А главное, она знает, что всё повторяется, и люди не меняются, они так же глупы, слабы и хвастливы, как и девять Миров тому назад. Такими создали их сыны Бора из глины. А Хеймдаль, рожденный от девяти матерей, дал им души, но забыл про глаза. Так они живут до сих пор, души без глаз, не умеют найти жизненную тропу или увидеть цель. Они даже к Зеркалу Истины добираются на ощупь.

И вот теперь сосна сломана. Ее древняя немощь, последние судороги износившейся долгой жизни. Ствол и три покрытые лишайником ветви в один миг прожили блистательный полет свободы. Свободы от скалы, которая держала корни, а корни взрастили мощный ствол, а он украсил себя тремя красавицами-ветвями. И все они неустанно трудились в своем жизнепроживании. Каждый год обновляли иглы и насыщали зачатками жизни семена.

Жизнь дерева пришла к концу, а упавший ствол расколол на куски большую тыкву – отраду Йотты в пасмурный день и память о прошедшем счастье. Это была не обычная тыква, а почти тыквенный куст, выросший из семечка, которое подарил ей Бальдр в первый день.

…Она увидела его на рассвете, когда вышла на крыльцо, чтобы поздороваться с Солнцем. Был конец зимы, но снег на прошлогодней мертвой траве успел растаять. Травяные малыши упрямыми зелеными ершиками уже выпрыгнули из последних родительских объятий.

Он стоял на опушке леса и улыбался. И куда падал его взгляд, там всё взрывалось молодой листвой и ранними цветами. И оживали пчелы и шмели.

А рядом с ним стояла молодая песочно-серая волчица с желтыми глазами.

Два его шага до середины лужайки, один шаг Йотты с крыльца – и они не разнимут рук и не отведут глаз друг от друга до самой его нелепой гибели.

И его единственным подарком любимой женщине было тыквенное семечко. Они вместе закопали его справа от крыльца.

Через день вырос небольшой кустик, совсем не похожий на тыквенную рассаду, но потом его ветки выпустили длинные плети. На каждой распустились огромные желтые цветы, а осенью созрели семь раз по семь солнечных кожистых шаров с бороздками. Так повторялось каждый год. Зимой снег укрывал тыквенный куст, а весной он вновь оживал и повторял свой жизненный цикл до следующего снега.

Когда Бальдра не стало, Йотта смотрела на эти чудо-ягоды всё лето и осень. В день первого снега она их срезала и уносила в дом. До весны они служили ей и лекарством для людей, и пищей. Тыква – очень полезное и мудрое растение. Особенно если она посажена самим Богом весны. А Бальдр и был этим Богом, сыном Великого Одина и его жены Фригг. Когда он приходил, оживали леса и реки бурлили талой водой, а люди и карлики находили себе подружек и любимых.

В этом году созрела всего одна тыква, один оранжевый плод. И вот она раздавлена в кашу, и не найти под упавшим стволом ни одного целого семечка. И корни выдраны ураганом из земли и унесены на середину Эль-явра.

Больше никогда не зазеленеет ее память и надежда. И Бальдр никогда не вернется к ней. Ничего не повторяется в жизни, но безысходная и бунтующая надежда Йотты жила в этих солнечных гигантских ягодах.

Жгуче ударили по глазам слёзы, сердце сжалось мышонком, а потом взорвалось. Отчаяние пронзительным криком озерной чайки встревожило озерный мир.

– Эй, ты, Одноглазый Один! Будь ты проклят! Я не просила такой судьбы, ее мне навязали насильно. Завязали узлами мою тоску. А ты устранился из жизни. Там тебе сытно и спокойно – в темноте подземельев Хель! Ты не хочешь вызвать из Дальнего мира своего сына Бальдра, мою любовь и счастье! Какой же ты Повелитель Судеб? Ты жалкий карлик, а не Великий Бог, просто немощный подмастерье у Того, кто создал мир.

Всё уловил и понял чутким сердцем шкипер Оле. Ведь в мире озера Эль-явр люди и животные умеют слышать друг друга издалека. Особенно, если их судьбы связаны не одной жизнью.

Он пришел к ней, когда она рыдала на крыльце, горюя над раздавленной тыквой. Прежде всего он быстро и решительно убрал ветки и куски коры с крыльца, а потом сел рядом с Йоттой. Оле крепко обнял ее за плечи и стал говорить.

Он сказал много слов. Йотта сначала не хотела слушать, пыталась вырваться из крепкого кольца его рук, но ее сила угасла. Слишком много эмоций и потеря энергии в дни визита чужаков – демонстрация своей мощи, соперничество с Забэл, отчасти зависть, отчасти досада. Раскаяние в своих шалостях с ведьмами-неудачницами. Бездонное отчаяние…

А Оле говорил и говорил, не узнавая себя. Долго он молчал, целых три жизни. А теперь пришло время – они готовы. Он – говорить, она – слушать.

– Йотта, могущественная и слабая моя вёльва, Бальдра давно нет в этом мире. И ты уже не его любишь, а просто жалеешь себя. И стала приносить людям зло, а ведь рождена и предназначена была не для этого. Ты так много знаешь, но у тебя нет учеников. Никого ты не научила, как понимать язык растений, животных, ветров, снов и знаков судьбы. Твои мудрые Книги заперты в старом сундуке, и давно уже никто не интересуется твоими предсказаниями. Мало кто просит твоей помощи не потому, что нет таких людей, а потому, что ты отталкиваешь их своим высокомерием. Зюйд-вест мне в спину и на скалы, если я не прав!

– Нет, Оле, я не высокомерна. Это люди мелки и скучны. Их жалкие беды и просьбы иногда смешны. Но я помогала всем, кто ко мне обращался. Индрикс вернулся к своей неряхе Силджун? И Кэйя уже вертела задом вчера на танцах в Дальней деревне. Я знаю, знаю... И все звери в лесах вокруг Эль-явра здоровы.

– Но ты не знаешь, Йотта, как много тех, кому нужна твоя помощь… А они идут к простым ведьмам, которые болтают чепуху и вредят своим невежеством. Да и для них самих это плохо. Они думают, что сравнялись в своем мастерстве с тобой, с великой вёльвой. И тем самым умножают зло и укорачивают свою жизнь, сами всё чаще приходят к Водопаду. Это так, уж я-то знаю, как много стало прыгальщиц в последние годы… И пусть этот негодяй Берсерк подтвердит мои слова! Триста каракатиц ему на спину и бушпритом по его рваным ушам, но тут он не врет, Йотта!

И еще много слов сказал шкипер Оле Мортенлин, нежно заглядывая в глаза Йотте. Иногда серьезно, иногда насмешливо, прибавляя морские незатейливые ругательства.

А она, успокоенная его горячими руками и ласковым голосом, вдруг вспомнила, как Бальдр отвел ее на самую высокую вершину Йотунхейма. Оттуда они неслись вниз в туче снега до пещеры, где теперь спрятано золото викингов. И даже не смущаясь, рассказала о ночах и днях, которые они проводили там. О том, как она ждала его прихода из Асгарда, он ведь приходил весной и уходил поздней осенью. Не так всё было для нее лучезарно.

Йотта рассказывала просто и грустно, но и мечтательно, вновь переживая прошлую радость.

И Оле терпеливо слушал, только не стал больше заглядывать ей в глаза, а смотрел на озеро или на лес. И руки убрал с ее плеч. Вытащил из кармана свою дощечку и Могакан Гор-цик. А потом мягко напомнил, что не был Бальдр верен ей одной. Вообще богам вовсе не свойственна верность в любви к одной женщине. Кроме того, у него была жена…

– Да, – сказала Йотта, – но жены должны быть у каждого бога, а я была у него единственной любимой, остальные – это просто женщины из рода карликов. Он с ними забавлялся, а меня любил…

– Проглоти меня стопудовый осьминог, Йотта! А я тебя люблю уже черт знает сколько жизней. И ты знаешь об этом.

Йотта не удивилась, только посмотрела на него с интересом…

А потом рассмеялась и вспомнила губернатора Исландии, который приезжал к ней за прорицанием своей судьбы и подарил бочонок вулканического пепла для ее снадобий. А до него был предводитель флотилии викингов Бесстрашный Гримур. Он пришел к ней за предсказанием перед походом в страну куршей. И оба они хотели взять ее в жены и увезти с собой. Но Йотта была глуха и недосягаема для простых мужчин – в ее жизни был Бальдр.

Ураган давно умер, восточный ветер уполз за горы Йотунхейма, и влажные тучи пролили теплый дождь. Природа пришла в равновесие.

Наконец они встали рядом на крыльце, и Йотта обняла Оле, прижавшись к нему на секунду. Она была благодарна ему за верность, искренность и понимание. Искра пробежала. А значит, есть надежда, что костер разгорится.