– А пойдем-ка, Аркаша, сразу в лабораторию! Там я тебе обо всем и расскажу!

Они поднялись на второй этаж, весь занимаемый лабораторией профессора. У входа Аркадий замешкался, не зная даже, как спросить о необычном явлении, представшем его взору.

– Я многое могу понять, Иван Никифорович, хотя большее, наверно, не могу… но все же, объясните мне, дураку, зачем вы притащили в лабораторию рояль?

– А вот это – и есть интересная гипотеза, которую нам с тобой предстоит сегодня проверить… – профессор подошел к роялю, открыл крышку и сделал широкий жест. – Прошу!

– Вы хотите, чтоб я что-то сыграл?.. А как же гипотеза?..

– Вот сейчас мы ее и проверим. Но играть надо вдохновенно. От души. Суть моей гипотезы в том, что гармонично упорядочить хитросплетения электромагнитных и еще некоторых, доселе не изученных волн, что мы с тобой обнаружили в прошлом месяце, можно силой мысли. Но для этого желательно пребывать в необыкновенном душевном состоянии. Так что, я думаю, нам подойдет Вагнер. Что-нибудь яркое, скажем, из "Валькирии".

Аркадий стоял, вытаращив глаза. То, что говорил Иван Никифорович, представлялось ему полнейшим бредом. Даже будучи в некотором подпитии, профессор всегда сохранял здравый рассудок, а тут… Он недоверчиво покосился на старшего товарища:

– Сдается мне, вы решили меня разыграть.

Иван Никифорович сник и, казалось, разом пал духом.

– Я прекрасно понимаю, как абсурдно звучит это предположение. Но подумайте, Аркадий, наука всегда начинается с абсурдных предположений. Уже ли вам жалко исполнить для меня что-нибудь из Вагнера?

– Ну что вы, Иван Никифорович! Как вы могли такое подумать!? Мне для вас ничегошеньки не жалко. Просто ваша гипотеза показалась мне слегка… странной.

– Да и бог с ней! Просто давайте считать, что сегодня, ища прозрения в волновой физике, я проведу еще один небольшой эксперимент под музыку Вагнера. Только помните, Аркаша, играть нужно вдохновенно! Так, как вы не играли еще ни разу в жизни. Попробуйте всю душу вложить в эту музыку!

– Ну, вдохновенно – так вдохновенно. Это завсегда – пожалуйста! Только будьте тогда так любезны, налейте мне еще стопочку коньяка!..

3. Хааш. Голубое прозрение.

Нэйб. Его Божественное Прозрение, Владыка Нэйб! Надо лишь вновь достичь этого, ухватиться, оседлать, как румиланского конеящера, и больше не выпускать. Это может не каждый, но Нэйб верил в себя. Да и какой у него теперь выбор? Или покорить Вселенную, или сдохнуть здесь, в никому неизвестной пустоте, с незнакомым рисунком звезд.

Прозрение дано лишь избранным. Таким, например, как виллирианский император Латаб… Но Нэйб верил в свою избранность. Однажды к нему приходило прозрение. Но, по молодости и неопытности, он не смог его удержать.

Хааш, голубой, слегка светящийся порошок, приносил прозрение. Но не всегда и не всем. Вдыхая его, можно было постичь все или растерять остатки того жалкого, что знаешь. Последнее, безусловно, случалось чаще. А можно было и заново родиться, начать все с чистого листа, прозреть Вселенную. Не только эту маленькую галактику, но и Вселенную!

Нэйб подцепил кончиком ножа щепотку "голубого прозрения" и вдохнул его. Прозрение сейчас было необходимо. Он, похоже, застрял в каком-то неисследованном секторе, а навигация отказала. В такой ситуации, только "прозрев" можно было вывести корабль на прежний курс. Силой мысли постичь расположение звезд. Доселе, только императору Латабу и нескольким его приближенным удавалось такое. Но Нэйб верил в себя.

Впервые он испытал прозрение в юности, когда обучался пилотированию в императорской гвардии.

Нэйб затянул в ноздрю очередную порцию голубого порошка и попытался поймать волну воспоминаний, в надежде, что она вынесет его к прозрению.

Помнится, Ульзок… да, именно так его звали, забавный такой коротышка был… Ульзок раздобыл где-то хааш и поделился с друзьями. Когда об этом узнал командир, Ульзока живьём запихнули в плазменный реактор. Да, забавный был коротышка. Даже пепла не осталось…

Нэйб тряхнул головой, пытаясь отогнать ненужные воспоминания. Волна памяти унесла его куда-то не туда. Он вновь открыл контейнер и достал еще немного хааша.

– Прозрение… прозрение… прозрение… – бормотал Нэйб, развалившись в кресле пилота, одной рукой обнимая небольшой контейнер с хаашем.

Белки его глаз приобрели голубой оттенок, зрачки выцвели, под глазами залегли темные круги. Он устал. Хааш вымотал его, высосал почти целиком. Но останавливаться нельзя. Или сейчас, или никогда. Спасение только в прозрении.

– Прозрение… проз… п…

Усилием воли Нэйб приподнялся и зачерпнул еще порошка. Прямо пальцами, нож он уронил на пол.

Когда оно пришло, космос перестал быть просто черной пустотой с крошечными точками звезд. Он ожил. Он переливался всевозможными оттенками цвета… звука… настроения… Космос жил, играл, пульсировал в такт биения сердца. Галактика разворачивала свои рукава навстречу ему, Нэйбу, но при этом именно он был ее центром. Биение его сердца стало теперь ее ритмом. Его мысли могли повернуть галактическую спираль в любом направлении. Он чувствовал не себя в галактике, а галактику в себе. Это был его космос. Космос Нэйба, простого пилота третьего класса, которым он тогда только собирался стать.

– Ну что, к тебе пришло? – кто-то дернул Нэйба за рукав.

– Ульзок! Чертов ублюдок! Чтоб тебе гореть…

Нэйб подскочил в кресле. Никакого Ульзока, естественно, не было. Он так и не понял, что это было: прозрение, галлюцинация или яркое воспоминание.

– Чуть-чуть… еще чуть-чуть…

Он потянулся к контейнеру, который уже лежал на полу, не удержался и вывалился из кресла, угодив лицом прямо в рассыпанный хааш.

"Нет, этого недостаточно! Недостаточно! – Нэйб жадно вдыхал хааш, истерически оттирая его с лица. – Недостаточно… Вагнер! Точно! Сейчас нужен Вагнер!"

Цепляясь за панель управления, он с трудом поднялся. Ноги отказывали, он не стоял, а парил над приборами, но положение казалось нестабильным. Приходилось держаться за панель обеими руками. Наконец, изловчившись, он нажал нужную кнопку и соскользнул вниз.

Маленькая голубая планета. Она похожа на шарик, если скатать его из хааша. Совершенно бесполезная, не имеющая ни ресурсов, ни технологий. Империя открыла ее совсем недавно. Таких планет – тысячи, но имя "Земля" теперь знает вся Вселенная.

Рихард Вагнер, вернее, его произведения – это единственное, что могла дать Земля империи. Отдала совершенно бескорыстно, даже не представляя, чем делится. Вагнер и хааш – вот компоненты прозрения. Император Виллириана приказал и близко не подходить к этой Земле. Даже сектор галактики, в котором она расположена, закрыли. Ждут, вдруг там родится еще один Вагнер.

– Черт, как я раньше-то не вспомнил?.. – изо всех сил преодолевая палубную гравитацию, Нэйб подкатился к контейнеру с хаашем и сделал глубокий вдох.

С первыми аккордами он почувствовал, как неимоверная сила вливается в него, наполняя каждую клетку, каждую молекулу тела. Ощущений прекраснее у него не случалось никогда в жизни. Он чувствовал эти молекулы, все, до единой. Это удивляло и вдохновляло, казалось чудом, внезапно возникшим в молчаливой черноте космоса. Затем пришло осознание того, что это не молекулы его тела, а звездные системы. Ядро каждой молекулы – это "Солнце", а электроны, вращающиеся по разным орбитам – планеты и спутники. Это целая Вселенная! Он, Нэйб, и есть Вселенная. Вселенная, наполненная жизнью и светом, гармонией и силой. И Нэйб является одновременно и Создателем Вселенной и всем сущим в ней.

Он ликовал. Он радостно разбрасывал в пространстве призрачные галактики и яркие квазары. Больше не существовало для него ничего невозможного или непостижимого.

Где-то на задворках сознания, едва заметно и быстро, как микроскопический метеорит, сгоревший в ночном небе, мелькнула мысль: "Вот оно, прозрение! Надо срочно искать координаты… авария… неработающая навигация…" Мелькнула и погасла.