Выехав из города, повозки остановились в тени деревьев. Корденаль и Гондемар, обменявшись взглядами, стали сбивать крышки с гробов.

— С очередным воскресением вас, маркиз! — высунул голову граф Норфолк, приветствуя жмурившегося на солнце Хуана де Сетина, чей камзол до сих пор был измазан куриной кровью.

— Ради Бога, простите меня за то, что я наговорил вам давеча! — отозвался деликатный маркиз, прижимая к груди обе ладони.

— Да и я немного погорячился, — ответил Норфолк, и оба они рассмеялись.

Но ломбардцу Беру, когда он выслушал рассказ о трагической схватке на постоялом дворе, было не до смеха. Радостное настроение графа Рене де Жизора не понравилось умудренному иудею. Что-то не получалось, не сходилось, не так-то все было просто и легко. С какой стати двум рыцарям резать друг друга при всем честном народе?

— Вы уверены, что перед вами не разыграли комедию? — тревожно спросил он, чувствуя внутреннее беспокойство: с тех пор, как в его жизни появился Гуго де Пейн — все летело кувырком.

— Мне ли не отличить настоящую рану от фальшивой, — презрительно посмотрел на него великий магистр. — Нет, они дрались, как львы, и я даже немного пожалел об их смерти.

— Смотрите, как бы нам всем не пришлось пожалеть потом, — пробормотал ломбардец Бер, покусывая губы.

Милан Гораджич ухаживал за обессиленным Людвигом фон Зегенгеймом, как добрая и преданная нянька. Он влил в него огромное количество соленой воды, смешанной с настоем из трав китайца Джана, обкладывал его горячими грелками, развлекал и поддерживал разговорами, рассказывая забавные истории из своей богатой приключениями жизни. Но когда, как-то днем, к домику подъехала ускользнувшая из-под домашнего ареста принцесса Мелизинда, сербский князь тактично оставил их наедине, уйдя вместе с Джаном во двор.

— Любовь — штука тонкая, — сказал он своему слуге.

— Понимаю! — улыбнулся в ответ китаец.

А Мелизинда, присев в кресло возле кровати, поправила подушку под головой немецкого графа, не ожидавшего прибытия столь высокой гостьи, хотя Милан и поведал ему, какое участие принимала принцесса в его похищении.

— Вы выглядите намного лучше, — произнесла Мелизинда, всматриваясь в бледное лицо графа.

— Благодарю вас, — отозвался Людвиг. — Если бы не вы…

— Полно! — улыбнулась принцесса.

— Но что двигало вами? — Людвигу было приятно смотреть на ее чистое, юное лицо с блестящими темны ми глазами и кольцами черных волос. Уже давно, с тех пор как умерла Адельгейда, он не испытывал такого странного волнения в груди. Неужели оно связано с этой милой, прелестной девушкой, так не похожей на многих надменных и капризных принцесс, перевиданных им на своем веку? Странно, но Людвига не смутило ее присутствие; наоборот, ему хотелось, чтобы она подольше оставалась рядом. А принцесса, приехавшая в свой загородный домик просто так, навестить больного рыцаря, и рассчитывая уехать через полчаса, вдруг отчего-то передумала, что-то удержало ее, изменило планы. Ей также было приятно находиться здесь, возле этого благородного и мужественного человека. «Потому что он друг моего рыцаря — Гуго де Пейна», — думала она, слегка краснея. Но какой-то внутренний голос подсказывал, нашептывал ей: нет, не только поэтому… Очнувшись, она ответила на повисший в воздухе вопрос:

— Я и сама не знаю, — искренне произнесла Мелизинда. Мне трудно разобраться в моих… чувствах.

— Знайте, что отныне я ваш преданный друг, — промолвил граф Зегенгейм. — И если вам когда-нибудь потребуется моя помощь, то вот вам моя рука.

— Я буду помнить об этом, — быстро проговорила Мелизинда, стараясь скрыть свое смущение. Ее ладонь оставалась в руке Людвига, и она осторожно высвободила ее.

— Хотите, я вам что-нибудь почитаю? — спросила она. — Я вижу у вас на столике Гомера.

— Охотно. Там есть одно чудесное место, где ратные подвиги померкли перед любовью Ахилла к юной Бризеиде. Найдите его.

И принцесса отыскала нужную страницу, а когда приготовилась читать, взгляд ее вновь встретился с глазами Людвига, полными нежного внимания. Незаметно пролетели несколько часов. Стемнело. А Мелизинда все еще оставалась в комнате Людвига. Ни ему, ни ей не хотелось расставаться. Уже Милан Гораджич несколько раз заглядывал в комнату, Джан приносил свое лекарство, а принцесса и рыцарь продолжали болтать. Но наконец, словно опомнившись, Мелизинда поспешно поднялась с кресла.

— Мы совсем забыли о времени! — с тревогой сказала она, посмотрев на заглянувшую в полутемную комнату луну. — А ведь меня, наверное, ищут!

— Вы еще навестите выздоравливающего больного, моя спасительница? — с улыбкой спросил Людвиг, завладевая ее рукой.

— Непременно! — сказала она, отвечая слабым пожатием.

— Вы даже не представляете, насколько ваше присутствие благотворно.

— Думаю, ваше ощущение взаимно, — лукаво ответила она и простилась, оставив в комнате легкий аромат изысканных египетских духов. Людвиг вдохнул его полной грудью и откинулся на подушки, желая, чтобы испытанное им только что ощущение счастья, не покидало его как можно дольше.

Беседа Гуго де Пейна с клюнийским монахом продолжалась недолго. Молча указав посланцу аббата Сито на кресло, рыцарь скрестил на груди руки.

— В Иерусалиме находится человек, который стоит у вас на пути к созданию Ордена, — коротко произнес монах, игнорируя жест де Пейна.

— Как его имя?

— Этого я пока не могу вам сказать.

— Я не привык играть в темную, — промолвил Гуго де Пейн, у которого монах вызывал странное притягательное отвращение, словно он смотрел на самого себя в кривом зеркале.

— Это не игра, мессир, — ответил тот. — От правильности ваших шагов зависит исход порученного вам дела. Дела, которое необходимо Ватикану и всей католической церкви.

— Какую опасность заключает в себе этот человек? — спросил Гуго де Пейн, вновь взглянув в это кривое зеркало, и почувствовал холодок брезгливости в груди. Вместе с тем, бесстрастное и неподвижное лицо монаха притягивало его взгляд.

— Прямую: для вас и будущего Ордена.

— Это не ответ.

— Другой ответ преждевременен.

— Могу ли я понимать ваши слова так, что этот человек должен умереть?

— Если не хотите умереть вы, — наклонил голову монах. Взгляд его привычно скользнул по оставленным на столе бумагам и наброскам рыцаря, задержавшись на лежащей сверху миниатюре византийской принцессы.

— Я не наемный убийца, — холодно отозвался де Пейн, проследив за взглядом монаха и бросив на стол перчатки.

— Никто бы и не посмел предложить вам нечто подобное, — не моргнув глазом ответил монах. — Между вами должен состояться честный поединок.

— Но со смертельным исходом?

— Я рад, что вы так хорошо понимаете меня.

— Когда вы известите меня — кто этот человек?

— В самое ближайшее время. Готовьтесь, — сказал монах и, поклонившись, направился к двери.

— Постойте! — остановил его де Пейн. — Может быть, вы скажете мне, как вас называть, раз уж мы связаны одной нитью?

— Это не имеет значения, — обернулся монах. — Называйте меня как вам будет угодно. Считайте, что у меня нет имени.

И, поклонившись еще раз, он скрылся за дверью. Три дня назад точно такой же разговор состоялся у него с бароном Филиппом де Комбефизом…