Но Бернсайд не воспользовался оплошностью врага. Он действовал так, словно между ним и Ли был заключен договор, обязывающий его не начинать атаку, пока противник не соберет все силы. Вместо того, чтобы решительно атаковать хотя бы в полдень 12-го, а к тому времени утренний туман, ставший в последние дни частым гостем на берегах Раппаханока, обычно рассеивался, Бернсайд медлил, ожидая, пока обе гранд-дивизии переправятся на другую сторону. Эта операция заняла почти весь день и была завершена лишь к 5-и часам вечера 12 декабря.
В это время командующий Потомакской армией лично выехал на позиции своей армии с последней инспекцией. Генерал Франклин, встретивший его на левом фланге, сделал в тот вечер последнюю попытку убедить упрямого генерала нанести решающий удар не по высотам Мари, а в другом месте. Участок оборонительной линии повстанцев напротив позиций левой гранд-дивизии был для этой цели самым подходящим местом. Расположенные там высоты не были так круты и голы, их покрывал довольно густой лес, дававший атакующим определенные преимущества. На это и обратил внимание Бернсайда командир левого фланга северян, предложив ему провести главную атаку силами его гранд-дивизии и ограничиться в районе Фредериксберга простой демонстрацией. Аргументы Франклина были столь убедительны, что даже упрямый Бернсайд, казалось, заколебался. Пообещав обдумать это предложение, командующий отбыл в свою штаб-квартиру — в домик Филипса на Страффордских высотах. [270]
Но надежды Франклина на благополучное решение были преждевременны. Его доводы действительно заставили Бернсайда задуматься, и всю ночь он опять просидел над картой, дымя сигарами и прихлебывая виски. Но ни то, ни другое не помогло ему придти к правильному решению, и к утру Бернсайд был более, чем когда либо уверен в необходимости атаки высот Мари. В 8 часов утра он отправил Франклину соответствующий приказ, и командир левой гранд-дивизии с разочарованием убедился, что его вчерашнее красноречие пропало зря.
Между тем полученный Франклином приказ звучал довольно странно. Бернсайд предписал ему послать в атаку по крайней мере дивизию, чтобы та прошла через Смитфилд и, если это окажется возможным, взяла высоты близ дома капитана Гамильтона. Франклин, считавший, что серьезную атаку нельзя предпринимать силами одной дивизии, решил, что от него требуется провести демонстрацию, и ограничился исполнением буквы приказа командующего. Он выбрал дивизию Мида из корпуса Рейнольдса, приказав последнему двинуть в поддержку запланированной демонстрации дивизии Гиббона справа и Даблдея слева. Всего во всех трех дивизиях насчитывалось около 16 тысяч человек (у Мида и Даблдея — по 5 тысяч, а у Гиббона — почти 6), и с этими силами Франклин собирался изображать штурм правого крыла конфедератов.
Противостоявшие ему войска значительно превосходили атакующих по численности. Правое крыло Северовирджинской армии составлял 2-й корпус Джексона, недавно подошедший на поле боя. Он был расположен на гребне невысоких, поросших лесом холмов от перекрестка Гимильтон на юге до хижины Бернарде Кэбин на севере. Джексон, впрочем, не стал разворачивать на этих позициях все свои дивизии и выдвинул вперед только четыре бригады Легкой дивизии Эмброуза Хилла. Три из них стояли на самой опушке леса, практически на рубеже проходившей здесь железнодорожной насыпи. Арчер составил правый фланг дивизии, Лейн стоял в центре, а Томас примыкал к его левой оконечности. При этом между флангами боевых порядков Арчера и Лейна был оставлен небольшой зазор: почва в этом месте была [271] болотистой, и Хилл счел ее трудно проходимой для вражеской пехоты. Но на всякий случай он прикрыл прореху бригадой Грэгга, приказав ей занять позиции чуть позади трех передовых бригад.
К тому времени, когда в районе 10 часов дивизии Мида, Даблдея и Гиббона двинулись в наступление, правый фанг конфедератов уже приготовился к бою, и сам Джексон Каменная Стена выехал на позиции, чтобы насладиться триумфом своих войск. «В то утро он появился в новой яркой униформе вместо своей обычной измятой одежды, — вспоминал полковник кавалерии конфедератов Фитцхью Ли. — Это была одна из самых замечательных метаморфоз, но его людям она не понравилась. Они испугались, как сказал один из них, что Старый Джек побоится испачкать свое платье и не возьмется за дело как следует». Однако причин бояться у солдат Джексона не было. Каменная Стена был как всегда спокоен в ожидании наступления неприятеля и уверен, что атака северян будет отбита. Когда же один из его адъютантов с тревогой спросил, каковы силы противника, двигавшиеся на них, Джексон невозмутимо ответил: «Майор, иногда мои люди не могут взять позицию штурмом, но они всегда могут ее удержать. Я рад, что янки идут сюда».
Однако, пока густой туман мешал южанам рассмотреть идущих к ним янки, и они были вынуждены придержать огонь. Северянам этот туман был в общем-то на руку, хотя и они испытывали из-за него некоторое неудобство. Бригада Синклера, шедшая в первой линии дивизии Мида, сразу взяла такой быстрый темп, что остальным частям пришлось нестись вслед за ней едва ли не рысью. В результате боевые поряди дивизии несколько смешались, и, чтобы выровнять пришедшие в замешательство шеренги, Миду пришлось приостановить наступление.
Конфедераты, догадавшиеся по звукам шагов, бряцанию оружия и неясным расплывчатым силуэтам, что атака началась, решили использовать эту короткую остановку. Майор Джон Пэлхем, молодой артиллерист из кавалерийского корпуса Стюарта, обратился к своему командиру с просьбой разрешить ему с двумя орудиями занять передовую фланговую позицию и оттуда потревожить огнем неприятельскую [272] пехоту. Стюарт дал свое согласие, поставив условием, что Пэлхем отступит по его первому приказанию.
Мид тем временем продолжил движение вперед, и в районе 11 часов утра три его бригады пересекли рубеж старой Ричмондской дороги. Вдруг, словно по мановению волшебной палочки, утренний туман рассеялся, и взору расположившихся на высотах южан открылось все поле и на нем — развернувшаяся для атаки армия неприятеля.
«Федеральные флаги весело трепетали на ветру, начищенное оружие ярко сияло в солнечных лучах, а красивая униформа бравых войск придавала всей сцене скорее вид некоего праздничного действа, нежели армии, готовившейся начать яростную битву, — вспоминал генерал Лонгстрит. — С вершины холма Ли (центре линии) я мог видеть почти всех солдат, которые были у Франклина, и тот впечатляющий порядок, в котором они построились. А на дальнем расстоянии виднелись оборванные пехотинцы Джексона и потрепанные кавалеристы Стюарта в своих перепачканных землей шляпах и желтых ореховых мундирах, представляя собой поразительный контраст с хорошо экипированными федеральными войсками».
Как только невидимая рука сорвала с этой потрясающей картины белую туманную кисею, два орудия Пэлхема открыли огонь, и великолепие боевых порядков северян было мгновенно нарушено. Стрельба конфедератов оказалась столь неожиданной и столь точной, что передние шеренги федералов рухнули в грязь, несколько испортив парадный вид своей униформы. Это, впрочем, мало им помогло. Гранаты южан лопались прямо в гуще залегших на земле людей, посылая высоко в воздух части человеческих тел, детали амуниции и предметы обмундирования. Один из этих разрывов подбросил на 20 футов чей-то армейский ранец, который раскрылся в воздухе так, что на землю посыпались нехитрые солдатские пожитки. Среди прочего там была и колода игральных карт. «Ого! — воскликнул увидевший это ветеран из дивизии Мид а. — Ну-ка сдай и мне карту получше».
Но увы, тот, кто сдавал этим утром карты, явно не благоволил делу Севера, и вся Потомакская армия села играть без единого козыря на руках. Атака Мида стала захлебываться, [273]еще не успев начаться, и виной тому были всего два орудия конфедератов. Чтобы заставить их замолчать, федералы развернули несколько своих батарей и открыли по позициям Пэлхема ураганный огонь, но бесстрашный майор ничуть не был смущен обрушившимся на него смертоносным градом. Даже после того, как одно из его орудий было подбито, он отказался покинуть фланговую позицию и продолжал обстреливать пехоту противника из единственной остающейся у него пушки.