Запоздалая ругань настигла нас секунд через десять, подхлестнув получше иной хворостины, а я и думать забыл о накатывающей слабости.

   Как же все-таки паршиво создавать заклинания за счет собственных жизненных сил!

   Каким-то совершенно невероятным образом мне все же удалось выбраться на окраины. Но радовался недолго: следующий же поворот окончился тупиком. Я резко затормозил и остановился, тупо уставившись на кривоватый, но крепкий двухметровый забор, с приколоченной полуоблезшей надписью "здние а ремнте", и отказываясь верить, что это конец.

   Кошка, не будь дурой, останавливаться и не подумала, сходу взяв высоту. Несколько мгновений я просто стоял и смотрел вслед удирающей предательнице, продолжая зачем-то сжимать лопнувшую цепочку. Потом опомнился, затравленно огляделся и дернулся было шагнуть за Грань, но не успел: меня рывком притянули к себе, выбив воздух из легких, и отработанным движением прикрыли рот.

   - Где кошка? - спокойным, ничего не выражающим голосом спросил тот, кто меня схватил. - Не скажешь - хуже будет.

   - Как он тебе ответит? - развил мою мысль его напарник, недвусмысленно намекая на мой зажатый рот. - К тому же, в этом нет необходимости. Отродье сбежало, бросив своего спасителя на произвол судьбы.

   Мне оставалось только грустно вздохнуть.

   - Точно, отродье, - фыркнул третий. Лиц карающих - а это, несомненно, были именно они - я по-прежнему не видел, стоя спиной. - Достойная благодарность за геройство.

   - Отблагодарим сейчас мы, - все также безэмоционально пообещал держащий меня.

   - Но мы не можем убивать люде...

   - А это и не человек, - с улыбкой проговорил третий из услышанных мной голосов. - Так что считайте, нам повезло. Пожертвовать кошкой, чтобы схватить бессмертного, стоило.

   - Что-то не похож он на мага, - недоверчиво заметил первый, рывком разворачивая меня и стальной хваткой впиваясь в предплечья.

   - Почему же? Похож. Чистая аэльвская кровь... Не правда ли? - нож из черненой стали промелькнул в опасной близости от моего лица. Крутанулся - и плашмя прижался к щеке.

   Я закусил губу, чтобы не взвыть от боли: клинок жег, точно раскалённый добела. Во рту стало солоно.

   Убийца прижал нож сильнее, продлевая пытку и наслаждаясь моей болью. И, с улыбкой сказав:

   - Что и требовалось доказать, - милостиво отнял нож.

   Я безвольно обвис на держащих меня руках.

   - Магия - грех, уподобление Создателю. От нее все несчастья. Вы, проклятый род, посмели восстать против Творцов и низвергнуть Их. Вы чудовища, и стремитесь заполонить такими же чудовищами весь мир. Нечисть, нежить - все это ваших рук дело, - с ненавистью вещал первый, с каждым словом сжимая все сильнее.

   Свергли? Творцов?.. Видит Воля, давно я не слышал такой откровенной чуши и такой жалкой попытки оправдать первый грех.

   - Даже эта кошка не была такой всегда. Вы извратили ее природу. Теперь она чудовище, противная воле Всевышних. Ей суждено страдать, пока смерть не подарит освобождение.

   - Если это освобождение, - негромко спросил я, поднимая голову, чтобы заглянуть ему в глаза. Похожие на два черных провала, они фанатично горели, - то отчего же она не желала его принять?

   - Вы оскверняете своим присутствием землю, - продолжил он, проигнорировав мои слова. - Наш священный долг - уничтожить вас. Рано или поздно, но мы очистим землю от скверны.

   - Так уничтожайте уже! - зло бросил я, отчаянно рванув из сцепленных рук. Затянувшееся представление, конец которого был очевиден для всех, начало меня раздражать. Смерть меня не страшила, но ожидание ее было невыносимым.

   Удар сердца - и весь мир сузился до одного-единственного чувства, до одной-единственной мысли.

   Боль - короткая, ослепительная вспышка, от которой померкло перед глазами и перехватило дыхание. Кинжал вонзился в бок, между ребер.

   Я не падал только потому, что фанатик по-прежнему сжимал меня в стальном захвате, продолжая вдохновенно вещать. Слов я не слышал: только отдельные звуки, которые никак не мог собрать. Черные омуты глаз орденовца затягивали, сознание мутилось, и мрачное, уже по-своему уютное для меня небытие готово было распахнуть свои объятья.

   Но что-то было не так, неправильно; я никак не мог понять, что. Только этот вопрос, на который я отчаянно искал, но не находил ответ, удерживал меня в сознании.

   Думать было тяжело. То и дело, отвлекая, всплывали какие-то обрывки воспоминаний. Взгляд выхватывал из темноты одиозные образы: качающийся и лукаво подмигивающий фонарь, карающий, осклабившийся в хищной нечеловеческой улыбке, скачущие вприпрыжку тени...

   Нож! Ну, конечно же! Он зачарован! Поэтому всего один удар!

   Один удар - и ни единого шанса выжить.

   Это привело меня в такой неописуемый восторг, что хотелось пуститься в пляс с тенями и кокетливым фонарем, расцеловать моих убийц-спасителей, простив им глупость, и смеяться, смеяться, смеяться...

   У меня появилась надежда, самая настоящая надежда. Впервые за целый век! Больше никаких поисков, никакого опостылевшего, бессмысленного, проклятого существования! Только свобода! Настоящая и недостижимая прежде свобода!

   Я обезумел от счастья.

   - Спасибо... - совершенно дурным голосом и по-идиотски улыбаясь, выдохнул я.

   - Что?! - и меня жестко встряхнули, не дождавшись ответа.

   - Спасибо! - воскликнул я и зашелся в захлебывающемся кашле. Руки моего мучителя разжались, и я рухнул на землю, неудачно подмяв под себя руку.

   "Будет растяжение", - как-то промежду прочим, буднично подумалось мне.

   Но это все ерунда.

   - Я умру... наконец-то... насовсем... - прошептал я и чуть не заплакал от счастья и неописуемого облегчения.

   Мир, кружащийся в вальсе, утомлял. У меня больше не было сил удерживать потяжелевшие веки. Глаза закрылись... и все исчезло.

***

   Скрестив ноги, заложив руки за голову, я бездумно смотрел в потолок. Взгляд, изредка отрываемый от него, свободно скользил по комнате, ни на чем не задерживаясь.

   ...по совершенно незнакомой мне комнате.

   Я очнулся несколько минут назад, не помня, кто я и где нахожусь. И если первый вопрос разрешился довольно-таки быстро, то второй все еще меня тяготил.

   Ладная деревянная кровать, на столике рядом - свежий букет фиалок, напротив - обыкновенный скупой комод с тремя выдвижными ящичками и зеркало в витой бронзовой оправе. Окно - огромное, в полстены - распахнуто настежь. Занавески из плотной ткани словно бы укоризненно покачиваются на широких петлях в такт ветру, а лунный свет сбегает по спинке старого кресла и падает на ковер косыми лучами.

   Я мог поклясться, что не был здесь прежде, и совершенно не представлял, как оказался теперь. Это не давало мне покоя: пытливый ум тщетно старался осмыслить происходящее. Мысль прокручивалась в голове с сухим шестереночным шелестом - и каждый раз останавливалась, упираясь в тупик.

   Комната, небольшая. Обставленная скупо, но со вкусом и непозволительной для гостиниц расточительностью. Милых сердцу хозяина комнаты вещиц - красивых, но бесполезных - нет совсем; поверхность комода пуста. На съемную непохожа, на жилую - тоже. Я бы сказал, что это гостевая комнатка в доме купца или богатого ремесленника.

   Между проворачивающимися шестеренками вновь попал сор - железная стружка. Зло лязгнув, они остановились. Мысль уперлась в тупик.

   Купец, ремесленник... замечательно! Но это ни коим образом не приближает к разгадке!

   Память сопровождала меня аккурат до момента отъезда в южную столицу республики, а после - позорно капитулировала. Ни одного воспоминания о последних часах и днях, ни одной зацепки, ни единого ключика к пониманию происходящего. Только уже успевшая набить оскомину комната, окно, выходящее на освещенную фонарями улицу, темнота провалов окон напротив... и дверь.

   Обычная, в сущности, дверь; цвет древесины не разобрать. Но она раз за разом притягивала блуждающий по комнате взгляд, и в какой-то момент я уже просто не смог думать ни о чем другом.