Тем временем Лихобабин начал хозяйничать на телеграфе. Прежде всего он передал телеграмму во все отделения телеграфа, предложив задерживать все депеши за подписью Ленина и Свердлова, а равно и депеши, направленные кадетами и монархистами, как вредные для советской власти, которая будто бы находится в руках левых эсеров.

Конвоир, сказавший, что войска, расквартированные в Покровских казармах, перешли на сторону эсеров, солгал. Может быть, он это сделал, чтобы запугать арестованных, а может быть, просто высказал вслух то, что ему хотелось бы увидеть наяву.

Действительность же была иной.

В одном из зданий Покровских казарм разместился Интернациональный батальон, в основном состоявший из латышей, преданных революции, сознательных, уже обстрелянных бойцов.

В помещении штаба батальона было людно. В разгар шумного спора раскрылась дверь, и высокий худой человек с заостренной бородкой стремительно вошел в комнату. Увидев внезапно ворвавшегося гостя, все утихли. В наступившей тишине раздался его грудной голос:

— Я Дзержинский. Кто здесь командир?

К нему подошел бравого вида мужчина. На довольно хорошем русском языке он представился:

— Я есть командир Интернационального батальона Янчик Ференц.

Дзержинский направился к стоявшему посреди комнаты столу. Бойцы посторонились, уступая ему дорогу. Дзержинский вынул из бокового кармана карту Москвы и разложил ее на столе.

— Здесь, — начал он, — недалеко от вашей казармы, находятся здания центральной почты, телефона и телеграфа. Левые эсеры захватили их. Необходима ваша помощь, товарищи, нужно выбить врагов оттуда, — это крайне важно. Без телефона и телеграфа мы отрезаны от остальных районов страны.

Феликс Эдмундович принял руководство операцией на себя. Он разъяснил, что только внезапность и быстрота могут решить ее успех.

План Феликса Эдмундовича заключался в том, чтобы разбить весь отряд на отдельные группы, занять улицы, ведущие к почтамту, и одновременно захватить почтамт и телеграф. Внезапно ворвавшись через главный и боковые входы в здание телеграфа, отряд быстро разоружил засевших там мятежников, не дав им вывести из строя телеграфное оборудование. Затем отряд приступил к очистке соседних с телеграфом улиц.

Прибыв из наркомата на телеграф вслед за отрядом Дзержинского, Вадим Николаевич Подбельский оказался в самом огне событий. Требовались быстрые, энергичные действия, сочетаемые с чрезвычайной осмотрительностью.

С телеграфа нарком переходил на телефонную станцию, оттуда на почтамт. Бои шли в течение двух дней — приходилось «выкуривать» контрреволюционеров из каждого здания.

По части организации связи Красная Армия получила от старой армии весьма скромное наследство. В самом деле, разве можно было говорить о серьезной постановке связи в царской армии, если в ней даже не имелось специального управления связью. Армейские почтово-телеграфные конторы подчас размещались в нежилых комнатах, без полов и печей. Своих квалифицированных кадров связистов армия не имела. Пришлось на первых порах привлечь для обслуживания армии более 2 400 почтальонов, более 4 тысяч рабочих-линейщиков и монтеров и тысячи других сугубо гражданских людей из почтово-телеграфного ведомства. Эта мобилизация специалистов совершенно обескровила связь в тылу.

Вопрос об организации связи в армии следовало решить быстро и капитально.

Поэтому, как только Подбельский вернулся в Москву после объезда многих прифронтовых районов страны, он немедленно позвонил Ленину, а поздно вечером явился к нему для беседы.

Это была первая встреча с Владимиром Ильичем после его выздоровления.

Известие о злодейском покушении на Ленина застало Подбельского в командировке. Он тогда немедленно вернулся в столицу. Сразу же нарком разослал по всем почтово-телеграфным учреждениям письмо. Гневно клеймил он организаторов убийств и покушений. «Белогвардейская сволочь, — писал он, — пошла по пути предательского нападения из-за угла на вождей нашей рабоче-крестьянской революции». Наркомпочтель призывал выгнать из «трудовой почтово-телеграфной среды всех, кто в какой-нибудь степени прикосновенен к этой преступной банде белогвардейских социалистов-революционеров…».

Беседа с Лениным была долгой и откровенной. Нарком подробно изложил главе правительства положение со связью в стране и в армии.

— Я глубоко убежден, Владимир Ильич, — возбужденно говорил он, — что основную причину царящего хаоса в области связи на фронтах следует искать прежде всего в отсутствии в военном ведомстве того полномочного органа или даже того должностного лица, которое бы обладало полнотой власти и несло бы ответственность за положение телеграфной, телефонной, радиотелеграфной и почтовой связи на фронтах.

Картина, которую Подбельский рисовал, была не из радостных.

— Ежедневно у нас берут для армии громадное число телеграфистов, механиков, надсмотрщиков, а также аппараты, проволоку, элементы и прочее, — говорил он. — Мы отдаем Красной Армии почти треть всех тех материалов, которые получает ведомство, да и то в очень ограниченном количестве, для наших оседлых учреждений. Мы бедны как техническими силами, так и материалами. А при той недопустимой преступной расточительности, с которой эти богатства растрачиваются, скоро может наступить момент, когда у нас не будет ни того и ни другого.

— Но в одной ли здесь преступной расточительности дело? — спросил Владимир Ильич.

— Сомневаюсь, что дело здесь в безобидной расточительности. Я думаю и, пожалуй, в этом убежден: здесь не обошлось без предательства и саботажа. Вполне возможно, что здесь ведется именно преступная линия: растратить наши телеграфные технические силы и средства, а затем оставить фронт без связи.

— Какой же вы предлагаете выход из положения?

Этого вопроса Подбельский как будто только и ждал.

— Единственный выход из положения — немедленно создать тот полномочный орган, который бы имел право диктаторски распоряжаться радиотелеграфной, телеграфной, телефонной и почтовой связью на фронтах.

Прощаясь с Подбельским, Владимир Ильич заметил:

— Трудно, должно быть, вам приходится. Никогда ведь не думали, что таким хозяйством придется управлять.

— Конечно, порой трудно бывает…

— Что делать… Наркомами не рождаются, ими делаются.

…Беседа с Владимиром Ильичем состоялась 23 ноября 1918 года, а уже через три дня по докладу Подбельского Совнарком принял решение об учреждении Верховной комиссии телеграфной связи. Председателем комиссии был утвержден Вадим Николаевич Подбельский.

Спустя почти год — 20 октября 1919 года — было создано Управление связи Красной Армии. Начальником управления был назначен член Коллегии Наркомпочтеля, ближайший помощник Подбельского — Иннокентий Андреевич Халепский.

Как-то, беседуя с Владимиром Ильичем, Подбельский обратил его внимание на то, что все основные стационарные радиостанции в стране принадлежат военному ведомству, которое, кстати, их довольно плохо эксплуатирует. Из-за этого в стране почти нет гражданского радио.

И он изложил Председателю Совнаркома свои соображения по поводу передачи в ведение Наркомпочтеля всей радиосвязи в стране. В июне 1918 года уже было принято постановление Совнаркома о передаче из военного ведомства в ведомство Народного комиссариата почт и телеграфов нескольких радиостанций. В числе переданных Наркомпочтелю военных радиостанции были Ходынская, Царскосельская и Тверская.

Особое внимание народного комиссара привлекла Тверская радиостанция. И к этому имелось достаточно оснований.

Довольно мощные Ходынская и Царскосельская радиостанции, предназначавшиеся для международных сношений, были построены в конце 1914 года в рекордно короткий срок — за сто дней. Чтобы работа этих станций не могла мешать приему, на разном расстоянии между ними — в Твери — выстроили приемную станцию.