336 А как же, спросят меня, обстоит дело с самыми повседневными событиями и с непосредственными реалиями, такими как муж, жена, отец, мать, ребенок? Эти самые обычные и бесконечно повторяющиеся реалии создают мощнейшие архетипы, постоянную деятельность которых можно по-прежнему непосредственно наблюдать повсюду даже в наше полное рационализма время. Возьмем, например, христианскую догму. Троицу составляют Бог-Отец, Бог-Сын и Бог-Святой Дух, который изображается в виде птицы Астарты – голубя, называвшегося во времена раннего христианства Софией и имевшего женскую природу. Фигура Марии в новой церкви является очевидной заменой этого образа. Здесь мы имеем дело с архетипом семьи ev unepoupaviro холю – «на небесах», как выразился Платон, возведенным на престол в качестве формулы окончательной мистерии, запредельного таинства. Жених – Христос, невеста – Церковь, купель для крещения – лоно Церкви, как она все еще называется в тексте Benedicto fontis[37]. Святая вода смешивается с солью и таким образом уподобляется околоплодной жидкости или морской воде. Иеросгамос, священная свадьба, празднуется на Великую Субботу (Sabbatus sanctus), перед Пасхой, когда горящая свеча, как фаллический символ, трижды погружается в крестную купель, чтобы оплодотворить воду, предназначенную для крещения, и наделить ее способностью заново рождать на свет крещеного младенца (quasimodo genitus). Мана-человек, знахарь, – это pontifex maximus[38], Папа; церковь – mater ессlеsia, magna mater[39] магической силы; люди же – беспомощные и нуждающиеся в милости дети.

337 Сохранение всего родового опыта человечества – столь богатого эмоциональными образами – в отношении отца, матери, ребенка, мужа и жены, магической личности, угроз телу и душе возвысило эту группу архетипов до статуса главнейших регулятивных принципов религиозной и даже политической жизни и привело к бессознательному признанию их огромной психической силы и власти.

338 Я обнаружил, что рациональное осмысление этих архетипов ничуть не снижает их ценности, даже наоборот, помогает не только почувствовать, но и увидеть их огромное значение. Эта мощная проекция позволяет католику пережить в осязаемой действительности значительную часть своего коллективного бессознательного. Ему не нужно стремиться к авторитету, превосходству, откровению, слиянию с вечным и непреходящим – все это уже доступно ему: в святынях любого алтаря для него живет Бог. А вот протестанту и иудею приходится его искать: первому – потому, что он, так сказать, разрушил земное тело Божества, а другому – потому, что он никогда не может найти его. Для обоих архетипы, ставшие в католическом мире зримой и живой реальностью, лежат в бессознательном. К сожалению, я не могу здесь более глубоко рассмотреть поразительные различия в отношении к бессознательному в нашей культуре. Хотел бы только отметить, что этот вопрос представляет собой одну из величайших проблем, стоящих перед человечеством.

339 Это сразу же становится понятным, если уяснить себе что бессознательное, как совокупность архетипов является хранилищем всего, что было пережито человечеством, начиная с его самых отдаленных истоков. Но это не мертвый осадок, не поле развалин, а живая система реакций и диспозиций, которая незаметным, а потому и более действенным образом определяет индивидуальную жизнь. Однако бессознательное – не просто какой-то гигантский исторический предрассудок, но источник инстинктов, поскольку архетипы представляют собой не что иное, как формы их проявления. А жизненный источник инстинкта питает, в свою очередь, все творческое, следовательно, бессознательное не просто обусловлено исторически – оно является источником творческого импульса – как и Природа, которая, хотя и крайне консервативна, но своими актами творения преодолевает собственную же историческую обусловленность. Поэтому неудивительно, что перед людьми всех времен и народов всегда остро стоял вопрос: как лучше всего приспособиться к этим невидимым детерминантам. Если бы сознание так никогда и не отделилось от бессознательного – событие, символизированное и вечно повторяющееся в образах падших ангелов и не-повинующихся прародителей, – то эта проблема просто не возникла бы, так же как не встало бы и вопроса о приспособлении к внешним условиям.

340 Благодаря наличию индивидуального сознания мы видим трудности не только внешней, но и внутренней жизни. Первобытному же человеку влияние бессознательного представляется враждебной ему силой, с которой он должен каким-то образом обходиться, такой же как противостоящий ему осязаемый внешний мир. Этой цели служат его бесчисленные магические действия и обряды. На более высокой ступени развития цивилизации этой же цели служат религия и философия, и если та или иная система приспособления начинает опровергаться и ставиться под сомнение, то в обществе возникает беспокойство и предпринимаются попытки найти новые, более адекватные формы отношений с бессознательным.

341 Однако мы с нашими современными представлениями далеки от всего этого. Когда я рассуждаю об этой отдаленной провинции души – бессознательном – и сравниваю ее реальность с реальностью зримого мира, то часто наталкиваюсь на скептическую улыбку. В ответ я должен спросить: разве в наш образованный век не существует людей, которые по-прежнему верят в мана, духов и т. п.? Другими словами, сколькие ученые являются христианами и спиритуалистами?

Я мог бы продолжить перечень подобных вопросов. Они могут наглядно проиллюстрировать тот факт, что проблема невидимых психических детерминант по-прежнему столь же жизненна, как и прежде.

342 Коллективное бессознательное содержит в себе все духовное наследие человечества, возрождаемое в структуре мозга каждого индивида. Сознание же, наоборот, является эфемерным явлением, осуществляющим сиюминутное приспособление и ориентацию, отчего его работу, скорее всего, можно сравнить с ориентировкой в пространстве. Бессознательное же содержит источник сил, приводящих психическое в движение, а архетипы – это формы или категории, регулирующие этот процесс. Все самые мощные идеи и представления человечества сводимы к архетипам. Особенно это касается религиозных представлений. Но центральные научные, философские и моральные понятия тоже не являются исключениями. В своем нынешнем виде они представляют собой варианты архетипических представлений, созданные посредством их сознательного применения и приспособления к действительности. Ибо функция сознания заключается не только в переводе внешнего мира через врата наших чувств во внутренний мир и ассимиляции внешнего во внутреннем, но и в творческом переводе мира внутреннего во внешний мир, в зримую реальность вокруг нас.

Примечания

Впервые опубликовано как «Die Erdbedingtheit der Psyche» в сборнике «Mensch und Erde» (Душа и Земля) под ред. Кайзерлинга Г. (Darmstadt, 1927). Другая часть работы под названием «Душа и Земля», имеющая еще и другое заглавие, «Разум и Земля», входит в 10 т. Собрания сочинений. Настоящая работа, представляющая собой первую часть публикации 1927 г., под названием «Die Struktur der Seele» была напечатана в: Europatische Revue IV (Вєгііп, 1928) 1 и 2, в несколько другой форме в: Mensch und Erde [Ges. Werke VIII (1967)].

¹ [Русскоязычный читатель должен иметь в виду, что в английской версии базовый термин «душа» (Seele) переведен как «психическое» (Psyche), что принципиально меняет внутреннее содержание всего текста. Естественно предположить, что если бы Юнг хотел написать о психическом (Psyche) или разуме (Geist), то он бы так и сделал. Но он писал о душе и предпочитал слово Seele. Таким образом, англосаксонская ментальность трансформировала душу в психическое. Двусмысленность в терминологии отражает известную неопределенность, связанную с самой природой души. Перевод термина «psyche» на русский язык в контексте аналитико-психологических представлений вызывает ряд разночтений. В переводных работах Юнга можно встретить варианты «псюхе», «психея», «психика», «душа» и др. Хотя этимологически этот термин соответствует латинской транскрипции греческого слова «Психея» – душа, но в данном контексте представляется более точным обозначить его на русском языке как «психическое». Согласно Юнгу, Psyche вмещает в себя все психические процессы, включая и коллективное бессознательное, в то время как «душа» (Seele, Soul) есть «обособленный функциональный комплекс, который лучше всего было бы охарактеризовать как “личность”» (Юнг К.Г. Психологические типы. СПб. 1995, пар. 696). – Прим. рус. ред.]