Хильда с любопытством разглядывала, открывала дверцы шкафов, щупала толстые шкуры на топчане, провела рукой по крышке стола и ощутила легкую вибрацию дерева. Ей тут очень нравилось, она успокоилась после приключений долгого дня. И она устала, захотелось спать.
«Эй, ты чего это? А жрать? Давай не ленись, открывай этот железный шкаф и достань кусок мяса. Налей сметаны – я всегда в этом доме ем сметану, чтоб ты знала на будущее…»
Хильда, посмеиваясь про себя, выполнила все приказы наглеца. А тот, урча грубым басом, вылизал большую деревянную миску со сметаной, разжевал и проглотил, правда, с небольшим усилием, кусок мяса величиной с кролика и теперь сидел перед дверью в сытой созерцательности и, щуря глаза, разглядывал Хильду.
И только сейчас она увидела, что этот странный гигантский кот, наглый и властный, имеет окрас обычного городского помойного бродяги: серо-песочный с темными полосками – и обыкновенные кошачьи глаза желтого цвета. Только вот зрачки у него были полулунной формы. Когда он переводил взгляд – как будто два черных тонких полумесяца на желтом небе поворачивались рожками то в одну сторону, то в другую.
Она подошла к коту и протянула руку, чтобы почесать ему шею, как домашней кошке. Это было ошибкой и торжеством простенькой житейской истины – не мерь всех своей меркой…
Реакция кота была мгновенной, правая лапа взвилась в воздух, блеснул веер когтеножей, и рука Хильды от локтя до запястья украсилась пятью окровавленными полосами. Она вскрикнула и, стряхивая капли крови с руки, обиженно и возмущенно сказала:
– Какой же ты негодяй, дикарь и неблагодарный зверюга! Я тебе не сделала ничего плохого, впустила в дом, покормила, дала всё, что ты хотел, а ты…
«А я тебе не домашний пыльный тюфяк. И нечего протягивать ко мне руки, не люблю этого… Кстати, когда будешь меня звать, чтобы угостить рыбой или курицей, крикни просто в лес – Берсерк! – я услышу».
– Тебя зовут Берсерк? Говорят, они специально перед боем ели мухоморы, чтобы стать совсем злыми. Ты тоже ешь мухоморы? И потому такой злой?
«Не пори чушь, не ем я мухоморы, а имя я получил еще тысячу лет назад, когда начинал служить в дружине Эрика Бешеного. Вот славное было времечко!»
Берсерк всё еще сидел у двери и был готов погрузиться в воспоминания о своей боевой службе. А Хильда нашла в глубине огромного посудного шкафа пузырек с черной жидкостью, на котором была нарисована рука с царапинами – то, что ей и требовалось сейчас, – и промыла раны на руке.
Удивительно, но уже через минут пять кожа стала чистой и гладкой. Она только удивленно покачала головой и улыбнулась своим мыслям. Ей очень нравился этот дом, и этот наглый Берсерк, и Йотта-хромоножка… Неслучайно она сюда попала, наверное…
Берсерк еще не успел углубиться в свои воспоминания, как снаружи донеслись собачье рычание и звонкий лай. Айка со своими щенками сидела перед крыльцом и требовала, чтобы их впустили.
«Всё, открывай дверь, мне пора», – Берсерк встал, потянулся всем туловищем, выгнул дугой спину ивытянул по очереди передние лапы вперед, а задние – назад. Мощно встряхнулся и в нетерпении ударил лапой по двери.
Хильда открыла дверь, и в дом тут же вкатились два щенка Айки, а сама она осталась стоять на крыльце. Берсерк легко и небрежно перепрыгнул через всё собачье семейство, мягко приземлился на гранитную дорожку и не торопясь, расслабленно свесив свой толстый хвост, двинулся к берегу озера. Напиться воды. Не пройдя и полпути, он остановился, помотрел через плечо на Хильду, которая стояла на верхней ступеньке крыльца, и хрипло проурчал: «Эй, а тебя как зовут?»
– Мое имя Хильда. Если ты наступишь ночью в лесу на ежа, позови меня, я прибегу и помогу тебе. Я теперь умею лечить лапы, ты помог мне найти волшебное средство… – Хильда засмеялась и закрыла дверь.
Глава 13
Оле Мортенлин пришел к Хильде знакомиться
Ничего не снилось Хильде в эту ночь, и она проснулась счастливой и сильной. Солнце, жаркое оранжевое солнце затопило комнату, лужайку перед домом, горы и все еловые и сосновые леса озерного мира. Озеро Эль-явр сверкало, блистало, звенело, и суетливые маленькие волны сплетничали на его берегу.
Хильда стояла на крыльце босиком, в коротенькой сорочке и потягивалась, закрыв глаза и закинув руки за голову. Она могла бы так стоять долго в ласковом солнечном тепле, нежась телом и созревая душой. Ведь именно в эти редкие мгновения, когда человек ощущает, что он полностью счастлив, его душа делает шаг вперед и вверх.
И только поднявшись на следующую ступень, мы понимаем свое прошлое. Вчерашнее или тысячелетнее. Понимаем не умом, душой. А потом опять забываем. Люди так забывчивы и оттого бродят в растерянности по лабиринтам своих Судеб. А Боги развлекаются, заключают пари и иногда подсказывают правильный путь. С помощью снов, животных и других людей…
– Доброе утро, Хильда! Как спалось? Не досаждал тебе этот грубиян Берсерк? Я встретил его сегодня на рассвете, он ведет свою белую домашнюю скромницу и ее котят сюда, к тебе. Решил, что тут безопаснее и сытнее, чем в доме тролля Трумпа на Проклятом болоте. Знаешь, резвый Хоппер шепнул мне на ухо, что Трумпа кто-то здорово отделал, и он всю зиму будет отлеживаться на своем болоте. Так что готовься принимать кошачью семью, Хильда.
Высокий крепкий мужчина со шкиперской бородкой, седой, синеглазый и загорелый, стоял за большими камнями с левой стороны лужайки. Морской форменный китель был небрежно расстегнут, и под ним сверкала белизной сорочка. На голове ловко и задиристо сидела кожаная кепка с длинным козырьком и высокой тульей, на которой красовалась золотая эмблема Гильдии Моряков.
Ночью Хильда пришла с другой стороны и не заметила, что в сплошной стене леса есть проход, от него начинается тропа. Это дорога в деревню Тиммерхавн. Оттуда и появился этот моряк. Он, щурясь от солнца, с улыбкой посмотрел на полураздетую смущенную Хильду и хрипловатым голосом продолжил:
– Не смущайся, девочка, я подожду тебя здесь, около очага, поиграю со щенками, поговорю с Айкой, ведь это ты ее так назвала, раньше у нее не было имени…
Он уселся на одном из камней. Айка тут же пристроилась рядом и лизнула его в лицо. Щенки, повизгивая и огрызаясь друг на друга, тянули его за пальцы, нападали на крепкие кожаные башмаки и по-взрослому грызлись за право быть поднятым за шкирку и устроиться на широких коленях.
Оле Мортенлин, а это был именно он, достал из кармана плоскую дощечку и небольшой ножик и стал вырезать узор. Под острым лезвием возникали плавные линии узких листьев стрелолиста, а рядом с ними крупные выпуклые виноградины готовы были взорваться сладким соком. И так искусно Оле работал, что казалось, будто резец в его руках рисует по дереву сам, без пальцев Оле и без его силы.
Пока руки Оле Мортенлина творили красоту, он задумался. На днях он встретил в лесу молодую ведьму из коммуны Сюрфрон. Она в слезах возвращалась от Йотты-хромоножки и не удержалась, рассказала Оле свою историю.
Случилось так, что к этой молодой ведьме обратилась женщина из Осло, очень современная и деловая. Она просила о помощи ее любимому, который живет в далекой стране на юге, может быть, даже на границе Мира огня Муспельхейм. Она просила послать ему удачу и сделать так, чтобы у него купили его большую картину, где он нарисовал Водопад Ведьм, хотя сам его никогда не видел. Да и сама эта женщина не знает, где он находится. Просто выдумка талантливого художника. Ведьма всхлипнула и вновь залилась горькими слезами.
– Ну, ну, успокойся, высморкайся, – вот мой платок и продолжай, – сказал ей Оле Мортенлин, сын Бьорна Магнуса Таденлика. Его интересовало всё, что было хоть отдаленно связано с Йоттойхромоножкой, его давней, тайной и несбыточной мечтой…
Сам Оле не помнил, когда он впервые увидел и полюбил эту высокомерную и надменную вёльву. Она была всегда в его сердце, может быть, уже несколько жизней подряд он любил ее, но никогда она ему не принадлежала.