— Воронцова назначь, — рубанул тот ладонью воздух.

— Да я бы и не против, — пожал узкими плечами будущий император, — вот только его занятость…

— Неважно. Смотри сам — он тебе верен просто потому, что человек такой. Плюс — ты намереваешься жениться на его племяннице. Для него это честь и возможность проявить себя, а для тебя — гарантия того, что подготовка не слишком затянется.

Пётр Фёдорович согласился с аргументами попаданца и Воронцов при разговоре наедине выразил ему за это свою признательность.

— Владимир Игоревич, вот только император прав — у меня нет времени на коронацию. Сам знаешь — на мне повисли переговоры, — неловко сказал Воронцов. Неловко потому, что переговоры эти во многом касались Померании — исконного владения Грифичей. И интересы князя при этом не учитывались… Ага — интересы геополитики перевешивали личные симпатии. И князь уже понял, что интересы “исконного” владетеля Померании Австрию или Россию интересуют… Да никак не интересуют — разве что как дополнительный аргумент для переговоров с другими сторонами — только до тех пор, пока “аргумент” в его лице им выгоден.

— Знаю, Михаил Илларионович, — суховато усмехнулся князь, — но твое дело здесь — назначить людей достойных и ВЕРНЫХ, а затем просто контролировать. Надо будет — помогу. И знаешь… Не затягивай.

Лицо вельможи заострилось, он слегка подался вперёд и стало ясно, что этот немолодой человек не случайно вылез на верхушку власти.

— Что-то конкретное?

— Конкретного — ничего, но слишком много косвенных фактов. Такое впечатление, что слишком многие заинтересованы посадить на престол своего. И сам понимаешь — шанс есть.

Воронцов понимал — сам был одним из главных действующих лиц в одном из таких переворотов. Князь те временем продолжил:

— Знаешь сам, сколько я мотаюсь по городу, да со сколькими людьми знаком. Гвардия, придворные, армейские, купцы, Академия… И такие разговоры ходят… невнятные. Никто ничего толком не знает, но готовность действовать ощущается. А как и когда это может рвануть — хрен его знает. Понятно только, что лучше не тянуть — против коронованного императора мало кто пойдёт.

Вот так свежеиспечённый генерал-майор сам впрягся в подготовку коронации — не переставая при этом заниматься с Павлом, управлять Шляхетским Корпусом, вести занятия с гвардейцами, самому заходить в фехтовальные залы… Более того — князь успевал ещё и переводить Шекспира.

Ну как переводить… Как и в случае с Реквиемом… Дословно он не помнил, хотя прочитал его не раз, но когда садился с английским вариантом, в памяти сразу всплывали строки на русском. Вообще-то говоря, перевод Шекспира на русский уже был, но откровенно похабный — по мнению попаданца. Перевёл пока “Короля Лира” и “Отелло”, напечатав их в типографии корпуса.

Напечатал пока небольшим тиражом — в сто экземпляров каждая пьеса, да раздал при Дворе почти всё. Часть забрали кадеты — был здесь театральный кружок. По мнению искушённого попаданца — уровень колхозной самодеятельности. Нет, даже ниже. Однако публике нравилось и даже бывавшие за границей дворяне ценили Шляхетский театр достаточно высоко…

Единственное, что князь изменил в театральном регламенте — запретил играть мальчикам женские роли[101].

— Но, господин генерал-майор! — Протестовал Иван Рюмин — один из руководителей театра.

— Ффу, — выдохнул князь, — господа кадеты, я не запрещаю вам играть. В конце-концов, найдите девушек для женских ролей — обещаю пропустить их в корпус.

Кадеты были в отчаянии и даже при Дворе Владимиру высказали своё “Фи!”

— Пока я директор — мужчин, играющих женские роли, в Корпус не допущу, — сказал он статс-даме Измайловой. Затем слегка наклонился к пожилой женщине и сказал негромко:

— Чтобы играть женские роли, мальчики переодеваются в женские платья. Анастасия Михайловна, ну вы-то понимаете, что в МУЖСКОМ коллективе такое недопустимо — иначе можно докатиться до греческих… традиций.

Намёк на содомию был очевиден и статс-дама слегка сморщилась.

— Кстати, не могли бы вы взять на себя это вопрос? Понимаете, хочу, чтобы в спектаклях участвовали и девушки… С дуэньями, разумеется, — успокоил он вскинувшуюся было женщину, с возрастом ставшую изрядной ханжой. Та задумалась и Грифич “добил”:

— Насколько проще станет устраивать браки… Возьмётесь?

Такое предложение Анастасия Михайловна пропустить не смогла — возможность стать свахой для высшего общества означала колоссальное влияние. Ну да пускай — зато у Владимира прибавилось сторонников при Дворе — дама была особой весьма влиятельной.

С этим предложением он выступил в конце февраля, а в середине апреля уже подал Петру проект Института благородных девиц и Измайлова с остальными статс-дамами были в числе тех, кто яростно поддерживал это начинание.

— Ну и как вы это видите? — Спросил Государь.

— Сперва наметим структуры Института и подберём преподавателей, — неторопливо отвечал князь, раскладывая перед Петром выкладки.

— Девиц можно разместить в Новодевичьем монастыре[102]. Предлагаю набирать двести или триста девочек из благородных домов и столько же — сироток из солдатских семей.

— Последних будут учить попроще, — веско добавила Измайлова, — на выходе из них будут хорошие гувернантки и компаньонки[103]. А может — и кто из дворян рангом пониже соблазниться взять их в жёны.

— Согласись, Государь, — подхватил попаданец, — Институт этот — дело необходимое, пора уже.

— А солдатских-то дочек зачем? — вяло трепыхался Пётр.

— Так мы ж не всяких будем, — решительно сказала Анастасия Михайловна, — а только тех солдат и унтеров, что успели проявить себя геройски. Согласись, Государь (да, повтор, но зачатки НЛП известны уже давно — “Согласись, Государь”)) — так-то солдатикам легче будет в боях умирать — надежда будет, что кровиночки в люди выйдут.

На том и порешили.

Директором нового Института решили поставить Измайлову — женщина в возрасте, зарекомендовать себя успела как особа умная, властная, решительная и склонная к интригам. В помощь же вызвался Грифич:

“ — Опыт-то у меня уже есть, так что помогу Анастасии Михайловне вначале, а потом она и сама справится”.

Статс-дама благосклонно согласилась — всё-таки Институт предстояло налаживать с ноля и помощь Владимира, успевшего зарекомендоваться себя человеком умным и энергичным, была весьма кстати.

Сам же попаданец, выходя из кабинета Петра, поставил в мысленном списке галочку — он приобрёл ещё немного сторонников и немного — влияния. Впрочем, учитывая связи его “напарницы”, речь шла о весьма солидных величинах…

— Нет денег! — Раздражённо бросил Пётр в ответ на просьбу Владимира о строительстве Гимнастической[104] школы, — воруют! Найдёшь — дам!

Князь нашёл…

— Чтоо? — Багровел Государь. Узкоплечий, широкобёдрый, откровенно не воинственный и “домашний”, выглядел он в этот момент устрашающе.

— Цалмейстер (казначей) Канцелярии главной артиллерии и фортификации Григорий Орлов[105], — повторил Грифич, — гребёт хорошо.

— Снова Орлов, — с ненавистью повторил будущий император, оттягивая воротник мундира, — и на что тратит?

— На гвардию.

— Ты доигралась, Като…, — прошипел Пётр и стремительными шагами вышел из кабинета.

Он устроил грандиозный разнос супруге:

“ — Знаю, что рогат, но имей же совесть и не выставляй мои рога напоказ!”

Орлов был уволен со всех постов и получил предписания направиться в один из пехотных полков, расположенных на южной границе. Однако излишне мягкий Пётр Фёдорович так и не довёл дело до конца. Наорав на супругу и её приближённых, репрессиями он не увлёкся и почти все получили разве что символические взыскания о недопустимости подобного поведения.