Талантливый художник, изображая портретируемого таким, каков он есть, раскрывает в нем то, что порой недоступно глазу непрофессионала. Преодолевая временную ограниченность своего искусства, художник выбирает такой момент, в котором сконцентрированы не только наиболее характерные, типологические черты изображаемого человека, но и вся его жизнь — его прошлое, настоящее и даже будущее.

Гегель писал: «…одно дело передать лицо в тех поверхностных и внешних чертах, которое лицо спокойно сидящего перед портретистом человека являет ему именно в данный момент, и совершенно другое дело уметь изобразить те истинные черты, которые представляют собою выражение самой настоящей души данного человека».

Чтобы постигнуть оригинал и воплотить его в психологический портрет, у художника, как говорил М. В. Нестеров, «должен быть особый глаз на лицо человеческое, зоркий и чуткий». Путь от восприятия оригинала к созданию портрета у каждого художника индивидуален, но всех их объединяет одна общая закономерность — стремление к активному изучению духовного облика портретируемого.

Художник П. Д. Корин как-то сказал шутя, что, прежде чем начать портрет, он должен выпить с оригиналом не одну чашку чая. К. И. Чуковский в своих воспоминаниях рассказывает, что, когда Репин писал его портрет, он ездил на лекции Чуковского, читал написанные им книги. Чуковский назвал этот период «медовым месяцем». Такие месяцы у Репина были с Короленко, Шаляпиным, Бехтеревым и многими другими. Художник говорил Чуковскому, что «он влюбляется в портретируемого во время работы над его портретом. Эта временная влюбленность портретиста в натуру всегда поражала меня своей внутренней, я сказал бы, профессиональной целеустремленностью, неясной ему самому», — пишет Чуковский.

Художник, постоянно работая с натурой, прекрасно чувствует ее характер. Это подтверждают исследования профессора А. А. Бодалева. Перед людьми различных профессий ставилась задача в течение короткого промежутка времени определить характерологические особенности незнакомого человека. С этой задачей лучше всего справились из мужчин художники-портретисты и скульпторы, из женщин — актрисы. Кстати, секрет повышенной эмпатии Лафатера заключается в том, что он был художником-портретистом. Это одно из условий, как нами показано, которое позволяет развить интуитивное восприятие душевного склада других людей. И еще немаловажный момент. Лафатер не только читал проповеди, но и исповедовал прихожан. На исповеди люди делились с ним своими мыслями, переживаниями, рассказывали о совершенных «грехах». То, что исповедь способствует развитию эмпатии, говорят многие наблюдения.

В романе Ф. М. Достоевского «Братья Карамазовы» есть образ старца Зосимы Его прототипом, как утверждают современники, явился старец Амвросий (в миру А. М. Гренков), с которым писатель встречался в монастыре Оптина Пустынь. «Про старца Зосиму говорили многие, — пишет Достоевский, — что он, допуская к себе столь многие годы всех приходящих к нему исповедовать сердце свое и жаждущих от него совета и врачебного слова, — до того много принял в душу свою откровений, сокрушений, сознаний, что под конец приобрел прозорливость уже столь тонкую, что с первого взгляда па лицо незнакомого, приходившего к нему, мог угадывать: с чем тот пришел, чего тому нужно и даже какого рода мучения терзают его совесть, и удивлял, смущал и почти пугал иногда пришедшего таким знанием тайны его, прежде чем тот молвил слово».

Если мы обратимся к творчеству талантливых писателей, то увидим, что для каждого из них главное — общение. Их отличает умение расспрашивать, выслушивать, сопереживать. Эта постоянная связь (сказали бы кибернетики, «обратная») подобна исповеди, способствует развитию интуитивного восприятия. Вот один из примеров.

В конце 80-х годов прошлого века шел процесс по делу вдовы Корниловой, совершившей попытку к убийству ребенка. Достоевский следил за процессом по газетным материалам. Но вот однажды он увидел, как ее выводили из тюремной кареты в зал заседания суда. Этого оказалось достаточным, чтобы он написал статью, в которой указал мотивы, толкнувшие эту женщину на столь тяжкое преступление. Когда статья была опубликована, он захотел проверить правильность своих выводов. Вот что он записал в дневнике: «Под впечатлением того, что сам намечтал, решил постараться из всех сил повидать Корнилову, пока она еще в остроге. Сознаюсь, что мне очень любопытно было проверить: угадал ли я вправду что-нибудь о том, что написал о Корниловой… И вот я даже был удивлен: представьте себе, что из моих мечтаний, по крайней мере, три четверти оказалось истиною: я угадал так, как будто сам был при том… О, разумеется, я кое в чем ошибся, но не в существенном».

Для быстрой оценки психологического облика и эмоционального состояния большое значение имеет способность в своем воображении воссоздать особенности переживаний изучаемого человека. Это во многом зависит от того, насколько велик и систематизирован опыт общения с другими людьми у самого изучающего и насколько он сам сформировался как личность. Исследования показали, что у лиц интеллектуально развитых, легко вступающих в контакт с другими людьми, воображение при взаимодействии с ними может работать недостаточно конкретно. Они не всегда способны оценить и воссоздать переживания тех, с кем общаются. В то же время встречаются люди, обладающие ярко выраженной способностью проникать во внутренний мир другого человека, сопереживать ему, ставить себя на его место.

Диапазон интуитивного подсознания человека у разных людей колеблется в широких пределах. Но с уверенностью можно сказать, что колдуны, знахари являются, как правило, интуитивными психологами, способными проникать в духовный мир другого человека, распознавать его характерологические особенности и на основании этого делать соответствующие прогнозы.

В Древней Руси знахарем, знателем называли человека, досконально знающего какое-либо ремесло, дело. Произошло оно от слова «знать». В последующем это понятие закрепилось за людьми, занимающимися лечением больных. На первый взгляд может показаться, что колдун и знахарь — это одно и то же. На самом деле это не так. В дореволюционной России считалось, что знахарь не отрекается от бога (в отличие от колдуна), а в ряде случаев выступает от его имени, никому не делает зла, тогда как колдун может навредить людям, нанести порчу.

Мы не собираемся отрицать накопленные народной медициной знания. Многие из них с успехом применяются в сегодня. Но, отвечая на поставленный вопрос, остановимся на «лечебной» деятельности знахарей, то есть на лечении больных с помощью магии.

Начнем с методов диагностики заболеваний, применяемых знахарями. Обратимся к описанию, заимствованному из работы известного советского этнографа И. Ю. Крачковского: «К больному призывают старуху, которая расплавляет на сковороде свинец или воск и потом льет над болящим расплавленное в воду. Получаются разного рода фигуры. По виду и форме этих фигур знахарка объясняет причину и последствия болезни».

Подобные манипуляции, по свидетельству очевидцев, действовали на психику больных, они проникались доверием к знахарю.

К числу наиболее распространенных средств, употребляемых знахарями для лечения, относятся заговоры, использования растений, различных органов животных, огня, воды, камней и т. д.

Заговор выступает как самостоятельный метод лечения или сопровождает магические обряды. Непременным условием при заговоре является определенный ритуал: произнесение его полушепотом в одно и то же время. Магическая сила слова в заговоре подкреплялась особым ритмом, специфическим созвучием и даже рифмой. По представлениям знахарей слово сохраняет свою магическую силу при передаче его через другие предметы. Кто пьет заговоренную воду, ест хлеб, конфету, яблоко, тот, по их мнению, «проглатывает» и сами магические слова. Мы не будем останавливаться на приемах использования знахарями в лечебных целях огня, воды, камней, растений и других средств, отметим только, что в дореволюционной России многие из знахарей верили в то, что они действительно оказывают помощь больным, и некоторые люди на самом деле исцелялись.