— Гони бабло! — на этот раз подхалимски вставил свой голос правый близнец, Ванька. — Пока не сделали тебе операцию и не затолкали палку…

Резкий, нарастающий свист прервал вербальную диарею Ваньки. Остро вскрикнул Айсен, схватился за поясницу. Взгляды близнецов и Петра устремились на вожака. Он катался, свернувшись калачиком, по траве, путаясь в зелёных жёстких спагетти и скулил от боли. Рядом лежала стрела с мешочком вместо наконечника. Из светлого дневного сумрака леса на белом скакуне медленно приближалась амазонка — в джинсовых брюках и сиреневой майке, левой рукой крепко держала поводья, правой — большой лук. Пётр издалека узнал наездницу. Узнали её и близнецы, побелев смуглыми лицами. «Айна, чёрт её дери!» — процедил сквозь зубы Пронька, но с места не сдвинулся; не пошевелился и Ванька, только судорожно двигались руки, теребя низ футболки. Амазонка снова положила на тетиву стрелу.

Постанывая, Айсен поднялся на колени и с ненавистью посмотрел на приближающуюся наездницу.

— Так и знал, Айна, что это ты!

Затем поднялся во весь рост, прихорохорился, очистил футболку пренебрежительным жестом от прилипших соринок.

— Вечно ты встреваешь не в своё дело! Ехала бы ты мимо! Вот тебе мой совет!

Айна натянула тетиву и направила стрелу ниже пояса советчику.

— А это мой тебе совет, — сказала серьёзно она. — Хочешь прослушать? — и сделала имитирующее движение отпуска тетивы.

Со всех ног вожак-пончик с друзьями бросились в тайгу. Айна вложила пальцы в рот и залихватски свистнула, подбодрив бег.

Петя с нескрываемым любопытством наблюдал за девушкой во время её перепалки с односельчанами. Она поймала его взгляд, и румянец покрыл её щёки.

— Жёстко ты с ними, — проговорил он.

— Другой язык они не понимают, — произнесла она.

— Всё равно, спасибо, — поблагодарил он и протянул руку, — но я бы справился и сам.

Девушка спрыгнула с коня, поправила волосы, одёрнула майку, и протянула тоже руку, забыв, что в ней лук.

— Ой! — негромко вскрикнула она, отдернула рефлексивно руку и ещё сильнее покраснела.

Петя засмеялся; поборов смущение, к нему присоединилась и Айна.

— Сам справился бы, говоришь…

— Ага!..

— Хромой и с тростью?..

— Нога в порядке. Трость, — он взял её чуть ниже ручки и сделал несколько круговых движений, воздух засвистел, — продолжение руки. Что-то вроде копья без наконечника.

Девушка недоверчиво посмотрела на Петра, но улыбка не сошла с её лица.

— Что с ногой?

— Зимой за хлебушком сходил, как в анекдоте, — снова рассмеялся он; рядом с девушкой ему было необыкновенно легко и приятно.

— Хорошо стреляешь, — он кивнул на лук. — Давно занимаешься?

— Да.

Петя спросил, можно ли ему попробовать выстрелить из её лука. Айна рассмеялась, справится ли он и объяснила, что лук изготовила сама, правда помогал немного папа, по чертежу, найденному в одной старинной книжке. А вот и посмотрим, сказал он и взял лук. Оценил его на вес. Потрогал указательным пальцем тетиву. Она тонко запела. «Хм», — только и произнёс он. «Что, — поинтересовалась девушка, — сложноват?» Затем Петя взял стрелу, натянул тетиву и отметил упругую силу натяжения.

— Цель, хозяйка лука! — бодро сказал он и отвёл кисть с тетивой к плечу.

— Видишь в отдалении старый амбар? На коньке череп лошади…

Тонко пропела тетива. Рассыпая капли свиста, стрела понеслась к цели и разбила выбеленный дождями и солнцем череп вдребезги.

Из груди Айны вырвался одобрительный возглас.

Петя повернулся к ней.

— Забыл представиться — Пётр.

Девушка сделала полу-книксен.

— Айна.

«Всякий раз, когда берусь за перо, задаюсь вопросом — для чего это делаю? Для кого? Какова цель моих попыток? Что-то оставить о себе после своей кончины? Что-то такое, что не мог держать в себе, доверился бумаге, чтобы мои потомки прочитали… И что? что сделали? Вывод? Опять-таки: для чего и для кого? Всё одни вопросы? Вопросы, вопросы, вопросы… будь они неладны! Вопросы без ответов. Да и будут ли они когда-нибудь найдены? И снова вопрос: кем и для кого? Кому в них возникнет острая нужда? Мне нынешнему? Или — потомкам завтрашним? Или поставить вопрос по-другому: (в этом месте крупный чёткий каллиграфический почерк меняется на мелкий и неразборчивый и старательно, затем замаран чернилами).

Вот уже прошло почти полгода, как нашу Родину, многострадальную матушку-Россию втянули насильственно в войну. Могли бы (снова текст замаран густо чернилами), а вышло иначе. Друзья оказались на поверку врагами; а враги (затейливый русский мат).

Все вокруг увлеклись тайными учениями. Оккультными науками. Магией, спиритизмом и мистикой. Кажется, мир сошёл с ума. Похож на одну большую палату в психиатрической лечебнице!

На афишах новоявленные пророки и провидцы приглашают на сеансы снятия порчи, венца безбрачия, очищения ауры (слово-то резкое и архигнусно звучащее для русского слуха!), восстановления жизненных сил и прочая, прочая, прочая…

И что удивительно: публика на эти сеансы псевдоцелителей и псевдоучителей валом валит!.. Поистине, неисповедимы пути Господни!

И ведь не где-нибудь, а в Библии, сказано: „не сотвори себе кумира“ — сотворили! сотворили нового златого тельца! „Не убивай“ — убиваем, десятками, сотнями, тысячами и на войне и, идя к этим „новым слугам божиим“, убиваем не одну душу, но и тело. „Не прелюбодействуй“ — прелюбодействуем! ходим на сторону в поисках тщетных, маемся, сомневаемся, мучимся; кривые да окольные пути прямее стези Господней! „Не кради“ — воруем, похищаем с воодушевлением и вдохновением каким-то бесовским, его искусами соблазнённые; крадём всё без остатка, да с таким размахом, что от России вскоре останутся на Москве рожки, да в Санкт-Петербурге — ножки. „Не произноси ложного свидетельства“ — лжём с упоением и себе и другим, себя же заставляем верить в ложь сию и других в сети лживые улавливаем; лжём с блеском диавольским в очах. Танцуем и скачем на святых костях наших великих предков, и нет на нас ни Содома, ни Гоморры и не будет нам ни сожаления, ни сострадания…

Господи!.. Да прекратится ли сие когда-нибудь?.. „Не возжелай дома ближнего“ — да как же! Так и бросились исполнять! Возжелали, да с таким рвением, что весь мир содрогнулся, зашаталась под ногами земля, пошли в почве трещины, повалил серный дым оттуда… И не сколько желание желать дома ближнего, сколько думы завистливые заняты умами! И оттуда же, из тех тайных закромов и беда на страну обрушившаяся — война! Вот где госпоже Смерти раздолье! Вот где жатва, коси да не уставай! Сколь средств-то понапридумано, чтобы себе подобных изжить со свету!..

Всё оно бесовское!.. Всё от увлечений модных!..

Вот и супруга моя, Феодосия Германовна, увлеклась спиритизмом. Ходит в гости к купчихе Артамоновой (та с жиру бесится), у ней на дому по пятницам вечерами собирается тайное общество (тайное — смех да грех; весь город судачит об этих вечерах и только ленивый в разговоре не упомянёт „в будущую пятницу как обычно у Артамонихи?“) госпожи Артамоновой. Руководит шабашем, тьфу ты, прости Господи, собранием приехавшая к ней родственница из Владивостока; какая-то там наследственная чего-то и кого-то, высший эксперт по вызову душ умерших великих людей; обучалась почему-то сему непотребству в Китае.

В прошлую пятницу, сказывала супруга, вызывали дух Петра Великого. Поведала она, сильно ругался дух, матом крыл, как заправский мужик из пивной. Какого, мол, хера, тревожите почём зря? Почему отдохнуть от вас, блядей, не даёте? Там, на земле, то есть, покоя от вас не было. И здесь досаждаете.

Ну, вот, кто ответит мне, кому и зачем это нужно? Вот это вызывание духа умершего? Если вообще такое возможно. Мне, как человеку крещёному и православному, это претит. И натуре, и верованию. А ведь другие-то ведь верят! И в церковь ходят, и свечки ставят, и кресты размашисто накладывают, разве только лбами пол не бьют от чрезмерного усердия. И в это же самое время, после обедни, поспешают вечерочком пятничным на собрание тайное, вызвать духа и потешаться над ним, вопросы ему задавать, ублажая своё самолюбие. Кто скажет, где смысл сиих поступков? Где церковь со святыми образами и где дом купчихи Артамонихи?..