Одик был весь на взводе.

Через полчаса должна быть атака на твердыню Карпова… Если, конечно, Вася не соврал. Поможет ли его диверсия?

— Одик, спать! — сказала мама, укладываясь.

— Ну еще немножко, мам… Я не хочу спать и все равно не усну.

— Но ты скоро ляжешь?

— Скоро.

Через несколько минут Одик услышал, что мама спит. И вообще все в их комнате и доме спали. Только у Карповых еще продолжался негромкий разговор. Одик поднялся со ступенек, прикрыв дверь, вошел на террасу и присел на низенькую красную табуретку, которые продаются в московском «Детском мире». Отвернув уголок марлевой занавески, стал смотреть во двор, на темные плодовые деревья и редкие проблески лунного моря меж густой листвы.

Все, что он увидел потом, сильно встревожило его.

Во дворе вдруг появились темные силуэты: Карпов беззвучно, как в немом кино, показывал руками то одному, то другому человеку в разные стороны, и силуэты удалялись в отдаленные углы участка. Расходились они таинственно, слегка пригнувшись, словно очень не хотели, чтобы кто-то заметил их.

Вдруг Одика прошиб легкий пот. Он все понял. Ведь они, эти люди, пришли сюда, чтобы поймать мальчишек. Они обо всем знают, их предупредили… Не случайно пришли они в этот день и час.

Но кто их предупредил? Кто?

Одик на цыпочках прошел в комнату. Часы показывали пять минут первого. Скоро начнется атака. И конечно, всех переловят. Всех! И даже не поможет то, что он перерезал провода… Ведь здесь так много людей.

Одик снова вышел на террасу. Сердце у него колотилось.

Но что он может сделать еще? Как им помочь? Ясно: их надо предостеречь. Но как?

А что, если незаметно выскользнуть из дому и перехватить ребят на подступах к участку?

Так и надо сделать.

Но ведь его услышат люди Карпова, и потом, калитка может звякнуть. Да и нельзя через калитку: на ночь она запирается изнутри на замок… Как же быть?

Голова Одика горела. И все-таки надо через калитку. Она менее всего находится под наблюдением: какой же дурак полезет в сад прямо через нее? Ему надо перебраться именно здесь.

Кто же все-таки предупредил Карпова?

Он. Конечно он… Кто ж другой?

Больше раздумывать было некогда. Одик скинул сандалии — так будет тише, — приоткрыл дверь террасы, на цыпочках сошел по ступенькам и нырнул в темно-зеленый туннель, ведущий к калитке.

Он почти не дышал. Лоб его был холодным. И сердце совсем не стучало. Точно его и не было у него.

Вот и калитка. Она высока. И железобетонная ограда возле нее высокая. Калитка чуть пониже. Одик поставил ногу на перекладину, приподнялся калитка скрипнула. Он замер. Поднял вторую ногу и еще приподнялся.

Ночь была тихая и теплая. И звездная. Где-то с надрывом трещали цикады. Пролетела по автостраде машина, и снова все затихло.

Одик поднялся еще выше. Верх калитки в острых прутьях — не перевалишься на животе. Вот он на самом верху. Отдышался. Перекинул ногу через прутья. Руки напряжены. Как стальные. Нога ловит перекладину по другую сторону калитки. Больно — нога босая. Вот пальцы нащупали что-то. Оперлись. Одик заносит вторую ногу. Но что-то мешает, держит. Точно кто-то со двора схватил и не пускает.

Одик дернулся всем телом — раздался треск рубахи. Черт с ней. Он полез вниз.

Спрыгнул, огляделся. Ни души. Темно и жутко.

Наверно, ребята решили проникнуть в сад с другой стороны. Со стороны моря, например. Или с тыла. Одик помчался к автостраде. Встречались редкие парочки, отдельные подвыпившие гуляки… И больше никого.

Тогда Одик вернулся и побежал по Тенистой улице к морю — пусто. Он постоял немного, посмотрел на неподвижное, точно замерзшее море, надвое рассеченное, как мечом, лунной дорожкой и тяжело вздохнул.

Где ж ребята? Вася не наврал — это точно. Карпов не делал бы таких приготовлений. Но где ж тогда мальчишки? Или кто-то другой успел им сказать?

Одик побежал назад и здесь на кого-то налетел. Он вскрикнул и отскочил. Было очень темно. И эта сплошная чернота вдруг наполнилась шевелящимися силуэтами, легким шуршанием листвы, острыми запахами.

— Кто здесь? — спросил чей-то голос.

Одик так испугался, что не мог шевельнуть губами.

Он хотел броситься к морю, но и сзади и спереди возникли смутные силуэты.

— Так это ж Одька! — тихо ахнула вдруг темнота голосом Катрана. — Ты что делаешь в такое время?

— Ребята! Вы? — вскрикнул Одик. — А я ищу вас.

— Что такое? — спросил из темноты Толян.

— Не ходите сегодня, — громко зашептал Одик. — Вас ждут, весь сад полон людей… Карпов позвал…

— Врешь небось? — бросил Катран.

— Честное слово! — крикнул Одик, обиделся и решил не говорить им, что перерезал провод. — Надо мне врать!

— Тише ты, — сказал чей-то вкрадчивый, до дрожи знакомый голос.

— А Илька здесь? — спросил Одик. — Он здесь?

— А где ж мне еще быть? — бодро прозвучало впотьмах. — Ну раз так, раз у него такие точные сведения, придется отменить атаку…

— А как ты вышел из дому? — поинтересовался Катран. — Они ведь, наверно, все ходы-выходы перекрыли.

— Я тихонько, — сказал Одик. — Разулся… Через калитку… Едва перелез… Не знаю, как вернусь назад.

— Бедняжка, — со вздохом проговорил Илька. — Идем, мы тебе покажем несколько секретных лазов.

Они пошли по Тенистой улице, и когда Одик, подобрав живот, с силой втиснул себя в узкое отверстие под оградой, Катран негромко сказал ему вслед:

— Приходи завтра в десять ноль-ноль к Дельфиньему… Не опаздывай!

Спал Одик плохо, а может, и вообще не спал. Он слышал, как далеко за полночь с тихим говором расходились со двора люди Карпова, как с восходом солнца зашумела водой Пелагея, как попозже она лязгала садовыми ножницами, а еще позже — покрикивал на индюков Виталик…

Одик лежал и слушал похрапывание отца, слабое посапывание мамы… Лежал и думал. Он был уверен: их предал Илька. Он предатель. Карпов уговорил его устроить ловушку для ребят, и он чуть не устроил ее… Теперь ясно, почему он подлизывался к нему у моря и предлагал свои услуги и почему сегодня держался так браво.

Он боялся его. Он хотел, чтобы Одик молчал. Илька не случайно хотел узнать, слышал ли Одик, как он продался Карпову…

Все утро у Одика ушло на то, чтобы опять, незаметно от всех, соединить провода, чтобы в сад шел ток, иначе Карпов догадался бы, чьих рук это дело: Виталик помог бы.

И еще одно событие произошло утром. Не успел Карпов сбежать с крыльца, отправляясь на работу, как принесли телеграмму. Карпов быстро распечатал ее, прочитал и разорвал на мелкие клочки, точно опасался, что кто-то может подобрать их, склеить и восстановить текст. Лицо у него при этом почти не изменилось, только все как-то застыло: глаза, брови, губы все остановилось. Словно перестало жить.

Мимо него с лейкой в руках проходила Лиля.

— Что с тобой? — спросила она.

— Ничего. — Карпов крепко сжал в кулаке клочки телеграммы. — Севка извещает, что не приедет, будет отдыхать в Гагре.

— Странно. — Лиля пожала плечами. — Всегда ведь приезжал.

— Ничего странного. Слишком умным стал… Набрался там всего… Я в последний его приезд заметил это.

— Очень неприятно, — сказала Лиля.

— Он еще пожалеет. Вот возьму и не оставлю ему ничего — ни метра площади, ни метра земли… Попляшет тогда.

И с клочками телеграммы в туго сжатом кулаке тяжело пошел к калитке.

Значит, они могут теперь жить здесь сколько хотят, понял Одик, стоявший у открытого окна их комнаты. Вот небось мама с отцом обрадуются! Они ведь по-прежнему не знают ничего. Не знают того, что знает он…

К морю Одик пришел на полчаса раньше условленного. Он сидел на камне и терпеливо ждал мальчишек.

Хрипло орали чайки, волнистая линия бурых водорослей у прибойной полосы уходила вдаль. Было неуютно и промозгло. И очень тревожно. Полуразрушенный каменный сарай на пустыре, заросшем кустами и репейником, казалось, таил в себе неразгаданную мрачную тайну: может, за его щербатыми стенами таились грабители или шпионы, переброшенные ночью на подводной лодке? Одик поежился и отвернулся от сарая. И сразу увидел мальчишек: они шли сюда, и впереди — Катран. Он катил перед собой камеру. И вдруг Одик подумал, и ему стало горько и тяжело от этой мысли: а что, если бы он выпустил тогда из сарая Ильку? Может, он и не стал бы предателем и оставался обыкновенным мальчишкой…