Гитлер, который оправился от потрясения, так прокомментировал документ:

– Прилетай, кто хочешь, сбрасывай что хочешь… А не излишне ли гостеприимно с нашей стороны?

Оргвыводы, разумеется, последовали, и головы, разумеется, полетели…

– Молодцы! – Скупой на похвалы Александрович в этот раз не скрывал удовлетворения. – Показали фашистам, кто в доме хозяин! А с фейерверком, видно, наши инженеры поработали?

– Никак нет, – выступил вперёд председатель КГБ Ежов. – Это наши разведчики на земле постарались, а экипаж капитана Абрамова, если так можно выразиться, взял вину на себя, ну и листовки сбросил.

– Всё равно молодцы! – нисколько не огорчился президент. – Всех причастных представить к правительственным наградам! И вот ещё что… майор Абрамов звучит, по-моему, гораздо лучше!

19-май-42

Судьба разведчика-нелегала не прельщала Петра Ежова ни в малейшей дозе. Однако когда в польском госпитале ему была предложена альтернатива: с ногой под чужой личиной или под своим именем, но без ноги и на конспиративной квартире, размышлял он недолго. Теперь, под стук колёс санитарного поезда, он оправдывал своё согласие исключительно полубредовым состоянием, в котором тогда находился. А иначе какого рожна ему ставить на кон собственную жизнь, а потом объявлять мизер при двух тузах? Но как потом повезло с прикупом! И вот он с новенькими документами, да на чистых простынях едет долечиваться в один из берлинских госпиталей. И кто он после этого? Все дружно сказали: везунчик! Это понятно, но ведь и нелегал, хотя и не разведчик…

Когда сосед по палате нашёл его со словами: «Пляши, Вилли, к тебе жена приехала!», Пётр почувствовал, как начало деревенеть лицо и отчаянно засаднил основательно обезобразивший это лицо шрам. К слову, шрам достался ему вместе с документами немецкого танкиста. Правда, тот обзавёлся шрамом в бою, а Пётр под скальпелем хирурга-поляка, который убедил его в том, что только так удастся добиться хоть какого-то портретного сходства. «Девки тебя и с такой мордой любить будут, а без ноги – как знать», – утешал хирург Петра, впервые показав ему в зеркале новое лицо. Тогда он был готов придушить «благодетеля». Потом, когда стало фартить, был тому даже благодарен. Теперь творению доктора предстояло выдержать, верно, самый строгий экзамен…

– Ганс, покажи мне её… – попросил Пётр, схватив соседа по палате за рукав пижамы.

– Зачем? – удивился тот, – Я же объяснил тебе, где её найти. – Потом лицо его озарилось пониманием и сочувствием: – Ты что, и жену не помнишь?

Пётр только наклонил голову.

– Бедняга, – посочувствовал Ганс, – ну, конечно, покажу, идём!

Они спустились по лестнице на первый этаж, и вышли в окружавший госпитальные корпуса сад.

– Вон она, сидит на скамейке, – показал Ганс, и добавил: – Её Эльза зовут. Иди к ней, не бойся. Она успела поговорить с врачом, тот наверняка предупредил её о твоей амнезии.

Пётр поблагодарил Ганса и с бьющимся сердцем пошёл к скамейке. Эту сцену с его стороны лучше было и не сыграть. Женщина с удивлением и испугом смотрела на мужчину с ужасным шрамом через всё лицо, который напоминал её Вилли разве что ростом. Тот, в свою очередь, смущался и своего вида, и того, что тоже её не узнаёт.

Эльза встала со скамейки, подошла к Петру, заглянула в лицо, спросила неуверенно:

– Вилли, это ты?

Лицо Петра исказилось совершенно неподдельной мукой, на глазах выступили слёзы. Это решило всё. Эльза поспешно сделала последний разделяющий их шаг, прижалась всем телом и истерично зарыдала у него на груди. Ганс, наблюдавший за происходящим со ступеней крыльца, удовлетворённо улыбнулся и пошёл сообщать приятную новость соседям по палате.

Этот трюк, для людей военных в общем-то несложный, они проделали с изяществом бывалых офицеров. Синхронно вошли, синхронно отпечатали несколько шагов, сверкая начищенными до зеркального блеска сапогами, синхронно вскинули руки в партийном приветствии.

– Хайль Гитлер! – это они рявкнули также синхронно.

– Хайль, – с некоторой ленцой откликнулся сидящий за письменным столом мужчина. – Расслабьтесь, друзья! – отмеченное шрамами лицо расплылось в улыбке.

Поднявшись во весь свой громадный рост, хозяин кабинета стал выбираться из-за стола.

«Лихо он меня обскакал, – с завистью думал Науйокс. – Вот бы и мне научиться с такой же быстротой менять погоны, глядишь, и щеголял бы, как он, в мундире штандартенфюрера, а не прозябал который год в оберштурмбанфюрерах».

А Скорцени был уже возле них. Обменялся рукопожатием с Науйоксом, а Раушера помимо этого ещё и по плечу похлопал. Перебросился с каждым из офицеров несколькими малозначащими фразами – на чём приступ панибратства как бы и завершился. На ходу указав офицерам на стулья, Скорцени вернулся за стол, и за всё оставшееся время аудиенции не улыбнулся больше ни разу.

Уже на улице, оказавшись в месте, где их разговор никто посторонний слышать не мог, Науйокс произнёс:

– Ты, верно, рад? Не отвечай, и так понятно, что рад. Ещё бы, оказаться на страже самых важных секретов Рейха! Господи! Знали бы они, – Науйокс мотнул головой куда-то вверх, – какую лисицу поставили охранять курятник!

Раушеру ни тон напарника, ни содержание монолога точно не нравились, и он решил этот балаган прекратить.

– Вообще-то, – сказал он, – мне и в адъютантах Гейдриха жилось неплохо. Жаль, что тебе приспичило его убить…

Науйокс дёрнулся, как от удара кнута, лицо сделалось кислым, однако от каких-либо комментариев он предпочёл воздержаться. Раушер выждал время, дав обстановке разрядиться, потом заговорил:

– Мы уже не раз говорили на эту тему, и вроде бы пришли к определённому выводу: мы не соратники, а лишь временные союзники. Но мне всё-таки кажется: ты согласился на сотрудничество не только потому, что тебя припёрли к стенке, а ещё и потому, что понимаешь: фашизм для Германии – тупиковый путь развития, я неправ?

Раушер посмотрел на Науйокса. Тот глядел строго перед собой, упрямо сжав губы. Ну и ладно!

– Твоё теперешнее молчание я расцениваю как подтверждение правоты только что произнесённых мной слов, – подвёл черту под разговором Раушер.

Ежов закончил читать и закрыл папку. Выглядел председатель КГБ довольным.

– Давай, Глеб Иванович, обсудим, что мы с этого, – Ежов хлопнул ладонью по папке, – можем иметь.

Сидевший напротив начальник Первого главного управления КГБ генерал-полковник Бокий согласно кивнул.

– То, что при личном штабе Гиммлера создано некое подобие службы собственной безопасности – это для нас хорошо?

– И да, и нет, – сразу ответил Бокий, видимо, подготовился к такому вопросу. – То, что новой службе в числе прочих обязанностей вменяется контролировать работу подразделений, отвечающих за охрану особо значимых объектов – это безусловный минус.

– Ну да, – кивнул Ежов, – качество работы этих подразделений заметно повысится, что тебя, как руководителя внешней разведки, радовать не может.

– Именно.

– А то, что среди сотрудников нового отдела оказались сразу два твоих человека, надо понимать, плюс?

– Не рискну утверждать столь категорично. – Бокий понимал, что этой фразой слегка конфузит начальство, потому продолжил без паузы: – Ребятам ведь, чтобы не спалиться, придётся радеть за оба дела сразу. Поэтому данное обстоятельство оценю как плюс с оговорками.

– А я думал, скажешь: плюс с минусом, – хохотнул Ежов.

Бокий вежливо улыбнулся начальственной шутке, и продолжил:

– Зато тот факт, что новый отдел никак не будет подчиняться руководителю РСХА – это плюс безо всяких оговорок!