Меня грубо бросают на землю. И прижимают за плечи прежде, чем мне удается встать. Чьи-то руки начинают срывать одежду. Слишком много рук — нетерпеливых, жадных.
— Пустите, — хриплю, вырываясь. — Он же убьет вас за это… вы не Древние… у вас просто нет против него шансов!
— За что, красавица? — предвкушающий нетерпеливый смех.
— За порчу… чужой… собственности! — мои жалкие попытки брыкаться им не мешают.
Снова смех.
— Порча — это укус, — снисходительно поясняют мне. — А мы возьмем лишь то, что само течет, — и мои трусы превращаются в обрывки, а в следующую секунду и тампон резко дергают прочь. — Как там у вас говорится? «И приятно, и здоровью не вредно»? Расслабься, солнышко, ничего плохого не сделаем, Лоурэфэлу не на что будет обижаться. Вы ж в своих институтах только так экзамены и сдаете: раздвигая ножки во время течки.
— Никогда! — я все еще пытаюсь вырваться, да что толку? Пока один болтает, кто-то другой уже пытается присосаться. — Пусти!
— Всегда, — смеется тот же голос, а чьи-то руки — его, другого? — жадно ласкают мне грудь. — Не ври, нам профессор много про это рассказывал. Просто представь, что ты на экзамене.
— Перестаньте! Пустите меня! Не надо! — я кричу, я вырываюсь. Но уже не верю в спасение. Лоу нет, Фэра тоже. А Нардан меня все же достал. Пусть не лично на этот раз, но с идеями поспособствовал…
— Отпустите ее! Немедленно!
Рин. Злая, решительная, отчаянная.
— Отвали, мелкая. Не все же тебе одной.
— Пустите ее, я сказала! — она резко дергает того, кто пытался устроиться у меня в ногах (ну не сам же он дергается). Он привстает, разворачиваясь, и то ли толкает ее, то ли просто отмахивается… И я слышу звук падения, удара… страшный такой звук… А вот Рин я больше не слышу…
— Убью, — раздается неподалеку. Негромкое, но такое злое, что они вмиг отпускают меня и вскакивают. И кто-то тут же падает, сбитый с ног разъяренным Лиринисэном. Прямо через меня, больно ударив при этом. За ним летит Лирин, они катятся прочь. А я, наконец, скидываю с глаз черную тряпку, пытаюсь привстать, сгруппироваться, прикрыться.
До меня никому нет дела, в разгаре драка. Лиринисэн с мрачной решимостью на лице забивает того, кто, видимо, так и не успел подняться после его первого удара. Еще один безуспешно пытается оттащить Лирина от товарища, не бьет, просто старается нейтрализовать. Но лишь огребает при этом сам. Еще один удирает. А Рин…
А Рин лежит неподвижно, и камень под ее головой весь мокрый от крови.
— Рин! — бросаюсь к ней, — Рин!
Она дышит, она же вампирша. Да и Лирин бы, наверно, не морды бил, а в больницу ее уже вез, если б требовалось. Видимо, просто время нужно, убеждаю я себя, осторожно переворачивая ее на бок. При сотрясении мозга людей тошнит, бывает. Вампиров — не знаю, но на всякий случай… А волосы сзади все в крови… А она даже не стонет…
— Рин, Риночка, — просто сижу над ней и бессильно плачу. Что ж так нелепо-то все?
Прямо перед глазами, в двух шагах всего — загон для рабов. Значит, за спиной — ровные сомкнутые ряды шатров Низших. Неплохое место, чтоб остаться незамеченными. Кто сюда смотрит-то, если не время еды. А эмоциональные всплески — да мало ли что там у Низших? Кому интересно?.. А Рин услышала, почуяла, бросилась…
Драку вижу лишь краем глаза. Первый уже не шевелится, Лиринисэн мрачно добивает второго. Хотя — там бой вроде на равных… Или нет?.. Да и не все ли равно?..
Вот только Рин жалко. И больше вообще ничего не чувствую… Словно все это не со мной, меня здесь нет и не было. Я только зритель, бесплотная тень из собственного сна. Меня невозможно коснуться, меня невозможно обидеть, меня же нет. А то, что кто-то пытался украсть и пригубить чужой пакет с вкусной кровью… Что ж, и у вампиров, выходит, воровство еще не искоренили. Дело будущего. Светлого, как в школе учили. И далекого…
Потом появляются еще вампиры, дерущихся разнимают, Рин уносят. Того, кто ее так неудачно толкнул — тоже. Надо мной склоняется Нинара:
— Пойдем, Ларис. Я помогу.
— Оставь ее!
Оборачиваемся на голос. Она — порывисто, я — чуть медленней.
— Я сказал: оставь, — Лиринисэн — злой, всклокоченный, в порванной майке — смотрит на меня горящими от ненависти глазами. — Я сам ей… помогу.
— Лирин… — нерешительно начинает Нинара.
— Что Лирин?! Что?! Что еще должно случиться, чтоб вы наигрались?! — он орет на нее так, что она аж пятиться начинает. Видимо, эмоциональная атака там вообще чудовищная. — Раз и навсегда заведено: еда — там! — он резко тычет пальцем в загон с рабами. — А мы — здесь! Чего вы добились, играя в человеколюбие? Вот скажи, чего? Все разрушено, сломано, все переругались, работать невозможно, отдыхать не выходит!.. Дошло до того, что ребенка собственной расы вы ставите ниже ничтожного животного! Куда дальше уже деградировать?!
— Лирин, успокойся, это был несчастный случай, никто не ставит…
— Третий за неделю? Все, балаган закрыт, — он резко хватает меня, перебрасывает через плечо. — Лоу привет. С поцелуем, — и взвивается в воздух.
Не вырываюсь. К чему? Меня нет, меня больше нет, а может, и не было никогда. Я сама себе казалась, дело было. Но разве за последние недели кто-то взглянул на меня иначе, чем на источник свежей крови? Кто-то сделал попытку не пригубить? Не силой, так уговорами, не уговорами, так снова силой?
Все было ошибкой… Моя попытка прижиться среди вампиров была ошибкой, они никогда меня не примут. Никогда. Жажда сильнее…
Лирин, меж тем, стремительно несется к стоянке машин. Швыряет меня в багажник своей, садится за руль, и мы уносимся прочь. Он молчит, я тоже. По ногам течет кровь, я пытаюсь хоть как-то промокнуть ее подолом порванной юбки… словно это еще имеет значение… словно что-то еще имеет…
Дверь багажника открывается, пол резко вздыбливается, и я качусь вниз, не успев ни за что зацепиться. В ужасе падаю, ожидая неминуемой смерти. И почти сразу ударяюсь о землю, до нее, оказывается, меньше полуметра. От пережитого шока даже боли не ощущаю, просто смотрю оторопело, опираясь о землю дрожащими руками, как машина резко взвивается в воздух и уносится прочь. С распахнутым настежь багажником. Видимо, в попытке проветрить.
Затем бессильно опускаю голову на землю и закрываю глаза. Вот и все. Все. И больше ничего нет. Друзья, которые, казалось, вчера еще были. Дела, которыми был заполнен мой день. Иллюзии, развеявшиеся, как дым.
И сил нет даже на то, чтобы поднять голову и осмотреться. Только комкаю в руках обрывки юбки в бессмысленной попытке сдержать кровотечение. Не помню, зачем. Просто нужно, чтоб она не шла. И тогда, может быть… может быть…
— Лариса? — еще пробивается в мое сознание чей-то удивленный голос. — Лариса, хорошая моя, давай, надо встать.
Халдар. Ее сильные руки поднимают меня с земли. Ее неукротимая энергия заставляет меня двигаться, совершать какие-то действия, отвечать на вопросы. Своей энергии нет, мозг пытается отключиться. И через какое-то время она оставляет меня одну в моей старой комнате маленького домика коэра, затерянного посреди степей. Уложив в кровать и хорошенько укутав одеялом, купленным для меня некогда Лоу вместо старой медвежьей шкуры.
Даже взбешенный сверх меры, Лиринисэн не вышвырнул меня просто «прочь». Отвез в единственное место, все еще пригодное мне для жизни. Единственное безопасное для меня место. Потеряв все, начинаешь ценить даже это. Позаботился. Даже избавляясь.
В сон проваливаюсь почти сразу, но даже там вижу только руки. Руки, руки, руки, тянущиеся ко мне, губы, жаждущие моей крови, глаза, в которых не осталось ни капли разума. Ни капли разума нет в их глазах, но неразумной вещью для них являюсь я, и они хотят, хотят, хотят… Просыпаюсь в испарине, и понимаю, что я боюсь. Что одна мысль о том, чтоб вернуться в их лагерь вызывает безотчетный страх. Я их боюсь. Всех. Потому что узнала голос. Тот, что позвал меня из шатра. Тот, что рассказывал о зачетах «во время течки». Его владелец пытался удержать Лиринисэна от избиения приятеля. Его владелец танцевал со мной на той неудавшейся вечеринке с браслетами, и был, по словам Нинары, столь же нежным и ласковым любовником, как Фэр или Лоу.