— Верно. Но зато и ваши карманы, Гаук, я перегружу долларами… Только бы завтра скорей наступило!

— И не было неожиданностей, капитан.

В эту минуту на ют поднялся боцман и доложил:

— Молодец в трюме, капитан.

— Жив?

— Живехонек. Зубы скалит от радости. Рана оказалась у плеча…

Когда боцман ушел, капитан сказал Гауку:

— Ужасно трусливое животное этот Сам и ужасно любит жить.

— У него жена и дети в Потомаке, и он их любит, капитан.

— Любит? Разве он может любить?

Блэк помолчал и после паузы проговорил:

— Я думаю, можно перевязать рану этому скоту…

— Не мешает, капитан. Я аболюционист.

— И дать, пожалуй, по этому случаю подушку?

— С подушкой удобнее спать, капитан.

— Так велите перевязать ему рану и дать подушку.

— И, быть может, одеяло, капитан?

— Это ваше дело, Гаук.

— Так я все это сам сделаю, если вы постоите вместо меня наверху.

— Идите, Гаук… И знаете ли что?

— Что, капитан?

— Покажите, что вы не только добрый человек, но и хороший хирург! — с необычной ласковостью в тоне голоса промолвил капитан.

— Человека-то я немножко пропил! — шутливо ответил Гаук и спустился вниз, чтобы перевязать негра и устроить его получше в трюме.

Его зачерствелое сердце еще доступно было состраданию.

Потрясенный всем только что виденным, стоял наш беглый матросик Чайкин на руле и думал о том близком дне, когда он оставит «Динору». Что будет он делать потом, Чайкин еще не решил, но, во всяком случае, он постарается найти себе другую работу вместо матросской службы. Очень уж страшно было ему снова попасть в такую же компанию товарищей, в какой он очутился благодаря еврею в Сан-Франциско. И он снова вспомнил с благодарностью о доброй Ревекке.

Без нее закабалили бы его на три года и дали бы пять долларов жалованья, а теперь он вольная птица и у него уже скоплено сто долларов жалованья благодаря тому, что ему дали прибавку: вместо десяти — двадцать пять. Есть, значит, запас на черный день, и можно будет выбрать работу по душе. А душе его ближе всего была земля. И от своего приятеля Долговязого и от Гаука он слышал, что на Западе хорошо платят хорошим работникам и что там можно очень дешево приобрести кусок земли и сделаться самому хозяином. Работай только!

«Прийти бы только скорей!» — мысленно проговорил Чайкин. Он знал, что бриг нагружен ящиками с ружьями, — об этом осторожно говорили между собою матросы, — и хотя не вполне понимал, отчего это капитан и Гаук избегают встречи «Диноры» с военными судами под американским флагом, но чувствовал, что капитан делает что-то нехорошее, и боялся, как бы из-за этого не вышло чего-нибудь скверного и для него.

Правда, благодаря Долговязому он уже знал права американского гражданина, знал, что без суда ничего с ним не сделают, и настолько свободно уже говорил по-английски, что не боялся очутиться в беспомощном положении на чужой стороне. Да и вообще за это время плавания на «Диноре» и дружбы с Долговязым наблюдательный Чайкин присмотрелся и к людям, многому научился и многое понял в нравах и обычаях страны, в которую невольно попал, и уже далеко не был похож на того «зелененького», как обзывают американцы всякого вновь прибывшего в их страну. Он сумел бы за себя постоять.

— Чайк! — кликнул капитан с юта.

— Что угодно, капитан?

— Небось рады, что завтра доберемся до берега!

— Рад, сэр!

— И с «Диноры», конечно, уйдете?

— Уйду.

— То-то. И отлично сделаете… Вы слишком порядочный человек, чтобы плавать в такой компании. Да и вообще вы простофиля на редкость, Чайк! Удивительный. И вам трудно будет в Америке, если вы останетесь таким простофилей. Кстати, где спрятаны ваши деньги?

— В сундуке.

— Как сменитесь с вахты, положите их лучше в карман.

— Зачем, сэр?

Капитан рассмеялся.

— А затем, чтобы у вас остались деньги. Завтра ведь берег. Поняли, Чайк?

— Понял.

— Так не забудьте, что и вам нужны деньги, тем более собственные. Можно полюбопытствовать, сколько их?

— Сто долларов.

— Я думаю, у первого матроса на «Диноре» такой капитал! — усмехнулся Блэк. — В монетах?

— Да.

— Так придите утром ко мне в каюту. Я вам обменяю их на ассигнацию. Ее удобнее спрятать… Положим, на груди. Не так ли, Чайк?

— Благодарю вас, капитан. Я и то думал, что неудобно иметь в кармане так много монет.

— Именно неудобно. Их так легко вытащить оттуда.

Капитан помолчал и спросил:

— А что вы думаете с собой делать, как уйдете с «Диноры»?

— Хотел бы найти береговое место… На земле работать.

— Вы отличный матрос и рулевой… Только надо выбрать получше судно… А если желаете быть фермером, — поезжайте на Запад. Я вам дам рекомендательное письмо к двоюродному брату. У него ферма около Фриски… Завтра поговорим еще об этом. Я очень хотел бы быть вам полезным, Чайк. Знайте это!

— Благодарю вас, капитан. Вы очень добры ко мне.

— Не благодарите, Чайк! — остановил его капитан. — Мне вас надо благодарить.

— Меня? За что, капитан?

— А за то, Чайк, что вы заставили меня снова поверить в человека еще тогда, когда бросились спасать Чезаре… Оставайтесь всегда таким простофилей, Чайк! Это, пожалуй, лучший способ прожить, не желая пустить себе пулю в лоб! — прибавил Блэк, и Чайкину показалось, что безнадежная нота прозвучала в словах капитана.

Через несколько минут вернулся Гаук и доложил капитану, что устроил негра.

— Пожалуй, и тюфяк ему дали?

— То-то, дал.

— И, пожалуй, стакан рому дали?

— И рому дал… И рану перевязал… И уж не сердитесь, капитан: я негра перевел из трюма, чтобы крысы его не пугали.

— Куда?

— В шкиперскую каюту. Там нашлось местечко… И…

— Что еще?

— И, с вашего позволения, сказал ему, что вы его простили, капитан.

— А вам, Гаук, идти бы в пасторы! — весело рассмеялся Блэк.

— Боюсь, капитан, что одним пьяным пастором будет больше в Америке и одним недурным штурманом меньше… Надо играть в карты, имея козырей… А ветер что-то свежеет, капитан! — беспокойно прибавил Гаук.

— Разве?

— Наверное.

— Надеюсь, до шторма будем на месте. Хорошей вахты, Гаук! Разбудите, если увидите огни… А в четыре часа я вас сменю.

И с этими словами Блэк спустился в свою каюту и, заперев ее на ключ, лег на диван.

Тигр устроился около.

ГЛАВА IX

1

К следующему утру ветер засвежел до того, что пришлось взять два рифа у марселей, и то перегруженная «Динора» с трудом поднималась с волны на волну, и верхушки их часто попадали на бак.

Но Блэк, по-видимому, не беспокоился. До Нью-Орлеана оставалось всего шестьдесят миль, и он рассчитывал быть в порте до того времени, как разыграется шторм, который мог бы грозить серьезною опасностью «Диноре».

Успокоился, казалось, и Гаук, стоявший с восьми часов на вахте. Он только особенно внимательно посматривал в бинокль и опытным морским глазом оглядывал рангоуты встречных судов, белевшихся на горизонте. Ни одно из них не возбуждало опасений ни Гаука, ни Блэка.

— Плохо северяне блокируют! — весело усмехнулся он. — Нас раньше прозевали! Теперь крейсеров бояться нечего. Они держатся мористее. Ну, пойду напьюсь кофе, а вы, Гаук, все-таки не зевайте… Да пусть часовые на марсах смотрят в подзорные трубы…

Капитан спустился на палубу и, увидав Чайка, кивнул ему головой и сказал:

— Ну, Чайк, несите свои деньги.

— Они со мной, капитан.

— Так идите ко мне!

Молодой матрос вошел вслед за капитаном в его каюту и, удивленный роскошью ее убранства, осматривал красивую мебель, ковер и стены, увешанные ружьями и фотографиями.

Тигр не ворчал на гостя. Напротив, он соблаговолил даже подойти к нему и, вильнув хвостом, лизнул его руку, после чего улегся на полу.

Блэк между тем открыл железный ящик, в котором Чайк увидел много золота.