучше ли будет, если мы сегодня же удалимся из ваших земель? Понимаю, этим поступком будет разрушено то немногое, что соединяет Рабиры с прочими странами, но, к сожалению, – Конни весьма схоже изобразил разочарованный взмах рукой, коим достопочтенный месьор Торреанс, глава Коронного Суда, предварял оглашение смертных приговоров, – мои венценосные родители не одобрили бы подобного риска. Думаю, нам пора собираться в дорогу. Майдельт!

Бравый гвардеец умудрился щелкнуть каблуками по мягкой земле. Ему с самого начала не нравилась авантюра с внезапной поездкой в Пуантен, и он не скрывал своего мнения. Когда же из Гайарда его милости Коннахару взбрело в голову отправиться в Рабиры, полусотник невольно стал подумывать о маленьком бунте.

И вот теперь все его худшие предчувствия оправдывались.

Сначала кто-то забирается в дом и малюет на стене кровавую гадость, а завтра доблестные стражники обнаружат хладный труп доверенного их попечению отпрыска королевской фамилии? Благодарим покорно! Домой, домой, в Тарантию, под надежную защиту стен замка. Пусть кто-нибудь другой имеет дело с рабирийскими кровопийцами!

Конни отнюдь не собирался приводить свою угрозу в исполнение, однако в глубине души честно признавал – вид отпечатка на стене его изрядно напугал, и, как следствие, разозлил. Он не мог понять, что происходит вокруг. Ариен со своими мрачными цитатами, похищенные лошади, кровь на ступеньках и разъяренный Майдельт – все это мало напоминало обещанную веселую прогулку.

Потому молодой человек почти не удивился странному обстоятельству: голоса окружающих его людей постепенно отдалялись, став невнятным шепотом. Он отлично видел стоявшую сбоку от него Айлэ, и то, как быстро шевелятся ее губы, но не мог расслышать ни слова.

– Не делай этого, Конни, – усталый, звучавший как-то надорванно голос принадлежал госпоже Солльхин. Она стояла прямо напротив Коннахара, и тот внезапно понял, насколько рабирийка стара. – Пожалуйста, не уезжай. Постарайся понять – в Холмах есть свои давние споры и свои давно сложившиеся взгляды на мир, которые невозможно изменить за один день. Если ты уедешь, я проиграю. Ради… ради кое-каких обещаний, данных в прошлом, помоги мне.

– Не знаю, о каких обещаниях ты говоришь, – осторожно произнес наследник трона, догадываясь, что этот разговор слышен только им двоим – ему и рабирийке, и что она имеет право так поступать. – Но мне хотелось бы знать правду…

– Правду? – Солльхин еле слышно хмыкнула: – Ее только что рассказали твои стражники – какой она предстает в их понимании. Их заставили поверить, будто они видят летучую мышь. Они заснули, потому что им приказали это сделать. Кто-то поднялся наверх и оставил Знак, тем самым выдав себя. Не могу сказать, кто именно это был, но я неплохо знаю эту компанию. Они зовут себя дуэргар, недолюбливают людское племя, и именно о них повествуют страшные предания, вроде того, что приводил в пример ваш многоученый мэтр Делле. К полудню кое-кто из их числа на вполне законных основаниях явится сюда, сопровождая Драго, и тогда я потолкую с ними… потолкую как следует. Ты удовлетворен?

– Да и нет, – честно ответил Конни. – Значит, обыскивать лес в поисках украденных лошадей бесполезно?

Рабирийка вздохнула и выразительно отчеркнула тонким пальцем короткую линию.

– И нам лучше сделать вид, будто ничего не случилось?

– Решение за тобой, – уклонилась от прямого ответа госпожа Солльхин. – У тебя есть полное право выказать недовольство и покинуть холмы. Поступай, как сочтешь нужным, только…

Она не договорила. Мир снова наполнился звуками, посвистом ветра, скрипом раскачивающихся деревьев, конским ржанием и встревоженными людскими голосами. Должно быть, беседа аквилонского принца с женщиной из Рабиров длилась очень и очень недолго, ибо вокруг почти ничего не изменилось, разве что около ворот конюшни появились гвардейцы под водительством десятника Хотурра.

«Должно быть, это и называется – проявлять мудрость в сложных жизненных обстоятельствах, – с грустью подумал Коннахар. – Или, как выразился бы отец, нельзя же упускать шанс заключить выгодную сделку? Я останусь здесь и встречусь с князем Рабиров. Взамен Солльхин позаботится о наказании местных шутников и похлопочет, чтобы меня приняли как можно лучше. Все останутся довольны. Может быть, я даже получу помощь в своих собственных замыслах».

– Майдельт, – принц Аквилонии оглянулся, наткнувшись на откровенно растерянный взгляд полусотника. Майдельт отчаянно пытался вспомнить, что происходило в течение последних десятков ударов сердца. Вроде бы ничего особенного: явилась дама Солльхин и заговорила с Коннахаром. Только о чем они толковали? – Мы остаемся, но розыски отменяются. Караульных не наказывать – они ни в чем не провинились. Это была неумная шутка… и мне бы не хотелось, чтобы о ней пошли какие-либо сплетни.

– Будет исполнено, – откликнулся гвардеец, в голосе которого слышалось явственное разочарование. Что ж, принц решил опять поступить по-своему. Однако если такая, с позволения сказать, «шутка», повторится еще раз, Майдельт любыми средствами вынудит Его высочество вернуться в Пуантен. И наплевать ему на возможное королевское неудовольствие!

Глава третья. Альянс

17 день Первой летней луны. Ближе к полудню.

Никто потом в точности не смог вспомнить, когда они появились. Конни мог побиться об заклад, что даже невозмутимая госпожа Солльхин на миг растерялась, и напомнил себе: по приезде домой выдать щедрое вознаграждение месьору Гренгену, бывшему наставником принца в умении вести себя при дворе. Вот наука и пригодилась.

Никогда прежде Коннахару Канаху не доводилось в гордом одиночестве представлять Аквилонскую монархию, да еще перед лицом столь диковинных созданий. И пусть голова у молодого человека слегка кружилась, а в ногах порой возникала предательская дрожь, но в своей приветственной речи он ни разу не запнулся. Произнес ее именно так, как следовало – ровным, уверенным голосом, с необходимыми оттенками милостивой любезности и вежливой почтительности младшего по отношению к старшему. Отец, матушка, друзья и учителя могли бы гордиться. Во всяком случае, Конни очень на это надеялся.

Иное дело, что от волнения он почти ничего не видел перед собой, кроме мелькания ярких пятен, и слышал только отдельные слова. Надо полагать, его взаимно приветствовали, выражали несказанную радость и произносили множество обкатанных временем громко звучащих фраз.

Далее, твердо помнил Конни, хозяевам и гостям надлежало проследовать к просторному навесу, разбитому на открытой поляне с видом на озеро и окрестные леса. Госпожа Солльхин клятвенно обещала создать там непринужденную обстановку, подходящую для спокойных бесед.

– О чем ты собираешься говорить – думай сам, – предупредила рабирийка. – Здесь я тебе ничем помочь не могу. Разве дать обычный в таких случаях совет – будь самим собой. Кстати, имей в виду: Драго чрезвычайно заинтригован вашим приездом… и ты можешь воспользоваться этим обстоятельством.

– Непременно, – согласился молодой человек, и, похоже, подходящее время настало. Теперь бы еще собраться с духом и суметь произнести первое слово. Милосердные боги, на что он замахивается, намереваясь вежливо поболтать с существом, каковое, во-первых, не является человеком, во-вторых, если верить слухам, старше него почти в тридцать раз?! Должно быть, Коннахар по юношеской рассеянности оставил умение разумно соображать в замке короны. Или на сторожевой башне Орволана.

Раз так, то терять нечего. Сейчас он самую малость выпьет для храбрости и повернется направо. Там стоит кресло с высокой спинкой в виде древесной кроны, а в нем удобно расположилось создание, владеющее землями, чьи размеры и протяженность не уступают аквилонским провинциям вроде Таурана или Пуантена. Это создание наверняка внимательно изучает его, приходя к каким-то своим выводам, и, возможно, украдкой посмеиваясь над людской самоуверенностью.