Как милейшая, благороднейшая Елизавета Николаевна терпит столь отвратительного типа? Она явно наслаждалась диалогом и словно с трудом сдерживала смех.

-- Не хотите составить мне завтра компанию в верховой прогулке или в игре в теннис? Стас что-то обленился, ему лишь бы валяться в гамаке, и я скучаю одна.

-- Да, развлекли бы мою благоверную, -- поддержал жену Станислав Сергеевич. – Тут, в глуши, нет приличного общества, и бедняжка тоскует.

-- С удовольствием сыграю завтра в теннис. Уверен, ваш корт обустроен идеально.

Мерзавец немного повернул голову, и его тетушка, очевидно, уловившая в этом желание закончить разговор, поспешно проговорила:

-- Сашура, я еще не представила тебе Катиш, племянницу Прокофия Васильевича. Она приехала сюда на лето.

-- Добрый вечер, Катя.

-- Катиш, -- поправила девушка.

-- Предпочитаете именоваться на французский лад? – Александр Александрович усмехнулся. – Но мы не во Франции и даже не в Москве, милая Катя. Мы в Бобровичах.

Катиш вспыхнула. Милая Катя было произнесено столь снисходительно-высокомерно, как будто она была глупым ребенком, а Коцебу – всеведущим Господом, когда-то лично создавшим Еву из ребра.

-- Она предпочитает, чтобы с нею не фамильярничали, -- в наконец-то нашедшей выход ярости выпалил Евгений.

Гнусный ферт благодушно улыбнулся.

-- У меня и нет подобного желания, Евгений Павлович. Но если я случайно преступил границы, милая Катя способна сама за себя постоять, не нуждаясь в защитниках. Или я ошибаюсь?

Он спокойно перевел взгляд на Катиш.

-- Не лезьте, когда вас не просят, -- раздраженно бросила девушка Евгению. – Сама справлюсь. А вы, Александр Александрович, не думайте, что раз мне всего девятнадцать, так я ничего в этой жизни не перестрадала. В душе я не молода, а стара, как мир.

-- Ну, разумеется, -- усмехнулся Коцебу. -- Итальянская опера, готические романы – а затем несчастная любовь, разбитое сердце, вера в мистику и мечты о смерти, не мешающие здоровому аппетиту.

Катиш, поперхнувшись, положила кусок жаркого обратно на тарелку, а мерзавец высокомерно продолжил:

-- Это настолько банально, что даже не интересно. Простите, господа, я отвлек вас от главного. Мы собрались, чтобы помянуть усопшую Антонину Афанасьевну. Она была удивительно добрым, искренним человеком. Нам будет ее не хватать.

Поминки вернулись в обычное русло. Однако мерзкий франт умудрился все испортить. Катиш хоть и притворялась, будто он ей безразличен, на деле следила за каждым его жестом и словом, а про Евгения совершенно забыла. Елизавета Николаевна, совсем недавно заботившаяся о нем, словно о родном, переключилась на племянника. Они обменивались колкостями, но явно понимали друг на друга с полуслова и были рады встрече. Даже гости стремились поговорить именно с Коцебу, а тот умел каждому быть приятным – за исключением Катиш, которую он напрочь игнорировал.

В общем, отвратительнейший тип!

Глава четвертая,

в которой плачущий призрак предстает читателю воочию.

По окончании поминок в доме остались Евгений, Елизавета Николаевна и, увы, гнусный ферт – ее племянник.

-- Сегодня ты, Сашура, превзошел сам себя, -- прокомментировала старуха, не забывая краем глаза наблюдать, как слуги убирают со стола. – По-моему, наши дачники совершенно не догадались, что ты над ними смеешься.

-- Они и не должны были догадаться, тетушка. Я приехал выяснить причину смерти Антонины Афанасьевны, а не давать выход собственному раздражению. Поскольку официальных полномочий у меня нет, чтобы люди мне отвечали, надо быть с ними в добрых отношениях. Пришлось постараться. Но если с Шуваловым и Поливайло это мне не трудно, то всерьез становиться на уровень Куницыных не хватило сил, и я не сдержал ехидства. Счастье, что ваши дачники совершенно не способны взглянуть на себя со стороны и вряд ли заметят насмешку, если та не сопровождается гомерическим хохотом, а еще лучше – подробными разъяснениями.

-- Но скажи, Сашура. Как ты сообразил, что Станислав Сергеевич служит в министерстве, я понимаю. Повадка, одежда – все одно к одному. Понимаю даже, откуда взял теннисный корт и конюшню – у наших нуворишей нет фантазии, их мечты весьма однообразны. Но догадаться про флирт Аделаиды Федоровны с министром...

Александр Александрович, легко вскочив с кресла, в мгновенном порыве поцеловал Елизавету Николаевну в щеку.

-- Проблема в том, что вы слишком честны и здравомыслящи, тетушка Елизабет. Дамочка, которая младше мужа на десять лет, а энергичнее на все двадцать, да еще явившаяся на деревенские поминки с веером и в бриллиантах, просто не в силах не верить, что самый высокий начальник с нею флиртует – даже если в реальности он вообще не помнит о ее существовании.

Елизавета Николаевна кивнула.

-- Да, тут ты прав. А вот Катиш обидел зря. Зачем при всех ляпнул про итальянскую оперу и мечты о смерти? Честно говоря, я была уверена, что не писала о ее попытке отравиться после отъезда этого певца. Да, она глупенькая девочка, а я чрезмерно мудрая старуха, однако мы обе женщины, и мне стыдно, что я выдала ее тебе – мужчине. А ты над нею посмеялся. Значит, и надо мной. Я не ожидала, Сашура. Нельзя походя оскорблять чужие чувства.

-- Простите, тетушка Елизабет, -- смутился племянник. – Не знал, что настолько попаду в точку. И не корите себя! Вы лишь писали мне, что Катиш – племянница Прокофия Васильевича, которая уши всем прожужжала про мистическую историю Параши. А я увидел красивую, пышущую здоровьем барышню с румянцем во всю щеку, пришедшую на поминки в белом, точно на свадьбу. Признаюсь, это меня взбесило. Нынешние мальчики и девочки вместо того, чтобы нормально влюбляться, жениться, рожать детей и работать на благо общества, выдумывают трагедии, а иногда так заигрываются, что и впрямь себя убивают... Я не могу смотреть на них спокойно. – Он действительно, к удивлению Евгения, на миг разгорячился, однако тут же иронически хмыкнул: -- Старею, что ли? Надеюсь, в моем возрасте уже позволительно ворчать на молодежь? Я решил показать барышне, насколько она стандартна в стремлении быть оригинальной, и перечислил основные признаки этой новомодной породы. Пусть поразмыслит на досуге... если, конечно, умеет.

-- Женщины не должны быть похожи на нас, -- вскипел Евгений. – Они другие. Они живут чувствами и этим прекрасны.

На душе у него было тоскливо. То, что приезжий оказался еще и умен, не прибавляло радости – скорее, наоборот.

-- Я не сомневаюсь, что ее здоровая натура рано или поздно возьмет верх над всем наносным и внешним, -- мягко произнес Коцебу. – Но хотя я сказал Кате, что она не нуждается в помощи, это, увы, не так. У нее сейчас трудный, переломный период, ей необходима поддержка. К сожалению, я приехал лишь на пару дней, а за это время не стоит и пытаться установить с нею дружеские отношения.

Последняя фраза музыкой прозвучала в душе Евгения. На пару дней? Это же чудесно! Действительно, многого ли добьешься от порядочной девушки за столь короткий срок, даже если ты привлекателен, как этот мерзкий тип... Или не мерзкий, а вполне приличный? Он же не виноват, что самоуверен и хорош собой. Евгений, наоборот, стеснителен и нескладен -- зато останется в Бобровичах надолго, и его поддержка девушке будет обеспечена.

-- Но не будем мешкать, -- совсем другим, энергичным тоном продолжил Александр Александрович. – И без того уже стемнело, а мне не терпится осмотреть второй этаж.

-- Зачем? – не понял Евгений.

Гость пожал плечами.

-- Возможно, ваша тетушка погибла совершенно случайно. А возможно, и нет. Судите сами. Она была покладистой, но в иных вопросах весьма упрямой. И не слишком благоразумной.

-- Коли ударит что в голову – не остановишь, -- подтвердила Елизавета Николаевна.

-- В том-то и дело. И если ее всерьез заинтересовало, что происходит на втором этаже, она могла, невзирая на обстоятельства, отправиться туда глубокой ночью. Случайно споткнуться на шаткой ступеньке, упасть – и сломать себе шею... Ведь так врач записал причину смерти?