– А вот теперь я бы не был столь категоричен, – парировал Ежов. – Командовать Скорцени преемник Гиммлера на этом посту – ты ведь его имел в виду, не рейсхфюрера? – кстати, как думаешь, назначат Кальтенбруннера?

– Полагаю, да.

– Так вот. Командовать Скорцени он не сможет, но какие палки в колёса начнёт ставить, чем не минус?

– С такими покровителями Скорцени ему окажется не по зубам.

– Тоже верно, – согласился Ежов. – Как считаешь, почему нашенский Скорцени обошёл того в звании, и намного?

– Насколько я уяснил из твоих рассказов, тот Скорцени был всего лишь диверсантом, пусть и с приставкой «обер». А этот – не без нашей, надо сказать, помощи, ведь это мы ему биографию поправили? – после возвращения из плена больше по кабинетам штаны протирает.

– И неплохо это у него получается, – поддержал Бокия Ежов. – Ну и бог с ним. Скажи лучше, тебя не обеспокоило то место в донесении, где говорится о выкрутасах Науйокса?

– Я посоветовался с психологами. Они считают, что выкрутасы в пределах нормы.

– Да? Ладно. У тебя всё?

– Ещё один момент, Николай Иванович, – уже стоя произнёс Бокий. – Я не стал это пока никак оформлять, уж больно информация непроверенная, только есть подозрение, что твой сын, Пётр Ежов, жив.

– Потерпи, я сейчас.

Эльза заметно волновалась и никак не могла попасть ключом в замочную скважину. Пётр, стоя позади неё, с любопытством оглядывался по сторонам. Небольшой домик стоял среди себе подобных, а совсем рядом дымили трубы какого-то предприятия.

– Там что, какой-то завод? – спросил Пётр.

– Завод, – не повернув головы, ответила Эльза. – Военный. Ты на нём раньше работал, испытателем танков.

Час от часу не легче! Нет, он, конечно, в училище изучал танки, в основном на предмет их уничтожения, хотя пару раз посидел и за рычагами. Но испытатель, да ещё и немецких танков! Одна надежда на амнезию. Хорошо, что отец когда-то очень подробно рассказал, как он изображал потерю памяти после перехода из своего времени. А что? Ситуация схожа… Ладно, это всё потом. Сейчас главное не провалить встречу с детьми того парня, чьё место он занял.

– Готово! – Эльза открыла дверь и пригласила: – Входи!

Пётр уже знал из рассказов Эльзы, что у него двое детей: дочь Маргарет трёх лет и пятилетний сын Пауль. Это хорошо. На фронт он ушёл добровольцем полтора года назад – видно, тот ещё был фашист! – дети тогда были совсем несмышлёнышами, вряд ли образ отца чётко отложился в их сознании.

Девочка и теперь ещё несмышлёныш. Во взгляде ничего, кроме испуга. А вот парнишка явно пытается что-то вспомнить, но, видно, шрам мешает. И воспитан в духе послушания: стоит смирно и только глазами лупает. Русский мог бы и на шею броситься. Хотя, обнимать такое страшилище?

Пётр подошёл к мальчику и ласково потрепал волосы на голове. Девочку взял на руки, поцеловал в щёку и тут же передал расплакавшуюся малышку матери.

Весь оставшийся день Пётр изучал семейный архив, и никто ему не мешал, что по-русски было бы странно, а по-немецки, наверное, выглядело естественно. А потом была ночь, которую они с Эльзой провели в одной постели. Быстро определив на ощупь, что соседка обладает весьма приятными выпуклостями, Пётр, даже в мыслях не извинившись перед Светланой, охотно взял предложенное тело. Что до Эльзы, то она не просто исполнила супружеский долг, но и охотно участвовала в процессе. В общем, ночка удалась!

Проснувшись на следующее утро, Пётр ещё до того, как открыть глаза, лёгким движением руки определил, что Эльзы рядом нет, и след её уже простыл, остался только запах на подушке. Получалось, что он основательно проспал. Встал. Умылся. Осмотрел дом. Детей не обнаружил. Завтрак нашёл на кухне. Там же на столе лежал листок бумаги, заполненный аккуратной латиницей. Ушла на работу… Ладно. Детей отвела к соседке, чтобы я лучше отдохнул… Совсем хорошо! Добропорядочному отцу семейства тут бы призадуматься: столько времени детей не видел, а их к соседке. Всё ли тут правильно? Но Петру такое, понятно, и в голову не пришло. Весь день он раз за разом перебирал архив, смотрел фотографии, запоминая надписи на обратной стороне, перечитывал письма. Пришёл в итоге к одному странному выводу: Вилли Копп не то что не был фашистом, а и в сочувствующих, похоже, не числился. И вот с этим следовало разобраться…

По большому счёту, Пётр Ежов был самцом и бабником. Нет, Светлане он до вчерашней ночи не изменял, но во время учёбы в училище не раз пускался в эротические изыскания. Однако столь покорной женщины, как Эльза, он пока не встречал. А раз так, то почему бы не проверить, сколь далеко эта покорность распространяется? Когда перед тем, как лечь в постель, Эльза, оставшись в одной сорочке, потянула руку к выключателю, Пётр сказал:

– Не надо тушить свет.

Эльза замерла, видимо, призадумавшись, но потом убрала руку от выключателя и повернулась к Петру: мол, чего ещё пожелаешь? А самец, которого Пётр не побоялся выпустить из клетки, желал сегодня многого. Жестом показал: снимай сорочку. Эльза чуть покраснела, но приказ выполнила беспрекословно. Следующим жестом самец подозвал самку к себе. Изучение обнажённого женского тела продолжалось несколько минут, в течение которых Эльза принимала те позы, которых от неё хотели. Потом жёсткая эротика перешла в не менее жёсткое порно, хотя и без особых извращений.

Когда глубоко за полночь Пётр, поцеловав уставшую Эльзу, хотел повернуться набок, та его придержала:

– Постой. Прежде чем уснуть ответь мне на один вопрос.

– Спрашивай, – милостиво разрешил умиротворённый Пётр.

– Кто ты на самом деле?

Чем такое услышать, лучше упасть копчиком на асфальт, честное слово! Пётр лежал, устремив неподвижный взгляд в потолок. Эльза не сводила с него глаз в ожидании ответа. Время шло…

Не дождавшись, когда на потолке появится подсказка – пусть даже и на кириллице! – Пётр стал выкручиваться сам.

– Как ты догадалась? – спросил он.

– Ты не очень-то похож на Вилли, даже с поправкой на шрам, – усмехнулась Эльза. – Впрочем, я сомневалась, пока не легла вчера с тобой в постель.

– Что-то было не так?

– Всё! Ты понимаешь, всё было не так! И это ни на какую амнезию не спишешь.

– Но ведь я мог приобрести новый опыт за то время, что мы были в разлуке, – попробовал сопротивляться Пётр.

– Где, на фронте? А пенис ты тоже там отрастил?

На такое возразить было нечего. Помолчав, Пётр сказал:

– Так вот почему ты увела детей к соседке…

– Ну, не могла же я оставить их на целый день с посторонним человеком?

– Сознайся: причина не только в этом?

Пётр заглянул в глаза Эльзы, и та не смогла солгать, ответила с вызовом:

– Да, я ещё целый день думала: доносить на тебя или нет.

– И почему не донесла? – деревянным голосом поинтересовался Пётр.

– Не думай, не только поэтому, – Эльза похлопала Петра между ног. – Просто я ненавижу фашизм за то, что он сделал с Германией, так же, как ненавидел его Вилли.

– Вилли был антифашистом? – вырвалось у Петра. – То есть я хотел сказать… Ладно, ты, возможно, права, и я, наверное, не Вилли!

Глаза Эльзы требовали: продолжай!

– В госпиталь в Варшаве я попал в беспамятстве. Потом сознание вернулось, а память – нет. Так что моя амнезия – не выдумка. Как не выдумка и то, что найденные при мне документы сильно пострадали. В них удалось разобрать только моё звание. А то, что я танкист, определили по комбинезону. Следствие выяснило, что в этот день без вести пропали четыре гауптмана-танкиста. Я мог быть любым из них. Из части, где служил Вилли Копп, приезжал человек, и сказал, что я очень на него похож. А мне, честно говоря, было всё равно. Теперь ты знаешь всё.

Пётр посмотрел на Эльзу и заметил в её глазах испуг. Маленькая месть свершилась, но развивать успех в намерения Петра не входило.

– Успокойся, – сказал он, ласково поглаживая женщину по щеке. – Не помню, был ли я, как твой муж, антифашистом, но то, что происходит сейчас в Германии, мне точно не по нутру. Ты довольна, будем спать?