Изменить стиль страницы

Вскоре оно получило свою конституцию, мало чем отличавшуюся от конституции США. Существенной особенностью [20] нового государственного устройства была большая независимость от центра отдельных штатов и легализация рабовладения. Еще раньше, 9 февраля, был избран президент Конфедерации. Им стал Джефферсон Девис, миссисипский плантатор и политик, в прошлом профессиональный военный, участвовавший в Мексиканской войне и возглавлявший при президенте Пирсе военное ведомство. Само избрание Дениса имело несколько курьезный характер. Выступавший против выхода из Союза своего родного штата и против сецессии вообще, Девис не участвовал в заседаниях конвента в Монтгомери.

О своем избрании он узнал из телеграммы, принесенной негром-слугой, когда вместе с женой возился в саду на своей плантации неподалеку от Виксберга, штат Миссисипи. «Прочитав эту телеграмму, — вспоминала Варииа Девис, — он выглядел таким убитым, что я испугалась, не свалилось ли на нашу семью какое-нибудь несчастье. Через несколько минут он сказал мне, в чем дело, с видом человека, говорящего о своем смертном приговоре».

Девис не был единственным знаменитым южанином, выступавшим против раскола страны, но вопреки своим взглядам поступившим на службу новому государству. В военной среде такие настроения оставались очень сильными, и многие будущие герои Конфедерации были решительными противниками разрушения Соединенных Штатов. К их числу принадлежали такие известные командиры вооруженных сил Юга, как Джордж Пикет, Джубал Эрли, Джозеф Джонстон и военный вождь Конфедерации, самый замечательный из полководцев гражданской войны генерал Роберт Эдуард Ли. «Надеюсь, я никогда не буду вынужден обнажить мою шпагу, если, конечно, речь не будет идти о защите моего родного штата», — писал он, когда великий раскол уже произошел. Но уже на следующий день после того, как были написаны эти строки, 17 апреля 1861 года его родная Вирджиния объявила о сецессии, и Ли, скрепя сердце, отклонил предложение Линкольна возглавить вооруженные силы Союза, стал на сторону Конфедерации.

На Севере в это время царили растерянность и беспомощность. Линкольн, только-только занявший Овальный кабинет [21], поначалу пытался словесными увещеваниями вернуть заблудших южан в лоно Союза: «В ваших, а не в моих руках, мои недовольные соотечественники, важный вопрос о гражданской войне, — сказал он в своей первой речи в качестве президента. — Наше правительство не собирается нападать на вас. У нас не возникнет никаких конфликтов, если вы не станете агрессорами. Вы не давали клятвы Господу уничтожить это правительство, а я даю клятву, и самую священную, сохранить, защитить и оборонить его.» Однако с тем же успехом Линкольн мог обращаться к табуну несущихся вскачь мустангов.

Южные газеты, конечно, опубликовали эту его речь и даже отметили ее ораторский стиль, но и только. «Парад суверенитетов» продолжился. 17 апреля 1861 года, как уже говорилось выше, к Конфедерации присоединилась Вирджиния, а 6-го и 20-го мая, соответственно, Арканзас и Северная Каролина. Но прежде чем произошли эти события, уже прозвучали первые выстрелы. Гражданская война началась. [22]

По мере выхода южных штатов из состава Союза арсеналы, форты и прочее федеральное военное имущество, находившееся на Юге, практически без кровопролития переходило в руки новых хозяев. Исключением был форт Самтер, расположенный на острове в Чарльстонской гавани. В начале апреля 1861 года на его флагштоке, словно прямой вызов военному могуществу повстанцев, все еще развевалось звездно-полосатое знамя.

Наконец, рано утром 12 апреля, после предъявления ультиматума, который был отклонен комендантом форта майором Андерсоном, генерал армии конфедератов Пьер Борегар приказал начать бомбардировку. Так произошло первое сражение гражданской войны, которое, впрочем, оказалось совершенно бескровным. После 34-часовой артиллерийской дуэли береговых батарей и орудий Самтера гарнизон последнего, расстрелявший все снаряды, был вынужден сдаться. При этом он не потерял ни одного человека, а рядовой Дэниел Хоу, первая жертва гражданской войны, погиб уже после капитуляции форта, когда во время салюта государственному флагу США одно из орудий разорвалось.

Но, несмотря на отсутствие убитых и раненых, события в форте Самтер были восприняты и на Севере, и на Юге как начало войны. Многие историки и по сей день считают, что эта война была развязана южанами, и, с формальной точки зрения, они правы. Ведь именно южане сделали первый выстрел, чем вроде бы спровоцировали конфликт. С другой стороны, жители Юга не были заинтересованы в эскалации конфликта. Они хотели только жить так, как им заблагорассудится, и не зависеть от своих северных соседей. Они были согласны мирно сосуществовать с ними рядом на одном континенте, но в отдельных государственных «квартирах», и в доказательство своих невоинственных намерений сразу после провозглашения независимости объявили свободу плавания по Миссисипи, идя таким образом, навстречу торговым интересам Севера.

Для промышленных и финансовых кругов северных штатов потеря огромного рынка сбыта и богатейшего края, ежегодно приносившего в казну миллионы долларов, была тяжким ударом. Разумеется, начинать кровопролитную, дорогостоящую [23] войну этим разумным и практичным людям также не улыбалось, но они готовы были в случае необходимости пойти и на такой шаг. Поэтому южане, открыв огонь по форту Самтер, приподнесли им большой подарок, фактически взяв ответственность за развязывание войны на себя. Теперь, выражаясь языком древних римлян, рубикон был перейден и мосты сожжены. Беда, много лет стучавшаяся в двери Соединенных Штатов, ворвалась внутрь…

Сравнивая шансы враждующих сторон, нельзя не поразиться тому огромному перевесу, которым с самого начала обладал Север. Его население, насчитывавшее к 1861 году 22 миллиона человек, вдвое превышало население Юга, где проживало всего всего 9 миллионов. Одну треть из них составляли негры-рабы, рассчитывать на которых в предстоящей борьбе южанам, естественно, не приходилось. Напротив, многие из невольников сбежали на Север и вступили затем в цветные войска Соединенных Штатов. Кроме того, почти вся индустриальная мощь (в северных штатах — 110 тысяч промышленных предприятий и лишь 18 тысяч — на Юге), ⅔ всей протяженности железных дорог и практически все военно-морские силы были сосредоточены на Севере.

У южан тоже были свои преимущества, однако скорее моральные, чем материальные. С первых дней конфликта южане чувствовали себя жертвами агрессии со стороны янки, и большинство из них, по крайней мере в начале войны, было готово грудью встать на защиту своей свободы и независимости. Это их настроение выражалось столь ярко, что его не могли не почувствовать даже иностранные гости, бывавшие на Юге. «Кроме того, надо заметить, — писал один из очевидцев и первых историков гражданской войны, подполковник гвардейских шотландских стрелков Флетчер, — что Юг выказал в настоящую войну замечательный дух отваги. Как только завязалась борьба, замолкли все мелкие зависти, все мелкие соперничества и вражды, которые часто делали бесплодными порывы самого великого героизма. Все южное население было проникнуто мыслью, что сражается с иноземным врагом для защиты всего, что ему дорого». [24]

Южане могли бы использовать это свое преимущество, не дав ему бесплодно угаснуть. Им следовало сосредоточить превосходящие силы на одном, важнейшем направлении и нанести удар прежде, чем Север сумеет подготовиться и использовать свои колоссальные материальные ресурсы. Только такой стремительный «блицкриг» мог бы принести надежду на успех.

К сожалению, руководство Конфедерации не воспользовалось этой блестящей возможностью. Напротив, оно предпочло жесткую оборону на всех театрах боевых действий, что, учитывая подавляющее превосходство противника, не могло не привести в конечном итоге к поражению. Подобная гибельная стратегия стала одной из главных причин разгрома Конфедерации и уничтожения всей южной цивилизации.

Но тогда, в 1861 году, никто или почти никто на Юге не подозревал об этом неизбежном конце. Задорно и даже весело мужчины-южане брались за оружие и надевали военную форму. Они собирались на войну, где их ожидали лишь страдания, смерть, громкая и грозная слава и горечь страшного поражения. [25]