С арестованными там обращались очень плохо. Подвал был без окон, без дневного света, не имел вентиляции, так что заключенные задыхались там от недостатка воздуха. Чрезмерно яркое электрическое освещение, никогда не выключавшееся, ослепляло их, что становилось особенно невыносимым во время короткого отдыха, при попытке заснуть. Они не знали, когда день, а когда ночь, догадываясь об этом лишь по времени раздачи пищи. Часов у них не было. Жара была нестерпимой, все лежали голыми, не шевелясь, стремясь тем самым потреблять как можно меньше кислорода. Стены были снизу доверху мокрыми от испарений.
Созданные выездные полевые суды циркулировали с места на место по всему "Независимому Государству Хорватии", их появление повсюду вызывало страх, так как их приезд, как правило, означал смерть для многих ни в чем не повинных людей.
Тех, кого назначили к уничтожению в качестве заложников, выездные полевые суды зачастую даже не судили. Усташи подвергали их чудовищным истязаниям во время предварительного заключения, после чего убивали. "Судьи" же полевого "суда" задним числом выносили приговор как будто бы в результате проведенного следствия. А если где-либо и проводилось следствие, то оно использовалось только для того, чтобы максимально ущемить достоинство жертвы".
АЛЕКСИЕ ЛУТЕНБЕРГЕР так описывает следствие:
"В связи с прибытием печально знаменитого полевого суда в Беловар меня несколько раз, порядка ради, назначали адвокатом осужденных. Следствие велось в общем плане, обвиняемых допрашивали весьма поверхностно, даже их заявления неправильно записывались в протокол. Могу утверждать, что любая защита обвиняемых была невозможна, ибо суд принципиально отвергал все, что говорила защита, и вообще не принимал во внимание то, что приводилось ею в пользу обвиняемого. Доказательный материал, призванный подтвердить вину обвиняемых, строился исключительно на основе показаний политических органов.
Группа, которую тогда судили, состояла из 15 обвиняемых, преданных суду за различные проступки. Обвинение было объемистым, но судебный приговор был вынесен очень быстро. Помнится, что, как только суд удалился на совещание, я закурил, но не успел докурить свою сигарету, как меня позвали снова в зал заседаний суда, где уже объявляли судебный приговор. Это значит, что судебный приговор был вынесен еще до следствия, ибо технически невозможно продиктовать материал такого объемного обвинения со всеми показаниями обвиняемых в течение пяти минут. Все обвиняемые были осуждены на смерть, хотя не имелось ни одного конкретного доказательства их вины.
Что касается работы выездного суда, то могу сказать, что это был не судебный процесс, а обычный трагический фарс. Любой человек, находившийся под судом и следствием, был заведомо осужден на смерть. Суд вообще не учитывал мнение защиты обвиняемого, его не интересовал доказательный материал. Ему было абсолютно безразлично, доказан или не доказан тот или иной состав преступления".
Выездные полевые суды осудили на смерть и "легализовали" вынесенными задним числом приговорами убийство нескольких тысяч югославов различных национальностей. Иногда усташи считали полезным для устрашения населения обнародовать результаты "суда" или выдержки из выносившихся "приговоров"".
В Петрушевацком лесу, неподалеку от Рабочей улицы Загреба 4 июля 1941 года был найден труп полицейского. Министерство внутренних дел сообщило 10 июля 1941 года, что выездной полевой суд осудил на смерть как "идейных вдохновителей преступления" 10 видных представителей интеллигенции, и они были тут же расстреляны. Все расстрелянные в момент убийства полицейского находились в Загребе. Некоторые из них отбывали тюремное заключение в Керестинеце еще с б апреля 1941 года.
В другом своем сообщении министерство внутренних дел объявило, что 4 августа 1941 года (возглавлявшееся с этого дня А. Артуковичем) в 11 час. 45 мин. было совершено нападение на охрану усташского военного училища. Выездной полевой суд осудил на смерть 4 коммунистов как "непосредственных участников" этого нападения и еще 98 коммунистов как "идейных вдохновителей". Осужденные были в тот же день расстреляны.
В течение всего лишь нескольких часов усташам удалось обнаружить, осудить и расстрелять не только непосредственных участников нападения, но и 98 "идейных вдохновителей".
Более того, днем позже полевой суд выявляет, осуждает и расстреливает еще 87 "виновников" этого преступления.
В конце октября 1943 года был принят "Закон о мерах борьбы с нарушениями и актами саботажа общественного порядка и безопасности", в соответствии с которым предусматривалось, что в отношении лиц, совершивших нападения, акты саботажа или признанных полицией активными коммунистами, а также их супругов, родителей и детей будут приниматься защитные меры. Такими мерами, как правило, являлись расстрел, повешение, депортация в лагеря с конфискацией имущества.
По всем случаям, предусмотренным этим законом, первой и последней инстанцией, рассматривающей дело, было главное управление по поддержанию общественного порядка и безопасности, причем какое-либо обжалование его действий исключалось. Тем самым, по существу, признавалось, что речь шла не о "суде" или "судебном процессе", а о мести и уничтожении заложников.
АЛЕКСАНДАР БЕНАК, советник министерства внутренних дел "НГХ", рассказал о том, как выбирались усташскими органами для расстрела заложники:
"…Репрессии и карательные меры осуществлялись в соответствии с Законом 1943 года на основе письменных предложений территориальных полицейских управлений, направлявшихся главному управлению по поддержанию общественного порядка и безопасности. Начальник этого управления с учетом поступивших предложений принимал решение о целесообразности проведения карательных мер, их масштабах и формах. В частности, для примера скажу, что загребское областное полицейское управление обычно предварительно условливалось по телефону с начальником главного управления или его заместителем, или начальник политического отдела согласовывал с начальником главного управления вопрос о том, проводить ли карательные меры, в каких размерах и в отношении какого количества человек.
Областное полицейское управление посылало затем письменное предложение с перечислением лиц, подлежащих аресту, число которых превышало предварительно оговоренное. Об этом предложении референт, а иногда и лично начальник политического отдела докладывал начальнику главного управления, который помечал в списке лиц, в отношении которых следует применить меры возмездия. При этом на самом списке он ставил краткую резолюцию, которая обычно гласила "К исполнению", и скреплял ее своей подписью. Соответствующее полицейское управление на основании этого распоряжения могло отдать нижестоящему управлению необходимые в связи с этим приказания для практического выполнения порученного задания, в то время как главное управление по обеспечению общественного порядка и безопасности, его политический отдел, подготовило бы сообщение для газет или, в случае необходимости, другие целесообразные, на его взгляд, материалы.
Полицейские управления провинций свои предложения о проведении акций возмездия передавали, как правило, телеграфом; телеграфом им сообщался и ответ о согласии с этими предложениями или об их отклонении. Вообще же официальная процедура была аналогична вышеизложенной, с той лишь разницей, что после получения принципиального одобрения по телеграфу посылалось более детально аргументированное предложение, и если по телеграфу сообщалось согласие на проведение операции, то других документов больше не составлялось.
Проведения акций возмездия требовали также и немецкие власти, и, насколько мне известно, в большинстве случаев на карательных операциях настаивали служба безопасности и полиция Германии. Подобные требования подписывал штандартенфюрер Гюнтер".
Уничтожали заложников различными способами – расстреливали, вешали, убивали ударами молотка,– словом, расправлялись так, как заблагорассудится палачам. Большая часть жертв была убита и погребена недалеко от Загреба, в лесу, носящем название "Докторшина". Это место уничтожения и захоронения усташами своих жертв в народе получило название "Максимир", что не следует смешивать с загребским лесом Максимир, расположенным около 2 км севернее шоссе Максимир – Дубрава.