Как и старший политрук Сергеев, он был ранен в Сталинграде. Затем был направлен на учебу в Военно-политическую академию им. В. И. Ленина. Участвовал в штурме Берлина.
Войну Иван Падерин закончил в должности заместителя командира по политчасти 220-го гвардейского полка 79-й гвардейской дивизии. К этому времени был награжден двумя орденами Красного Знамени, орденом Красной Звезды, медалями «За отвагу» и «За боевые заслуги».
После войны Иван Григорьевич окончил общевойсковой факультет ВПА им. В. И. Ленина и продолжал служить в рядах Советской Армии. В 1947 году получил назначение на пост начальника университета марксизма-ленинизма при Доме офицеров в Саратове. Там-то он и написал свою первую книгу, за которую в 1949 году был принят в Союз советских писателей.
Через три года снова сел «за парту», учился на высших курсах редакторов при ВПА им. В. И. Ленина. Окончив их, в 1951 году стал специальным корреспондентом газеты «Красная звезда». Затем работал в журналах «Октябрь», «Молодая гвардия». И все эти годы, не прерывая связи с родной Сибирью, он собирал материал для большого полотна романа, в котором ему хотелось передать единый пафос героизма народа в годы Великой Отечественной войны. Многое, что хранила память о войне, огненный вал которой вернулся в Европу и двигался к фашистской Германии, осталось неиспользованным во второй части книги «На главном направлении», названной «Висла, Одер, Берлин». Именно эти финишные рубежи Великой Отечественной и предстояло пройти главным героям романа «Когда цветут камни». Поездки по стране, встречи с земляками, письма фронтовых лет со всей отчетливостью открывали писателю и героику трудовых будней тыла, где так же яростно и самоотверженно, как на передовой, ковалась наша великая победа.
В романе «Когда цветут камни» писателю удалось на конкретных судьбах героев, в их делах предельно полно раскрыть содержание войны, которую вела Страна Советов с фашистской Германией, как войны подлинно народной, Отечественной. Сама эпоха определила небывалое единство Родины в схватке с фашизмом, сделала каждую пядь земли подлинным фронтом с врагом. И потому далекий, отстоящий за тысячи верст от линии фронта прииск Громатуха, где живут и героически трудятся золотодобытчики Корюковы, Прудников и другие, трудятся за себя и за тех, кто ушел на фронт, оказывается включенным в самую пучину происходящих событий. И здесь ощущается дыхание переднего края противостояния противнику, и здесь проходит линия фронта, проходит через человеческие судьбы и сердца.
Чтобы подчеркнуть эту мысль, думается, писатель сознательно начинает роман с описания прииска Громатухи, где любительнице-радистке Варе Корюковой удалось поймать сигналы двух переговаривающихся между собой радистов, которые вели разговор о том, что пропал немецкий самолет, переправляющий золото в Южную Америку. Гитлеровцы во главе с бесноватым фюрером грабили нацию, заведя ее в трагический тупик, а советские люди и на далеком прииске тоже добывали золото, плавили металл, растили хлеб, чтобы страна была еще мощнее, еще крепче, приближали своим трудом победу.
Так писатель совершенно точно обозначил высоту духа народного и причастность каждого к судьбе Родины.
Роман «Когда цветут камни», как и всякое большое полотно, многопланов и многопроблемен. В нем можно «поэтажно» просмотреть и тему героизма советского человека, и тему братской дружбы солдат разных национальностей, тему развития советского военного искусства и гуманизма Советской Армии и много других. Но эта многопроблемность не выглядит механическим сложением тем, ибо все они накрепко спаяны единой и сквозной мыслью, ставшей непременной в составе каждой темы — мыслью об испытании советского строя, общества, человека на верность Родине, партии, народу, на верность великим идеалам революции. Воплощенная в конкретных судьбах героев, она становится главным критерием в определении сущности человека. И не всем оказалось по плечу выдержать тяжесть подобного испытания. Одни «заплутались» в своих сомнениях, в своих корыстных целях, когда все оказалось подчиненным жажде не только любой ценой выжить, но еще и обогатиться за счет других, за счет государства. Это и был путь предательства, путь стяжательства, которым шли по жизни Василий Корюков и матерый браконьер старик Пимщиков, отравивший в свое время неустойчивую душу Василия. Другие оказались в плену карьеристских устремлений, в плену ложно понятой власти над людьми, командовать которыми была и высокая честь и высочайшая ответственность. Таков путь предателя Родины Власова, таковы извилистые тропы самолюбца и догматика генерала Скосарева.
Более того, в свете означенной главной идеи романа Иваном Падериным осложняется вроде бы уже известный нам по литературе конфликт между творческим и костным подходом к военному искусству, впервые заявленный А. Корнейчуком в пьесе «Фронт». Если в пьесе конфликт драматургически предельно обнажен, даже выявлен в фамилиях героев — Огнев и Горлов, то Иван Падерин чаще всего выясняет разность творческих и человеческих «потенциалов» своих военачальников — генералов Бугрина и Скосарева — в конкретных боевых операциях, в их личных действиях и поступках.
Писатель отнюдь не стремится заранее высказать свой приговор каждому. Приговор выносит сама жизнь в огне, суровая в своем пристрастии к каждому, облаченному ответственностью за судьбы человеческие. Это обстоятельство усугубляется еще и тем, что война приближалась к своему победному завершению, в силу чего в действие вступали новые психологические факторы как в душевном состоянии человека с ружьем, так и в нравственном настроении всей армии. И если военачальник или командир подразделения не учитывал этой перемены психологического климата, он неизбежно вступал в конфликт со временем, объективно оказывался явлением анахронического порядка. Это-то со всей наглядностью и проявилось в образах Бугрина и Скосарева.
Преимущество Бугрина в его военном искусстве перед теоретиком — «академиком» Скосаревым было в глубинной связи с жизнью народа, с солдатской массой, в которой он видел не однообразную, безликую, подчиненную его воле слепую стихию, а творцов истории, подлинных авторов военного искусства. Этой связью проверяет каждую задуманную операцию, а поэтому внедряет в боевой, арсенал тактики армии каждое начинание своих солдат, младших командиров, творчески решающих те или иные конкретные задачи. Именно такой подход к творчеству солдат обуславливает в Бугрине, а по мысли автора, вообще в советском военачальнике, основу его военного искусства, рожденного практикой боев и у стен Сталинграда, и на Курской дуге, и на Висле. А человеческим фактором этого искусства было чувство доверия к людям. Без него немыслим Бугрин и немыслимы успехи его армии. Вот почему важны те штрихи, те, казалось бы, случайные встречи командарма с солдатами, о которых говорится в романе. В частности, этот эпизод, когда Бугрин, встретившись с солдатами полка Максима Корюкова, слушал доклад сержанта Алексея Кедрина о своих соображениях по поводу поединка с фашистским танком «с таким вниманием, словно перед ним сидели крупные военачальники — генералы, полковники в солдатских шинелях». Вот почему отечески он может поддержать командира полка, когда тот узнает об измене родного брата, вселить бодрость в души солдат перед решающим штурмом Берлина.
Разве не в этом выявляется в полный голос верность советского военачальника великим традициям русского полководческого искусства, закрепленных и упрочненных революцией и гражданской войной?!
Лишенный этого чувства оказывается неспособным конкретно-исторически мыслить в том или ином случае, быть оперативным и мобильным в решении очередной боевой задачи. Таков Скосарев, целиком и полностью доверяющий только академическим схемам, теоретическим выкладкам, устоявшимся канонам классических вариантов сражений: за его плечами был опыт учебы в академии и преподавания, которые наложили свой отпечаток равно как на его профессиональную сторону личности, так и на человеческий облик. Он не снизойдет до разговора с солдатом, с младшим подчиненным. А если такое и случится — он, Скосарев, непременно даст понять, с кем имеют дело вступившие в разговор. У него все подчинено рациональному отношению к служебным обязанностям, суть которых определялась запланированным продвижением по ступеням званий и должностей. А это, естественно, исключает само по себе естественность и правдивость во взаимоотношениях с людьми.