Благодаря его приятной внешности и убедительному голосу, епископа часто приглашали на благотворительные завтраки и обеды. Он выступал с лекциями не только в американских, но и в европейских университетах.

Время от времени кардинал разрешал ему читать курс лекций в католическом университете в Нотр-Дам, Лойола. Но когда до кардинала дошли слухи о большой популярности его среди семинаристов, которые в недалеком будущем должны занять ведущие места в церковной иерархии, епископа отозвали в Нью-Йорк. И дома забот хватало. Он занимался благотворительной деятельностью, встречался с богатыми и влиятельными людьми. Помогал кардиналу в его борьбе против отделения церкви от государства.

Когда он появлялся вместе с кардиналом на благотворительных вечерах, то никогда не унижался перед ним, и, если все внимание сосредоточивалось на нем как на звезде телеэкрана, принимал это как должное. Когда их начинания удавались, все заслуги приписывались кардиналу.

Одна из обязанностей Юджина была следить за распределением денежных средств. Нью-йоркская элита всегда охотно давала деньги на нужды церкви. Джин обнаружил, что большое количество средств уходило на сторону; священники жили в роскоши, устраивали богатые приемы, ездили в престижных автомобилях.

Здоровье кардинала таяло так же быстро, как и его влияние. На его смерть в 1967 году почти не обратили внимания. Политически он был мертв уже на протяжении шести лет.

На смену кардиналу пришел его протеже, которому Юджин служил верой и правдой.

Он ждал своего дня.

Через несколько месяцев Юджин вместе с новым кардиналом устраивали неофициальный обед в честь молодых священников. Одной из его обязанностей было следить за тем, чтобы молодые люди чувствовали себя на обеде непринужденно. Он понимал, как они волнуются, и рассказывал им истории из своей жизни, когда выступал с религиозными беседами по телевидению, подшучивая при этом над самим собой. Кардинал, который и сам чувствовал себя на приеме неловко, был чрезвычайно благодарен Юджину.

Стройный молодой священник, который прислуживал за столом, шепнул что-то на ухо епископу, который рассказал только что, ко всеобщему веселью, какую-то смешную историю. Самые наблюдательные из гостей смогли заметить, как побледнел епископ, как дрогнула рука, в которой он держал бокал вина.

Его мать лежала в отдельной палате больницы «Бет Израэль» на Манхэттене. Джин обнял свою старшую сестру, с которой мать жила после того, как год назад скончался их отец. У нее был уже второй сердечный приступ за последние восемь месяцев.

— Недоброе время, Джин. Она настояла на том, чтобы мы перевезли ее из Нью-Джерси в Нью-Йорк. Меган позвонила кому нужно, и мать устроили в эту палату. Меган недавно ушла отсюда. Она разговаривала с врачами. Похоже, что…

Теперь вся семья собралась возле палаты, беседуя с врачом, лечившим их мать. Она была в коме. Долго она не протянет.

Родственники, которые в последнее время виделись очень редко, рассказывали друг другу о своих семейных делах.

Сидя в рекреации, они показывали фотографии своих детей, восхищаясь ими. Говорили только о хорошем, тщательно стараясь не упоминать всякие неприятности. Никто не вспоминал о войне во Вьетнаме и сыновьях, призванных в армию, или о дочерях, участвующих в демонстрациях протеста. Они не говорили о наркотиках и хиппи.

Когда прибыл Юджин, одетый в черную сутану с белым воротничком, все родственники обступили его. Он был знаменитостью — телезвездой, епископом. Всегда был самым красивым и умным в семье и всегда, с детства, держался в стороне от других.

Теперь Юджин был зрелым человеком и настоящим красавцем. На его лице не отразились следы тех забот, которые выпадают на долю людей, растящих детей. Они не спят ночами, проводят дни в спорах, пытаясь понять новое поколение. Он по-прежнему строен и грациозен. Держался прямо, не отводил глаз в разговоре, с кем бы ни беседовал.

Чарли, с другой стороны, был самым простым и открытым человеком из всех родственников. Его лицо отражало бури жизни, через которые он прошел. Пострадало и его тело. Он облысел, а те волосы, что еще оставались, были седыми. Он носил очки. Выглядел слегка неряшливо, и даже совершенно новый костюм на нем, казалось, был с чужого плеча. Чарли здорово пополнел и жил в Форест-Хилл, Квинз, где являлся активным членом движения реформистов-иудеев. Его сын недавно принял иудаизм; дочь, по непонятным причинам, изучала экзотические восточные религии, являясь студенткой юридического колледжа в Колумбийском университете. Она его беспокоила. Вообще-то его все дети беспокоили. Он волновался, как бы они не увлеклись наркотиками или леворадикальными идеями. Любил свою жену, которая преподавала в школе. Недавно он ушел в отставку в звании лейтенанта, но постоянно где-то подрабатывал. Мог отлично ремонтировать крыши, знал водопроводное дело, разбирался в электричестве. Таких людей ценили. Люди доверяли Чарли: он был честным и порядочным человеком. Его сыновья немного стыдились: почему он не учился в колледже? Почему не продвинулся по службе в пожарной охране? Чарли повезло в жизни — он был счастливый человек. Несмотря на то, что обстоятельство, по поводу которого они собрались, было грустным, он был рад видеть всех родственников вместе. Нельзя уйти от смерти родителей, это случается рано или поздно.

Несколько лет назад Чарли и его жена Дебора ездили в Израиль на похороны жены Бена и его четырех детей, которые погибли во время взрыва бомбы в школе, где учился один из его сыновей. Это была настоящая трагедия. С тех пор они еще несколько раз посещали Израиль. Его сыновья говорили о возможной эмиграции туда. Чарли надеялся, что они не уедут из Америки. Жизнь в Израиле была слишком опасной.

Бена сломала эта трагедия. Он и его оставшиеся в живых сыновья с еще большей энергией трудились на благо своей маленькой страны. Один сын был врачом, другой — летчиком израильских ВВС.

Сам Бен — плотный, крепкий, жесткий мужчина — занимал разные посты в израильском парламенте и, достигнув своего пятидесятилетия, получил назначение послом в Организацию Объединенных Наций.

Чарли познакомил Юджина со своим кузеном, раввином Артуром Крамером. Два священника пожали друг другу руки.

— А кто эти люди? — спросил Джин, кивая в сторону группы молодых людей.

— Мои сыновья, — ответил раввин, — эти двое — близнецы. Остальные — племянники, двоюродные сестры и братья. Они и ваши родственники, епископ.

Чарли сжал руку своего брата. Вышел доктор и сказал, что родственники могут по одному входить в палату матери, чтобы попрощаться с ней. Она пришла на некоторое время в сознание.

— Она особенно хочет увидеть тебя, Джин. Сказала мне, что перед смертью хотела бы повидаться с тобой.

— Ты уверен, Чарли? Мне кажется, что я могу расстроить ее.

Чарли осторожно подтолкнул его к двери:

— Иди, Джин, мама хочет видеть тебя.

Джин вошел в палату и взглядом дал знак сестре, что она может выйти. Та немедленно покинула помещение: в конце концов, это же был епископ О’Брайн.

Юджин подошел к кровати и посмотрел на мать. Он не узнал это маленькое, серое лицо. Щеки впали, губы еле прикрывали зубы. Она производила пугающее впечатление. Когда-то это была крепкая женщина, родившая шестерых детей.

Почувствовав, что рядом с ней кто-то есть, Мири открыла глаза, заморгала, пытаясь сосредоточиться. Какое-то время на ее лице было выражение страха и паники. Она вскрикнула, замотала головой из стороны в сторону, застонала:

— О нет…

Он взял ее руку, наклонился к ней и прошептал:

— Мама, это Джин. Я пришел к тебе, мама.

— Джин?

Казалось, она сбита с толку. Она думала, что кто-то другой.

— Ах да. Джин. Мой сын.

Он был удивлен и потрясен, когда она заплакала. Слезы текли у нее по щекам.

— За кого ты меня приняла, мама?

Она покачала головой. Но потом решилась и сказала: