“Нет” превращается в неоднократное “да”, и я больше не различаю между ними разницу. Его правило — закон. Мне не позволено выходить. Если я ослушаюсь, он меня убьет. Я знаю это. Я видела столько смертей. Но во мне еще горит желание жить.

Хотя теперь я не уверена, хочу ли я жизни без него.

Икс, в предвкушении, смотрит телевизор, барабаня пальцами по кожаной обивке кресла. Я сижу у него на коленях, откинув голову на его шею. Я вдыхаю его запах. Внутри я чувствую только пустоту, которая избавляет меня от чувства вины. Даже когда он обнимает меня за талию, и я обнаженной кожей прижимаюсь к его телу, я не чувствую ничего. От меня осталась лишь оболочка.

Он переключает каналы, и я ловлю картинку мужчины, которая внезапно окутывает меня угнетением. На экране я вижу бородатого мужчину с кровавым месивом вместо лица. Его имя — Эль Джон. Ведущий новостей говорит, что он был найден мертвым с прострелянными ногами и ножевыми ранениями. Его тело пытались растворить какой-то кислотой. То, что этого человека пытали, меня не удивляет. И то, что ночь, когда он был убит, совпадает с той ночью, когда Икс вернулся весь в крови.

Меня пугает тот факт, что я, кажется, знаю этого человека.

Его лицо вызывает в моей памяти воспоминание о том, как мой отец говорил с похожим на него мужчиной, предлагая ему работу. Воспоминания мелькают, словно вспышки, но я знаю, что не ошиблась. Но еще я знаю, что он мертв.

Это то, чем занимается Икс — он их истребляет.

Икс

Пятница, 20 октября, 1995

Его отец винит ее за все. Все, что я постоянно слышу, это допрос, почему она сделала это, почему сделала то, зачем ее нужны такие друзья, как я, или почему я постоянно отираюсь рядом. Мои родители держали меня подальше от нее и ее отца после инцидента с ее матерью. Даже во время похорон они не дали мне ни с кем поговорить. Я стоял в тени, наблюдал за ней, выжидая шанс, наконец, снова обратиться к ней. Никто не позволит этому случиться, но я должен попытаться. Она — мой друг. 

***

Среда, 25 октября, 1995 

Я сижу в зале, и жду, пока отец выйдет и поговорит со мной. Мама сказала мне сидеть здесь, пока они не закончат. Естественно, тема спора — я. Я сделал нечто плохое — я проверил, как она.

Когда мой отец выходит из комнаты, я чувствую, как колотится мое сердце.

— Не смей больше говорить с ней, ты меня слышишь? — говорит мой отец, хватая меня за подбородок так сильно, что мне становится больно.

— Да.

— Ты не говоришь, и даже не смотришь в ее сторону, ты понял это?

— Да, отец.

Он отталкивает меня.

— Ты позор нашей семьи. Ты хоть имеешь малейшее понятие о том, что сделал?

— Это была случайность.

Он отвешивает мне пощечину прежде, чем я успеваю понять это.

Мое лицо горит и саднит. Я прикладываю руку к щеке, будто это поможет.

— Пришло время узнать, кто ты, зачем ты здесь и что тебе предстоит делать.

Я нахмуриваюсь, не понимая.

— Что ты имеешь в виду?

— Отныне ты будешь учиться контролировать себя и других. Жизни в наших руках, и мы решаем, кто заслуживает жизни, а кто — смерти, — он падает на колени, и хватает мои руки так крепко, что мне становится страшно. — Нет такого понятия, как случайность. За ошибки нужно отвечать. Ты идешь со мной.

Он берет мою руку и тащит вниз по лестнице в комнату, в которой я никогда прежде не был. Дверь открывается, и тьма за ней вселяет в меня дикий страх. Все, что я вижу, это длинная лестница вниз. Я лишь знаю, что родители очень часто заходят сюда. Они никогда не звали меня с собой. До теперь.

Отец толкает меня вниз.

— Ты увидишь, чем мы зарабатываем на жизнь. И ты научишься делать то же самое.

***

Пятница, 11 апреля, 1997

Отец с нажимом впихивает пистолет мне в руку. Меня трясет с ног до головы, пока он поднимает и нацеливает его на мужчину, который стоит передо мной на коленях. Я видел, как они избивали его, и слышал его мольбу о пощаде. Но это не то место, где он сможет ее найти.

— Давай… — отец подталкивает меня вперед.

Сердце колотится о ребра, когда я прижимаю пистолет к его голове. Палец скользит по холодному курку. Я не один раз видел, как это делали мои родители. Но я не убивал прежде. Могу ли я забрать жизнь? Способен ли я на такое? Мне только девять. Я знал, что этот день настанет, но я не думал, что это случится так быстро.

— Убей его, — шепчет отец за моей спиной. — Ты знаешь, как это сделать.

Я сглатываю, глядя на мужчину. В его глазах слезы.

— Я не могу.

Мой отец наклоняется ко мне.

— Ты знаешь, что он сделал?

Я трясу головой.

— Он до смерти забил свою жену, а после пристрелил своего единственного ребенка, потому что не мог жить с этой тяжестью.

Бл*дь.

Я и ранее слышал, как подобным образом ругался мой отец. Я знал, что в мире хватает ублюдков, способных на подобное, но никогда их не видел. Я имею в виду, отец всегда говорил, что они наказывают их за что-то, но обычно это была какая-нибудь ерунда. Например, кража денег или невыплаченный долг. Но не это. Нет, некоторые из людей, на которых работают мои родители, даже хуже этого дерьма, но этот парень… Это просто шок.

— Ты думаешь, что он заслуживает жизни? — спрашивает отец.

— Нет, — шепчу я.

Отец кладет руку поверх моей, и сжимает пальцы на моих пальцах. Его указательный палец приходится точно на курок с моим пальцем. Я закрываю глаза.

— Мы не занимаемся благотворительностью, малыш. Мы несем только смерть, — произносит мой отец. Он так сильно надавливает на мою руку, что я не могу сопротивляться. Я нажимаю на курок.

***

Четверг, 26 ноября, 1998

Я не могу перестать ходить к ее дому и издали наблюдать за ней. Даже если надо мной висит нож гильотины запрета, я хочу её видеть. Я соскучился за тем, как мы с ней играли. Она выглядит счастливой даже после того, что случилось. Всегда в саду, играет со своими вымышленными друзьями. Иногда мне хочется стать невидимым, чтобы я тоже мог с ней поиграть. Я скучаю по временам, когда все было просто. Было так невинно.

Она моложе меня. Она так мала, что может даже не вспомнить день, когда все в корень поменялось.