— Вот вам моя рука! — взволнованно сказал он. — Я уверен, что предначертанная и вам, и мне судьба начинает сбываться.

— Значит, и моя тоже, — вздохнул Бизоль.

Так, маркиз Хуан де Монтемайор Хорхе де Сетина стал пятым рыцарем из отправляющейся в далекий путь блистательной девятки. И воистину — эту неожиданную, но столь важную для дальнейших событий встречу, неутомимый Фуше Шартрский мог бы записать в свои анналы!

Вечером был устроен новый грандиозный пир в честь удачной соколиной охоты. Мария Шампанская даже здесь не стала расставаться со своим любимцем, который гордо сидел на ее руке в красной перчатке. Омрачало торжество лишь странное отсутствие вчерашнего триумфатора — Жана Жарнака, но никто не мог объяснить — куда он исчез? В конце концов, решили, что он просто пьян от вина и успеха. Византийская принцесса, относившаяся к подобным застольям с плохо скрываемым отвращением, появилась в зале только лишь ради двух людей: но не увидев ни того, ни другого, быстро ушла в свои покои. Приехавшему на рассвете англичанину также не удалось высмотреть за длинными, ломившимися от яств и кубков столами, виконта Гуго де Пейна. Но он остался, поскольку был любопытен до всего нового, тем более, что это были его первые шаги во Франции, хотя его знатное имя звучало здесь давно. Больше же всех в зале радовался и ликовал оруженосец Гуго де Пейна — Раймонд, которому в честь его победы на малом турнире было дозволено сидеть за одним столом с рыцарями. Сам же Гуго де Пейн отсутствовал на пиршестве по той простой причине, что он вместе с маркизом де Сетина, проводил это время в запыленной библиотеке графа Шампанского, просматривая старинные фолианты и беседуя на темы, глубинный смысл которых не смог бы подняться выше желудков пирующих в зале рыцарей.

Утром трубы возвестили о прибытии короля Франции Людовика IV. Праздник в Труа вступал в новую стадию. Вместе с королем прибыли почти все его придворные — сенешаль, коннетабль, канцлер, маршалы и камергеры. Рядом с Людовиком, пятидесятитрехлетним грузноватым мужчиной с коротко подстриженными усами и мясистым носом, ехал его сводный брат Ренэ Алансон, выглядевший несравненно изящнее. Монарх был намного беднее многих из своих вассалов, поэтому единственное, что спасало его достоинство — это чувство юмора. В отличие от других царственных особ, удерживающих трон силой оружия, он надеялся только на разногласия между различными кланами, и искусно играл на этих струнах.

Первый вопрос, который задал ему граф Шампанский, прозвучал довольно нагловато:

— Ваше величество, звезды показали мне, что в деревушке Лентье вы ночевали на сеновале, так ли это?

— Нет, — невозмутимо отвечал король. — Это сеновал ночевал на мне, поскольку я провалился на самое дно.

— Но с вами была крестьянская девушка с черными, как смоль волосами?

— Но в этот раз звезды подвели вас. Девушек было две: одна рыжая, а другая — белая. Не доверяйте алхимикам, мой друг — они врут почище нас с вами.

Король объехал выстроившихся поприветствовать его рыцарей. Почти каждого из них он знал в лицо, видел во многих баталиях, турнирах, пиршествах, и каждому находил доброе, ласковое или острое словцо. Людовик тепло поздоровался с Гуго де Пейном, справившись о его старой ране, потрепал по плечу Бизоля де Сент-Омера, перекинулся парой фраз с Людвигом фон Зегенгеймом. Проезжая мимо Роже де Мондидье, он вдруг задержал коня и строго спросил:

— Где ваш глаз?

— Украден, сир!

— Вора сыскать, вернуть похищенное и примерно наказать, — приказал король и поехал дальше.

— Шут… — процедил сквозь зубы следовавший за ним граф Шампанский.

После необходимых церемоний, Людовик IV отправился отдыхать. Пир, который разгорелся вечером, превосходил по своему размаху все предыдущие. На этот раз главный зал замка не мог вместить всех желающих, и много столов накрыли прямо в парке, под звездным небом. Впрочем, сам замок с его расцвеченными огнями окрестностями, напоминал упавшую на землю Шампани звезду. И никто не знал — будет ли она сиять всегда, или погаснет, когда придет срок?

И вновь никто не мог сказать, куда подевалась жемчужина турнира труверов — Жан Жарнак? Отправленные во все стороны гонцы, так и не нашли нигде следов его пребывания. И хотя это было огорчительно, но не настолько, чтобы звезда Труа чуточку померкла.

Тело Жана Жарнака со следами изощренных пыток будет выброшено на берег реки лишь через три недели. Подозрение падет на молодого трувера Поля Лякруа, который, по свидетельствам очевидцев, завидовал ему. Поль Лякруа будет взят под стражу, допрошен и через некоторое время признает себя виновным. Воскресным апрельским днем, в ясную солнечную погоду его казнят посредством отделения головы от туловища на центральной площади в Труа, при огромном стечении народа.

Фуше Шартрский записал в своей тетради: «И вот наступил час королевского турнира…» С самого рассвета тысячи зрителей взобрались на возвышенности возле ристалища, которое находилось между городом и лесным массивом; все соседние холмы покрылись разноцветными шатрами и палатками с развевающимися над ними флюгерами, плюмажами и гирляндами роз. Народ в праздничном наряде толпами повалил по улицам Труа, устремляясь к аренам. Беспрерывно звонили колокола со всех церковных башен и ратуш, звучали рожки, трубы, со всех сторон кричали герольды, объявляя условия поединков, состав участников и правила состязаний. Вокруг всего ристалища были сооружены высокие скамейки, полукруглые амфитеатры, галереи, балюстрады, ложи из легких брусьев. Над каждой ложей четыре копья придерживали красное с золотой бахромой сукно, а сплетенные из зелени зонтики предохраняли от солнечных лучей дам и девушек, собравшихся смотреть на игры. Ближе к лесу были развешаны большие ковры и гобелены с гербами и девизами участвовавших в состязаниях рыцарей.

По уставу турнира рыцари должны были биться копьями с закругленными концами и затупленными мечами, причем удары можно было наносить только плашмя. Запрещалось горячить коня соперника, бить в лицо, увечить и наносить удары лежачему, а также нападать с тыла. Над соблюдением этих правил должен был зорко следить избранный дамами Почетный рыцарь — главный судья соревнований. Им оказался герцог Клод Лотарингский. К концу его копья был привязан красный шарф графини Марии Шампанской, которым он мог — при опасном положении — дотронуться до одного из соперников, чтобы дать тому перевести дух. Бои на турнире намечались как между отдельными рыцарями, так и целыми отрядами, а численность некоторых из них доходила до тридцати человек. Побежденные, обычно, загонялись в лес, из которого выходили по одному. Все вызовы на поединки были сделаны заранее и записаны герольдами в Золотую книгу турнира.

Фуше Шартрский, приглашенный в ложу принцессы Анны и Ренэ Алансона и занявший место задолго до их прибытия, был поражен количеством стекающихся к ристалищу рыцарей, великолепием их костюмов. Гербы многих из рыцарей на щитах были покрыты чехлами — и только пробив их копьем, можно было бы узнать, кто их владелец. Но более всего историографа потрясло разнообразие нашлемников: здесь собрались драконы, химеры, кабаны, львы, буйволы, сфинксы, орлы, лебеди, кентавры, амуры, дикари, башни, бойницы, — и все из драгоценных металлов самых ярких цветов, а венчали их перья, султаны, плюмажи, золотые снопы, розы и короны. А ведь это были еще далеко не все рыцари…

Гуго де Пейн, едва услышав под окнами крик герольда: «Надевайте шлемы! Вооружайтесь! Надевайте шлемы!», просто перевернулся на другой бок и снова закрыл глаза. Спустя полчаса его растолкал явившийся в полном боевом вооружении Бизоль де Сент-Омер.

— О чем думает твой чертов Раймонд! — возмутился Бизоль. — Почему ты до сих пор не готов?

— Наш поединок с Фульком задолго после полудня, — ответил Гуго, разглядывая Бизоля. — А с какой стати ты так вырядился с раннего утра?

— Ну… я уже дерусь, — смутился Бизоль, отворачивая лицо.

Гуго встрепенулся и приподнялся на постели.