– Давай, милый... Я хочу, чтобы все в меня...

Он так и сделал, почти сразу, с чувством признательности и умиротворения, глядя ей прямо в глаза, а потом рухнул без сил на ее мягкую грудь и утонул в теплых объятьях.

Джерри вскоре заснул, но Соня Гагарина долго лежала без сна. Она знала многих мужчин – теперь уже двадцати национальностей, и, хотя от нежности и признательности, которые она испытывала сейчас к Джерри, ей казалось, что он лучше всех, она конечно же понимала: это самообман.

Соня встречала куда более романтичных итальянцев, и куда более выносливых немцев, и французов, которые явно превосходили ее американца в savoir faire [41], и шведа, гораздо лучше понимавшего, что ей нужно, а уж Пьер Глотье знал такие трюки, которые милому мальчику Джерри и не снились.

И тем не менее... Может быть, Джерри Рид не самый искусный партнер и эта ночь не самое выдающееся сексуальное приключение, однако у нее на душе никогда еще не было так хорошо. Джерри так искренне старался доставить ей удовольствие, что ей даже показалось, будто он спрашивает ее согласия получить удовольствие самому. В сущности, еще мальчишка... Но, может быть, здесь есть и еще что-то.

Что-то особенно притягательное, но это отнюдь не невинность; ведь не наивный же он мальчик в самом деле – мужчина со своим видением будущего, который не скрывает, что хочет изменить мир, более того, мечтает построить новые невиданные миры там, в космосе, и отправиться к незнакомым планетам у далеких чужих звезд. Странно даже, что она чувствовала в нем родственную душу, словно Джерри был братом той маленькой девочки из Ленино, которая с детства мечтала о незнакомых сияющих мирах и полной приключений жизни на загадочном восхитительном Западе. Обнимая Джерри, Соня чувствовала, что эта девочка еще жива в ней.

Может быть, это, а не военный потенциал, не экономическая мощь и не инженерное искусство сделало американцев любимцами всего мира? Может, именно это странное нечто помогло им достичь Луны первыми? И не оно ли побуждало русских в глубине души искать у них признания, хотя они по-прежнему боялись и ненавидели «американский империализм»? Может быть, потому и она готова влюбиться в этого парня?

Соня Ивановна Гагарина нежно погладила своего американского любовника. Джерри зашевелился, но не проснулся. Слава Богу, подумала она, чувствуя, как ее прохватывает озноб.

Да, Сонечка, похоже, ты действительно влюбляешься, призналась она себе. Но, строго говоря, этот человек даже не знает о твоем существовании. Хватит ли у тебя духу сказать ему утром правду?

VI

– Ты что, в самом деле русская? Но... Саманта Гарри... и это произношение...

– А по-твоему, русские не способны скопировать произношение? И кроме того, ты сам никогда не навещал старушку Англию. Откуда же ты, черт побери, знаешь, что это английское произношение, а, приятель? Кино насмотрелся?

Джерри рассмеялся. Он проснулся от поцелуя лондонской порнозвездочки и выслушал признание совершенно другой женщины. Поцеловав его, она села в постели и со странным выражением на красивом лице, срывающимся от волнения голосом, с другим произношением – американским или канадским, только в ритме улавливался едва уловимый акцент – начала свою исповедь.

– Я в самом деле не знаю, как тебе это объяснить, Джерри, я целый час не могла заснуть, пыталась придумать что-нибудь умное, но ничего в голову не идет – я и так уж перемудрила, так что остается рассказать правду и покончить с этим, будь что будет, а правда в том, что зовут меня не Саманта Гарри, а Соня Ивановна Гагарина, и никакая я не порно, а всего лишь переводчица в «Красной Звезде», и приехала не из Лондона, а из Брюсселя, и не англичанка, а русская, но мне было так скучно на приеме, а ты оказался единственным интересным мужчиной, и все началось вроде как в шутку, теперь же я думаю совсем по-другому, только, пожалуйста, не воображай, что я в тебя влюбилась – вот так, теперь, кажется, все, и ты меня прости, если что, но все было так славно вчера...

Выложив это на одном дыхании, она закрыла руками обнаженную грудь и издала глубокий театральный вздох облегчения.

– Вот. Теперь с этим покончено, – добавила она более уверенно, тоном Саманты Гарри. – И что ты теперь обо мне думаешь? Хочешь выкинуть из постели, или займемся любовью, а?

Джерри не знал, что думать. Он еще и проснуться-то не успел, когда она все ему выложила, он даже не сообразил, стоит ли на нее обижаться. Теперь, когда Соня заставила его рассмеяться, опять превратившись на несколько секунд в Саманту Гарри, рассердиться было трудно, тем более что она сунула руку под одеяло и, глядя на него своими огромными зелеными глазами, принялась гладить его.

– Должен признаться, роль порнозвезды тебе вчера удалась, – сказал он.

Соня облизнула губы и примостилась поближе.

– Для «орудия Пентагона» ты тоже сработал неплохо.

– Орудие Пентагона?..

– Забыл, что рассказывал о себе Саманте Гарри? Про свою работу в Калифорнии, про эти «сани» для вашей «Космокрепости», и что ЕКА хочет нанять тебя на работу над...

– О, Боже! – простонал Джерри, разом все вспомнив. Он рассказал этой женщине историю своей жизни, полагая, что подцепил английскую деваху, а теперь оказывается, она русская!

Соня рассмеялась.

– Сказать тебе, о чем ты сейчас думаешь? – спросила она. – «А вдруг она русская шпионка?»

Джерри покраснел.

– Чушь, конечно, когда ты сама так говоришь... – пробормотал он.

– Вовсе нет, Джерри, – хитро улыбаясь, сказала Соня. – Я обвела тебя вчера вокруг пальца, разве нет? Может, я и сейчас тебя обманываю, а? Может, я и в самом деле агент КГБ... – Она подмигнула. – А то и хуже – еще и ЦРУ! А в этом случае...

– Что в этом случае?

– В этом случае, милый, поздно что-либо предпринимать, – закончила она, поглаживая его самое чувствительное место. – Так что, как принято говорить в нашем порнобизнесе, ни о чем не беспокойся, ложись на спину и наслаждайся жизнью.

– Но ты ведь не шпионка, правда? – спросил Джерри за вызывающе дорогим ленчем – суп из омаров, сырые устрицы, черная икра, шампанское, – который они, проведя все утро в постели, заказали прямо в номер.

– Нет, конечно, Джерри, – ответила Соня серьезно. – Я всего лишь обыкновенная молодая москвичка, которая работает в Брюсселе, промотала уже половину двухнедельного отпуска и очень хотела развеяться...

– Но это наверняка не все, что ты можешь рассказать о себе.

– Думаешь? – спросила Соня немного рассеянно.

– Уверен.

– Почему?

– Потому что у каждого человека есть что-то за душой.

Когда принесли завтрак, Соня ушла в ванную, а Джерри накинул халат и впустил стюарда. Теперь они сидели за маленьким столиком друг напротив друга: Джерри в халате, а она нагишом. Почему-то ей вдруг стало неуютно и беспокойно.

– У меня нет... – Соня погрустнела. – Во всяком случае... Знаешь, я не похожа на тебя, у меня нет великих идей насчет будущего, и меня совсем не тянет изменять мир...

– А как же девичьи мечты? И их не было?

– Были, конечно. Но ничего грандиозного, ничего такого, чего бы я уже не достигла.

– Расскажи.

– Да не о чем, в общем-то, рассказывать.