Но напрасно северяне относились к своему противнику столь легкомысленно. Конфедераты, которых Грант, объединившись с Бьюэллом, намеревался разбить, не были деморализованы. Их армия, стоявшая у Коринфа в 20 милях от Питтсбург-Лендинга, пока что не знала ни горечи поражений, ни радости побед. Она попросту вообще не участвовала в боевых действиях и в отношении зелености и необученности превосходила не только своих коллег на востоке, но и своих оппонентов, собранных теперь у Шайло.
В конфедеративной Миссисипской армии были артиллеристы, не сделавшие из своих орудий ни одного выстрела, пехотинцы, не знавшие ружейных приемов и азов пехотной тактики, и даже командиры бригад, никогда не участвовавшие ни в одном сражении и не читавшие книг, где бы эти сражения описывались.
Некоторым опытом обладал только 15-тысячный корпус, переведенный на запад с восточного театра — ветераны Бул-ранского сражения. Первоначально корпусом командовал генерал Пьер Густав Тутан Борегар, также переброшенный из Вирджинии в Теннесси. Однако вскоре его части соединились с отступившими из Кентукки более крупными формированиями [186] южан. Их командир как старший по званию принял командование на себя, а Борегар оказался в привычной для себя роли заместителя. Нового командующего по странному совпадению, придававшему всей операции еще большее сходство с Бул-Раном, также звали Джонстон.
Правда, это уже был другой генерал — Альберт Сидни Джонстон, не уступавший, однако, своему однофамильцу ни в знаниях, ни в военных талантах. Несмотря на то, что ему так и не довелось участвовать в Мексиканской войне, он все же сумел отличиться в другой военной кампании — в походе против мормонов, которые в определенной степени были более серьезными противниками, чем мексиканцы. В военной иерархии Конфедерации Альберт Джонстон занимал одно из главных мест, и многие, в том числе и президент Девис, прочили ему славу лучшего генерала Юга.
Когда Джонстон принял командование, у Борегара уже был готов план наступательных действий. Стратегически он мало отличался от того замысла, который северяне столь безуспешно пытались осуществить в Вирджинии летом 1861 года. Как и Мак-Дауэл, Борегар хотел разбить неприятельскую армию до того, как к ней присоединятся подкрепления, т. е. он предлагал ударить по Гранту прежде, чем к Питтсбург-Лендингу подойдет Бьюэлл. Поначалу Джонстон отнесся к плану настороженно и не изъявил желания очертя голову бросаться на врага. Но на сей раз Борегар был настойчив — он снова увидел блестящую возможность стяжать громкую славу — и Джонстон дал себя убедить. Были отданы соответствующие распоряжения, и 3 апреля Миссисипская армия выступила в поход.
По плану Борегара войска конфедератов должны были за один день преодолеть расстояние от Коринфа до Питтсбург-Лендинга и уже утром 4 апреля атаковать неприятеля. Но в действительности все сразу пошло наперекосяк. Дороги были размыты непрестанными ночными дождями и превратились в непролазную трясину, в которой пушки и фургоны увязали по самые ступицы своих колес. Кроме того, неопытные волонтеры оказались плохими ходоками, и Бул-ранская история повторилась на этом коротком переходе с точностью до наоборот. Предметы амуниции и снаряжения, [187] которые молодые солдаты сочли ненужной обузой, были бездумно выброшены ими в грязь. Туда же отправились или же были съедены заготовленные ранее рационы, так что к началу сражения желудки большинства конфедератов оказались пустыми. К тому же Миссиссипская армия не меньше, чем Теннессийская армия Гранта, страдала от диареи, хотя здесь ее называли по-другому — «эвакуацией Коринфа». Конечно, все это не ускоряло движения вперед.
В результате конфедераты прибыли на рубеж атаки со значительным опозданием — лишь вечером 5 апреля, и Борегар, опасаясь, что Грант уже успел соединиться с Бьюэллом, предложил командующему Миссисипской армией отложить нападение. Но Джонстон не привык отступать от раз принятого решения. «Я буду драться с ними даже если их там миллион», — заявил он и велел готовить войска к атаке.
План нападения на федеральный лагерь был разработан самим генералом Джонстоном и в общих чертах он снова сильно напоминал план Мак-Дауэла, который тот старался применить при Бул-Ране. Джонстон тоже намеревался обрушить свой главный удар на левый фланг федералов с тем, чтобы отрезать их от пароходной пристани, через которую проходили пути отступления и сообщения с Огайской армией.
Имелось, правда, и одно, но весьма существенное отличие: в силу того, что фланги федералов были надежно прикрыты болотистыми ручьями, эта атака волей-неволей должна была стать фронтальной. Однако Джонстон решил облегчить задачу своим войскам и произвести нападение поэшелонно. Первый удар он намеревался нанести по правому флангу федералов, заставив их стянуть туда свои силы, а затем, когда противник будет занят перегруппировкой и переброской войск, обрушить всю массу своих резервов на левый фланг и сломить там оборону северян.
План был хорош и вполне мог бы сработать, если бы этому не помешали некоторые обстоятельства. Наиболее важным из них была совершенная неподготовленность войск и командного состава, что делало столь необходимое взаимодействие частей армии весьма затруднительным. Кроме того, при организации боевого порядка Джонстон допустил одну [188] грубую ошибку, почти сводившую его блестящий замысел на нет. Вместо того чтобы распределить четыре корпуса своей 40-тысячной армии по всему фронту, создав из 1-го — левый фланг, из 2-го — центр, из 3-го — правый фланг, а из 4-го — резерв, он приказал развернуть их в четыре последовательные линии так, чтобы каждый корпус представлял из себя отдельную волну атаки. Подобный боевой порядок сильно затруднял как общее командование войсками, так и координацию действий отдельных корпусов, которая и без того была проблематичной.
По плану Джонстона первым в наступление со своим корпусом шел генерал-майор Харди. Ему было приказано растянуть свою линию от Уол-Крика до Лик-Крика, а также иметь на флангах кавалерию. Артиллерия должна была идти за пехотой в интервалах между дивизиями. Касательно этого последнего рода войск командующий дал Харди особые указания. Нарезные орудия были хороши на больших расстояниях, и Джонстон рекомендовал ставить их на высотах позади пехотных линий и вести огонь по резервам и второй линии неприятеля.
Вслед за Харди на северян должен был обрушиться генерал Брэгг и, поймав их в момент перегруппировки, проломить оборону на левом крыле. Его поддерживал Леонидас Полк, корпус которого составлял 3-ю линию. Наконец, 4-я линия — корпус генерала Брекенриджа — образовывала общеармейский резерв и приходила на выручку первым трем в решающий момент сражения.
Этот замысел был во всех подробностях изложен корпусным командирам в ночь перед сражением. Они собрались у походного костра — единственного костра, разложенного в ту ночь в лагере конфедератов, чтобы обсудить детали предстоящей операции. Кроме Джонстона и Борегара, здесь были генерал-майор Харди, один из лучших боевых командиров Конфедерации на Западе, талантливый Бракстон Брэгг, которому предстояло через несколько месяцев занять место Джонстона во главе Миссисипской армии, профессиональный политик Брекенридж, ставший после войны вице-президентом США, и генерал Леонидас Полк, который, несмотря на свое военное образование, избрал мирное поприще евангельского [189] священника и к началу гражданской войны уже был епископом. Он и теперь, заняв пост командира корпуса, носил поверх шитого золотом генеральского мундира скромное одеяние служителя божьего и время от времени читал проповеди и совершал церковные таинства.
К сожалению, история не сохранила для нас содержание их беседы. Известно только, что она продолжалась несколько часов, и достоянием гласности стали слова Борегара, сказавшего на прощание одну из своих крылатых фраз: «Джентльмены, завтра мы будем спать во вражеском лагере».
Солдаты и офицеры Миссисипской армии, которым в целях маскировки не разрешали разводить огонь, с завистью смотрели на своих командиров, гревшихся у яркого костра. Ночи стояли еще довольно холодными и сырыми, не говоря уже о том, что конфедераты были лишены возможности приготовить себе горячий ужин. Однако от имени командующего им был обещан обильный завтрак и настоящий кофе за счет гостеприимства северян, и, затянув пояса потуже, они устроились на ночлег. Вскоре вся армия, кроме часовых, окружавших их бивак плотным кольцом, погрузилась в глубокий сон.