Изменить стиль страницы

‹1905–1907›

ИЗ ПЕСЕН НЕДОЛИ

Шумные березы
Побелил мороз.
Хотел бы я плакать.
Только нету слез.
Хотел бы запеть я
О беде своей,
Только нету песни,
Ноет грудь сильней.
Хотел бы, чтоб зимы
Ушли со двора,
Чтобы красовалась
Летняя пора.
Хотел бы, чтоб доля
В хате век жила,
Чтоб с бурливой речкой
Недоля сплыла.
Хотел бы, чтоб воля
Гуляла со мной,
Чтоб солнышко грело,
Как греет весной.
Только доли светлой
Не отыщет взгляд,
Кандалы неволи
На руках звенят.
Нет весны и солнца,
Вместо света — тьма,
Морозом морозит
Лютая зима.
Морозом морозит,
Вьюгами грозит,
На работу гонит,
Голодом морит.
Эх, пойду я в поле,
Доли поищу,
Острою косою
В поле засвищу!
Ой, пойду я в поле,
Словно на войну,
Поищу там воли,
Саблею махну!
Может, выйдет воля
Ясною зарей,
Может, встанет солнцем
Воля надо мной!

‹1905–1907›

ОТПОВЕДЬ

Вы, паны, меня с песней к себе призываете,
Чтобы в ней воспевал я большие деянья,
Рай, не снившийся мне, на земле открываете,
Говорите: найду в этом славу, признанье…
Шумно ветер поет над родными дубравами,
Над залитою потом и кровью землею;
Не гонюся, паночки, ой, нет, я за славою,
Не взойдет надо мной доля светлой звездою.
Слышу я, слышит сердце мое неспокойное,
И душа моя боли во мне не избудет;
Как родился, несчастье досталось, бездольному,
Не утешили в горе и добрые люди.
Мать не тешила песней меня колыбельною,
Надо мной она пела о тяжкой недоле;
За окном подпевала зима ей метельная,
Ветер песни ее нес по снежному полю.
А когда я подрос, свет узнал, не утешила
Меня молодость, трудно пришлося мне с нею,
Холод, голод, беду на мои плечи вешала,
И участья и ласки не видел нигде я.
За столом не бывало мне места свободного,
Над моей нищетою смеялись убогой,
У порога мое место было, безродного,
И в колючках дорожка вилась за порогом.
Не ласкали меня руки девичьи белые,
Не глядели в глаза мне веселые очи,
Как пустынник, забытый людьми, я дни целые
Так живу и печалюсь с утра и до ночи.
Как бездомный, на свете век целый скитаюся
Без угла, без родимой приветливой хатки;
За чужою работой из сил выбиваюся,
Веры в долю счастливую гибнут остатки.
Так, паночки, в грядущую славу не верится,
Обещанья пустые мне слушать немило;
А что в сердце, в душе моей нынче имеется —
Буду вкладывать в песни до самой могилы.
Буду петь не за славу, что вы обещали мне,
Буду петь — ведь люблю я родные поляны,
Буду петь — ведь люблю свою песню печальную,
Отплачу я народу за дар, долей данный.

‹1905–1907›

ЭТО КРИК, ЧТО ЖИВЕТ БЕЛАРУСЬ

Волк завоет иль буря застонет вокруг,
Запоет соловей, загогочет ли гусь —
Всюду вижу свой край, бор, и речку, и луг,
Нашу родину-мать — Беларусь.
Пусть холмиста земля, камениста она,
Воробью по колено, что сею, растет,
Но душа моя этой земельке верна
Даже в годы тревог и невзгод.
Хата крыта соломой, и бедно гумно,
Не скрываю — на вид неприглядны они.
Но своею рукой здесь бревно на бревно
Положил я в минувшие дни.
Хата крыта соломой, — что ж делать, нужда,
Под соломенной крышей и рига стоит,
Но я в сердце, как веру, ношу их всегда,
Их всегда моя память хранит!
Здесь в далекие дни я узнал божий свет,
Я отсюда шагал в школу в утренний час,
При лучине здесь сказки рассказывал дед,
Здесь и труд я познал в первый раз.
В ригу складывал хлеб, сено клал каждый год,
Здесь впервые я Зосе сказал, что люблю…
А потом здесь с детьми собирал умолот,
А теперь рядом баню топлю.
И хоть горе познал, сгибло счастье навек,
Умерла моя Зося, нет в хате детей, —
Привыкает к родимой земле человек,
Будто куст, прирастает он к ней!..
Все здесь будто беседу заводит со мной —
И березка, знакомая с детства, и дуб,
Снег морозной зимой, травка вешней порой
И колодца знакомого сруб.
А бурливый ручей, а зеленый мой сад!..
Тут, брат, сердце отдашь ради этих чудес…
Этот сад посадил я лет двадцать назад, —
А теперь он разросся, как лес!
С этим садом я сжился, как с хатой своей,
Знаю, сколько он слив, сколько яблок дает,
Скоротал я в нем с Зосей немало ночей
И мечтал до утра напролет.
Ой, бывало, как солнце пригреет весной —
Дух захватит в саду этом, словно в раю,
Распевают здесь птицы рассветной порой,
Теша песнями душу мою.
Там кукушка считает мне годы мои,
Там запели скворцы, там звенит соловей,
Над крапивой, летая, кричат воробьи,
Солнце греет теплей и теплей!..
Брат, теперь погляди на поля и на луг,
Погляди па простор, где прошли косари, —
Здесь свистела коса, потрудился здесь плуг.
Труд кипел от зари до зари.
Далеко протянулась полоска овса,
Возле — поле, где что ни картошка, то шар,
Узким поясом ржи пролегла полоса,
Дальше — вспахано поле под пар.
Средь овса шелковистый пробился ленок —
Зеленеет, овес оттеняя собой…
Там усатый ячмень под росою прилег,
А подальше — лужайка с лозой.
Что уж тут говорить! Здесь, куда ни гляжу, —
Край любимый кругом и родная земля,
Здесь и люди… да что… о них после скажу…
Их судьбе не завидую я.
Только как не любить это поле и бор, —
Где б я ни был — всегда я к ним сердцем стремлюсь…
Если ж, часом, застонет от бури простор —
Это стон, это крик, что живет Беларусь!