В результате Антон и его солдаты остались в захваченных ими окопах без поддержки, и с этого момента судьба атаки была решена. Отважный полковник, однако, не хотел верить в то, что его замысел оказался бесплодным и что удачный прорыв так и закончится ничем. Он оставался в неприятельских траншеях еще несколько часов, тщетно надеясь, что подмога все-таки придет.
Но южане не хотели мириться с инородным предметом в своей защитной оболочке и уже готовили хирургическую операцию по его удалению. К месту прорыва спешно стягивались войска: бригада Бэттла из дивизии Роудса двинулась на полки Аптона с фронта, бригада Джонстона из дивизии Гордона обошла их с одного фланга, а бригада Уокера из дивизии Джонсона с другого. Когда началась эта тройная атака, северяне не пожелали отступать и защищались с редким мужеством, но, оставшись без поддержки, они не могли выдержать удары столь сильных частей. К тому времени федералы уже потеряли более 1000 бойцов, и Аптону, который и сам был ранен, пришлось дать приказ об отступлении. Сохраняя порядок, его полки ушли из заваленных телами траншей и вернулись на исходные позиции, приведя с собой около 350 пленных. Впрочем, это было слабое утешение для [385] Эмори Антона, блестящий план которого провалился с таким громким треском. Даже приказ Гранта о производстве Аптона в бригадные генералы вряд ли мог подсластить горькую пилюлю, которую пришлось проглотить доблестному полковнику, и он покинул поле боя в тяжелом настроении.
Неудачная атака полков Аптона, казалось бы, лишний раз подтвердила неприступность позиций противника, но командующим генералам Севера она показалась хорошим предзнаменованием. Детально изучив тактику юного бригадира, они решили применить ее еще раз, но более крупными силами. «У меня почти нет сомнений, — писал Грант генералу Миду, — что атака, предпринятая прошлым вечером, была бы совершенно успешной, если бы она началась часом раньше и если бы в ней приняли активное участие дивизия Мотта и 9-й корпус».
Несчастные, упавшие духом люди Мотта, как видно из этой короткой записки, были сделаны главными виновниками провала затеи полковника Аптона. После сражения у Спотсилвейни за ними окончательно утвердилась репутация трусов, офицеры и солдаты других частей не желали иметь с ними никаких дел. Вечером 10 мая Горацио Райт, сменивший убитого Седжвика на посту командира 6-го корпуса, написал Миду, что он не хочет иметь эту дивизию по соседству. Позже он еще раз выразил это желание в личной беседе с командующим: «Генерал, — сказал Райт, — я не хочу, чтобы люди Мотта были на моем левом фланге: от них нет никакой поддержки. Уж лучше пусть там вообще не будет войск». Хенкок, командир 2-го корпуса, в состав которого входила эта дивизия, также разуверился в ее боевых качествах и попросил Мида перевести эту часть в какой-нибудь другой корпус. «В противном случае, — заявил он, — 4-я дивизия, находящаяся под командованием офицеров, которые, как видно, не могут справиться со своими людьми, скоро вообще перестанет сражаться». Мид отнесся к этой просьбе с пониманием, и уже через неделю дивизия Мотта была распределена по корпусам и исчезла из боевого расписания армии.
Тем временем генералы северян готовились к проведению решительной атаки на позиции врага. Ее объектом снова была избрана Подкова — самое слабое место во всей оборонительной [386] системе конфедератов. Но на сей раз по нему должны были нанести удар сразу три федеральных корпуса. Главная роль в предстоявшей атаке отводилась Уинфилду Хенкоку, в то время лучшему корпусному командиру армии. Грант отдал специальный приказ о перемещении войск 2-го корпуса с правого фланга в центр линии, откуда они при поддержке двух других корпусов должны были нанести лобовой удар в переднюю часть фас Подковы и, если получится, прорвать оборону южан. Тот же приказ определял и роль других войск, атаковавших центральный выступ с запада и с востока. Для этой цели предназначались 9-й корпус Бернсайда и 6-й корпус Райта, а 5-й корпус Уоррена оставался в резерве, но поддерживался в готовности для нанесения завершающего удара.
Однако осуществить тщательно продуманный план на следующий после атаки Антона день, т. е. 11 мая, оказалось невозможным. С утра пошел проливной дождь, который без перерыва хлестал до вечера, и основные начальные положения боевого приказа Гранта были выполнены лишь в районе 4 часов утра 12 мая. К тому времени 2-й корпус уже занял отведенное ему место в центре линии северян. Хенкок последний раз объехал ряды, отдал приказ о наступлении, и плотные массы федеральной пехоты медленно двинулись вперед по хлюпающей под ногами грязи.
Впереди шли дивизии Френсиса Берлоу и Дэвида Белла Берни. По приказу Гранта они были превращены в пробивной таран и построились в две колонны, каждая в полк шириной и в 20–30 шеренг глубиной. Позади них готовый придти на помощь в нужный момент развернул свою дивизию Джон Гиббон, а за ним заняли позиции солдаты злополучной дивизии Мотта.
Остальные части Потомакской армии также выдвинулись на тактический рубеж. Слева Хенкока поддерживал со своим 9-м корпусом генерал Бернсайд, к которому по приказу Гранта был прикомандирован специальный штабной офицер. Последнему поручалось всячески понукать и подстегивать этого генерала, внушая ему необходимость действовать решительно и быстро. Справа от Хенкока на западный фланг Подковы нацелился 6-й армейский корпус, командир которого [387] генерал Джон Седжвик был недавно убит случайным ружейным выстрелом. Теперь им командовал, напомню, другой генерал — Горацио Райт, не уступавший, впрочем, Седжвику в опыте и военных способностях. Правее Райта развернулся 5-й корпус генерала Уоррена, в прошлом военного инженера, спасшего при Геттисберге армию Потомака от разгрома. Ему также было приказано участвовать в атаке, как только для этого представится возможность.
Но хотя все части заняли места для наступления организованно и в срок, подготовка к атаке не обошлась без некоторых затруднений и недоразумений. Виной тому отчасти стала плохая погода, но главной помехой были обычные для Потомакской армии разгильдяйство и бюрократизм. Например, многие офицеры (не говоря уже о солдатах) дивизии Берлоу не знали о том, что им предстоит идти в бой, а ночную перемену позиции приняли за обычную рутинную перегруппировку. Поэтому они захватили с собой все свое имущество, включая палатки и кухонный скарб, который и громыхал теперь на спинах вьючных лошадей в хвосте колонны в сопровождении денщиков, поваров и прочих нестроевых.
В результате движение дивизии к неприятельским позициям происходило крайне медленно, и Хенкок, наблюдавший за маршем своих шлепающих по лужам частей, что-то недовольно пробормотал о черепахах, ползущих в гору. Впрочем, настроение командира 2-го корпуса было хорошим, и, повернувшись к офицерам своего штаба, он с оптимизмом сказал: «Они не вернутся назад. Я знаю, что они не вернутся».
Этими словами Хенкок хотел выразить свою уверенность, что позиции врага будут взяты, а значит, возвращаться на исходные рубежи северянам не придется. Он не заметил двойного смысла своей фразы. Между тем его пророчество оказалось очень недалеким от истины, хотя и не таким, как он думал.
В отличие от своего командира, генерал Френсис Берлоу был в то утро исполнен самых мрачных предчувствий. Офицеры дивизионного штаба, хорошо изучившие повадки генерала, заметили, что он сильно не в духе по одному-единственному признаку: Берлоу ни разу не произнес своей любимой фразы, которую он всегда говорил перед боем: «Примиритесь [388] с Господом и садитесь на коней, джентльмены. Я выбрал горячее местечко для некоторых из вас».
Надо сказать, что у Берлоу были все основания для того, чтобы пребывать в скверном расположении духа. Когда дивизия уже построилась в боевой порядок и двинулась вперед, вдруг выяснилось, что лежащая впереди местность толком не изучена и никто не знает точной цели предстоящей атаки.
Даже штабной офицер, специально прикомандированный к головной дивизии в качестве проводника, оказался также не осведомлен, как и все остальные. Всю дорогу до вражеских траншей он только и делал, что сыпал ругательствами и проклятиями по поводу этой войны и того, как она ведется. Берлоу надоело слушать этого «богохульного ругателя», и он напрямую спросил, может ли тот по крайней мере гарантировать, что впереди нет каньона глубиной в тысячу футов. Штабист честно признался в ответ, что не может, и, услышав его слова, командир 1-й бригады полковник Нельсон Майлз выругался так громко, что Берлоу велел ему заткнуться.