Думая о муже, Таисия стояла посреди дороги… «Эх, Андрей, Андрей, может, это ты ко мне зайцем пришел, посмотрел и убежал? Милый зайчик, и где ты взялся?.. Вот я и снова буду плакать, и уже не хочется мне ехать в Садовый».

В Родниковую Рощу Таисия пришла вечером. Улицы были темные и пустые. На площади, возле невысокого, похожего на коробку здания чихал мотор, и у освещенного подъезда толпились люди. «Наверное, это новый кинотеатр», — подумала Таисия и зашла во двор райисполкома. На пороге ее встретил сторож-старик с берданкой. Она спросила, как бы ей повидать Чикильдину. Старик ответил не сразу.

— Малость опоздали, гражданка, — сказал он, поправляя на плече ремень ружья. — Учреждения закрыта. Ольга Алексеевна была с утра, а потом не приходила.

— Ах ты несчастье, — проговорила Таисия. — Я так торопилась. Это что у вас на площади так освещено?

— Живую картину показывают. Видать, ты не здешняя. До войны у нас был дюже добрый клуб, так немцы спалили. А теперь для этих надобностей приспособили магазин. Кино идет! А дело у тебя какое? — спросил сторож. — Может, дюже важное? Чикильдина наказывала, что ежели кто заявится но неотложному делу, так чтобы я посылал того человека к ней до дому.

— Дело у меня важное. Я ее сестра.

— Так ты пройди к ней. Ее квартира совсем близко. Четвертый дом за углом. А то лучше я тебе сам покажу. Пойдем.

Домик стоял в окружении молодого сада. Ставни были закрыты, в щели сочился неяркий свет. Таисия постучала в дверь небольшой пристройки. Вышла Чикильдина в длинном платье с высоким стоячим воротником. В этом наглухо закрытом на груди платье, с гладко причесанной косой, подобранной сзади в круглый во всю голову моток, она показалась Таисии и выше ростом и стройнее.

— Таиса? Да ты в этой одежде… настоящая казачка, — приветливо говорила Чикильдина. — Я даже не узнала тебя. Думала, какая бригадирша ко мне залетела. Видишь, как хорошо сидит на тебе и эта казачья кофта, и платок. Ну заходи, заходи!

Комната была освещена электрической лампочкой величиной в гусиное яйцо. Таисия увидела висевшую у дверей шинель с погонами и шапку-кубанку с малиновым верхом. Тут же была поставлена «на попа» лохматая, как медведь, бурка.

— Так ты как же ко мне забрела? — спросила Чикильдина. — Проездом или специально?

— Не проездом, а прямо к тебе. Решила ехать в Садовый.

— Ну вот и хорошо. А я почему-то думала, что ты уедешь от нас. Да ты раздевайся, чего стоишь? Я сейчас принесу зеркало.

Она прошла в соседнюю комнату. Таисия сняла платок, кофту и, оправляя на груди и по бокам тесное платье, все время посматривала на шинель и на бурку, «Кто это у нее гостит?» — подумала она, когда Чикильдина принесла зеркало. Таисия причесывала волосы, нагибаясь к стоявшему на столе зеркалу, а Чикильдина снова ушла в другую комнату и, вернувшись, сказала:

— Там у меня гость. Знакомый офицер приехал с фронта. Пойдем, познакомлю.

— Ольга, я не пойду, — сказала Таисия. — На мне такое платье. Я не думала.

— Ну вот уже и застеснялась. Он человек простой. Да и к тому же скоро уедет. Иди, иди, не бойся, — и Чикильдина открыла дверь.

За столом сидел военный. Оттого ли, что в чистенькой, недавно побеленной комнате было много света, или оттого, что на столе лежала белая накрахмаленная скатерть, лицо военного, его глаза, зачесанный назад чуб показались Таисии слишком черными. Даже раковины ушей были покрыты матовой смуглостью. «Черкес или цыган», — подумала Таисия, остановившись у порога. А офицер встал, звякнул шпорами и наклонил голову. Защитного цвета китель, наглухо застегнутый блестящими пуговицами, синие с красными лампасами галифе, погоны на широких плечах придавали его коренастой фигуре необыкновенную стройность.

— Знакомьтесь, это моя сестренка Таисия, — сказала Чикильдина, улыбаясь то офицеру, то Таисии, и эта улыбка как бы говорила: «Ну что, как этот офицер — красив собой?»

Звякнули шпоры, и офицер, подходя к Таисии и подавая руку, сказал:

— Семен Матюхин! Рад, очень рад познакомиться. Только сразу же прошу прощения: время моего пребывания в этом гостеприимном доме на исходе.

— Вы, случаем, не черкес? — краснея, спросила Таисия.

— Нет, нет. А что, разве похож? — Матюхин улыбнулся, показывая белые, один к одному посаженные зубы.

— Вы такой смуглый, — выручила сестра. — Вот Таисия и сказала.

— Ах, вот оно что! Это я на фронте почернел, от порохового дыма, — смеясь и блестя зубами, говорил Матюхин.

Шпоры опять чуть слышно звякнули. Матюхин прошелся по комнате и остановился у стола. Глядя на Матюхина, Таисия подумала: «Завлекать пришел чужих жен». Когда Матюхин подошел к Чикильдиной и спросил, скоро ли приедет машина, на короткое время повернувшись спиной к Таисии, у нее тревожно забилось сердце. «Боже мой, как он похож на моего Андрея», — подумала она.

— Вы не летчик? — спросила Таисия, думая о муже.

— К сожалению, кавалерист.

— Почему ж «к сожалению»? — спросила Чикильдина. — Вы же казак, а конь для казака дороже всего.

— Теоретически это, возможно, и так, — сказал Матюхин. — Что же касается моих вкусов, то я уважаю не коня, а машину. Если же говорить об авиации, то воздушная кавалерия у многих казаков вызывает законную зависть. Да и профессия военного летчика куда интереснее. Так что, любезные казачки, именно к сожалению, я не летчик.

— Я спросила вас не поэтому, — заговорила Таисия. — У меня муж летчик.

— И казак?

— Казак.

— Вот видите, Ольга Алексеевна, вот это уже современный конник.

— Однако вы служите и в «несовременной» коннице, — сказала Чикильдина. — И по лицу вашему вижу — довольны.

— И служу, и доволен. Иду дорогой вашего брата.

— Ну, брата хлебом не корми, только дай ему коня с седлом, — радостно смеясь, сказала Чикильдина. — Кто-кто, а я Кондрата знаю. Вот еще не хватает там у вас моего отца. Этот спит и лошадей во сне видит.

— Есть у нас и такие, — сказал Матюхин, любуясь смеющимся лицом Чикильдиной. — Однако мне пора. Куда это запропастился ваш шофер?

— Куда вы спешите? Зинуша никогда не опоздает.

— Что передать брату?

— Привет. И еще: пусть заедет повидаться с родителями. Он же будет ездить по станицам?

— Нет, в станицах придется сидеть нам, вот таким майорам, как я. Но думаю, что и генерал не усидит на месте.

— А кто приедет в наш район? — опустив голову, спросила Чикильдина.

— Еще ничего не знаю.

— Приезжайте вы, — сказала она и поспешно добавила: — Мы вам поможем формировать полк. Казаки у нас чудесные.

— Если такие же, как казачки, — Матюхин улыбнулся и посмотрел на Таисию, которая о чем-то думала и не видела его взгляда. — Я бы рад к вам приехать, но… — он развел руками, — воля вашего брата, а моего генерала.

— А вы ему скажите, что я просила.

— Это можно было бы сказать, — все с той же открывающей зубы улыбкой говорил Матюхин, — если бы вы были, ну, командующим фронтом. А вот и Зинуша!

Зинуша робко вошла в комнату.

— Тетя Оля, машина у ворот.

— Отвези товарища майора на станцию, — сказала Чикильдина. — Да хорошенько прокати его по нашей мостовой, чтобы дорогу к нам не забыл.

— Лихачка? — смеясь спросил Матюхин. — Такую бы к нам в полк.

— Не лихачка, — пояснила Чикильдина, — а просто девушка смелая. Ей бы парнишкой быть. Ну, в добрый час!

Все вышли в кухню. Матюхин надел шинель, надвинул на густые брови кубанку, и лицо его стало еще темнее. Бурку сложил, как складывают блин, взял ее на руку, попрощался с Таисией и открыл дверь.

— Проводите, Ольга Алексеевна, — сказал он. — А то у вас тут темно.

— Таечка, я сейчас вернусь, — сказала Чикильдина и вышла следом за майором.

Машина еще долго стояла у калитки с потушенными фарами. Затем мотор загудел, лучи ударили в окна, и все стихло. Чикильдина вошла в комнату с взволнованным, разрумянившимся лицом, помолодевшая и веселая. Села рядом с Таисией, ласково посмотрела ей в глаза.