Сухой кивок Сергея.

— Но на помощь мне и иностранным курсантам приходит многонациональный состав населения этой страны. Курсант со светлой окраской волос, глаз и кожи станет жить и работать в Ленинграде, северных областях или в Москве, и я подгоняю его акцент под манеру говорить и акцент под уроженцев наших остзейских губерний: Эстляндской, Курлянс-кой, Лифляндской, Виленской, Ковенской и других. В определенных случаях они могут говорить как уроженцы Царства Польского. Вторая группа — это смуглокожие брюнеты, которых я готовлю так, что их русский язык не отличается от акцента жителей Закавказья. Третья группа, к которой принадлежали бы и курсанты-японцы, после окончания моих курсов может говорить так, как в России изъясняются среднеазиатские инородцы с монгольским типом лица. Их теперь большевики называют казахами. У них национальный характер сказывается не только в акценте, но и в жестах, привычках, манере говорить и прочих особенностях быта. Японец, выдающий себя за жителя Средней Азии, должен был бы учиться у меня дольше и больше, чем, скажем, швед, который потом будет выдавать себя за финна или латыша: азиатские манеры трудны для имитации.

Генерал с приятной улыбкой склонил голову на бок и покрутил усы. Сергей с неподвижным лицом молча смотрел на него в упор, совершенно не шевелясь. Вдруг спросил:

— Откуда вы можете знать столько акцентов, господин генерал?

— Из личного опыта. Я служил в Остзейском крае и в Туркестане. Моя жена — уроженка Риги.

Пауза. Генерал продолжает:

— Люди разных национальностей теперь в России одеваются более или менее одинаково. Мой бывший курсант, попав в Советский Союз, всегда должен носить что-то такое, что сигнализировало бы собеседнику его национальности — скажем, тюбетейку на голове или ременной поясок, если он японец и хочет, чтобы в нем сразу узнали уроженца Верного или других туркестанских городов.

— Господин генерал, как по-вашему, для чего едут ваши курсанты в Россию?

Иноходцев усмехнулся в усы и хитро прищурился:

— Это меня не интересует, мистер Джеки. Курс обучения у меня стоит недешево, я работаю добросовестно и со знанием дела, но курсант, покинув школу, может быть уверен, что я его забыл и в дальнейшем им и его работой не интересуюсь.

— Это похвально, господин генерал. Японцы не любят любопытства.

— Знаю, мистер Джеки. Японцев уважаю и ценю. Надеюсь заслужить их доверие.

Иноходцев встал и сделал широкий жест рукой.

— Пожалуйста, господин Джеки, осмотрите учебные пособия. Проходите сюда. В этой комнате помещается моя костюмерная.

Они в комнате, через которую протянута проволока, на ней висят плечики с небогатой одеждой разных типов и на разный рост и легкая материя для закручивания на голове тюрбана. Все вещи покрыты пылью и производят впечатление затхлой театральной костюмерной.

Иноходцев:

— Придя на урок начиная с первого, курсант обязан одеться в соответствующую одежду, чтобы привыкнуть к ней и потом более похоже копировать жесты, походку и специальную манеру вести себя — скажем, пить чай.

— Эта одежда сделана здесь?

— Что вы, мистер Джеки, как можно! Эта одежда — гордость моей школы, она показывает точность и добросовестность моего метода.

Иноходцев снимает с плечиков несколько пиджаков. Поднимается облачко пыли. Генерал показывает Сергею фирменные ярлыки на подкладке.

— Смотрите, мистер Джеки, — «Ленодежда», «Москва-швей» и прочее. Я не экономлю, моя агентура скупает эти вещи у матросов советских судов, а иногда, в части, касающейся азиатских предметов, закупает их на месте в советских среднеазиатских городах через иностранных специалистов, работающих в России. Стоит это много денег, но все же окупается.

Иноходцев ведет Сергея в другую комнату.

— Это классная комната. Здесь уже переодетые курсанты изучают русский язык. Взгляните, мистер Джеки, все учебники советские, видите место издания? Москва, Ленинград, Ташкент…

— Что означают эти увеличительные стекла на столах?

— Каждый день один час посвящается рассматриванию в лупу советских фотографий, вырезанных из газет и журналов, партийных или специальных. Я особенно люблю массовые сцены, где люди держатся обычно более естественно.

Генерал взял со стола две книги.

— Взгляните — вот фотографии первомайской демонстрации в Алма-Ате. А это — киргизские учителя на прогулке с детьми. Курсанты, рассматривая эти фотографии, рано или поздно подметят те особенности костюма, выражения лица и жесты, которые им придется позднее копировать.

— Умная постановка дела, господин генерал!

Иноходцев усмехнулся.

— А кое-какие руководства мне пришлось написать самому.

— Какие именно, господин генерал?

— Учебники ругательств. По-русски последние называются матом. Вот видите эти толстые тетради? В каждой из них свыше тысячи, заметьте, тысячи, ужасных ругательств.

— На всех языках?

— О, нет. Великий русский язык велик и в наборе ругательств. В России люди говорят на разных языках, но ругаются по-русски! Я усаживаю курсантов друг против друга, и они ровно час каждый день обкладывают друг друга, пока не приобретают ловкость, богатство фантазии и верность интонации голоса!

— Гм… Да, у вас дело поставлено научно, господин генерал. Ну а результаты?

Старичок развел руками.

— Перед отправкой в Россию все мои курсанты проверяются специалистами у себя на родине. Отзывы самые лестные: моя подготовка выше похвал! Затем подготовленные люди едут в Россию!

— Там их ловят?

Генерал перекрестился.

— Но не всех. Извольте взглянуть сюда. Я показываю этот журнал только вам и специально для пересказа нашего разговора японцам, жест исключительного доверия. Надеюсь, и ваша сторона ответит тем же!

Иноходцев в третьей комнате подошел к платяному шкафу и вынул из-под белья тонкую журнальную тетрадь, похожую на складской реестр.

— Я работаю не один год, и в Россию отправлена не одна сотня моих учеников. Я получаю извещения о случаях, когда мои курсанты проваливаются: мне это помогает выяснить причину провала и совершенствовать подготовку. Путем вычитания фамилий провалившихся из списка отправленных в Россию я вывел список уцелевших.

На мгновение генерал открыл журнал и сейчас же захлопнул его.

— Да-с, — Иноходцев гордо закинул голову и похлопал рукой по обложке, — вот эти люди уцелели и работают сейчас в России: они создали там свои организации и руководят ими. Этот посев — мой дар будущей Российской империи!

Пауза. Иноземцев стоит в гордой позе, Сергей спокойно смотрит на него и говорит равнодушно:

— Чем же объяснить высокий процент отсева?

— Помощью населения советским чекистам. Моих учеников раскрывают не чекисты, а простые люди.

— Значит, ваша подготовка все же недостаточная?

— Она совершенна, мистер Джеки, но не совершенны советские люди! А их я смогу переделать только тогда, когда снова стану генерал-губернатором Лифляндии или Туркестана.

— Пожалуй, вы правы! Еще вопрос: а не подозреваете ли вы, что большевики уже открыли вашу школу?

Генерал фыркнул и лихо закрутил усы.

— Мистер Джеки, я чую, слышите, носом чую большевика! Фотографию товарища из Совдепии носом найду и отличу среди тысяч фотографий порядочных людей! Да, да, это не выдумка! А уж живого большевика не учуять — нет, мистер Джеки, не оскорбляйте меня таким подозрением, я специалист по советским делам, да-с, и хороший специалист!

И старичок колесом выпер запавшую грудь и щелкнул каблуками.

— Не волнуйтесь, господин генерал, и не обижайтесь. Японцам такой вопрос показался бы естественным. Итак, я вижу, что наша беседа подходит к естественному концу. Мне остается только выслушать ваше деловое предложение.

Генерал сделал учтивый жест рукой, провел гостя в первую комнату и усадил в кресло. Сел сам. Сделал паузу.

— Мистер Джеки, вы понимаете, для меня лестно и прибыльно получить такого клиента, как японская разведка. Сколько курсантов вы могли бы давать каждый год?