- Бабушкины сказки! Сам видел, как при входе, на первом этаже, прошмыгнул какой-то чиновник в форменной куртке. Вот отправлю вас на фронт простым красноармейцем!

Уборевич повернулся ко мне, помедлив, спросил:

- Позвольте... А где вы служили до девятой армии?

- В четырнадцатой, потом в штабе Юга-Восточного фронта. Моя фамилия Бурлин.

- Ах, черт возьми, вот что делает борода... Здравствуйте! - подавая руку, он улыбнулся. - Рад встрече. Можете вы организовать узел, как полагается на войне?

- Передайте мне здание казачьего училища, где был штаб Деникина, и армейский узел будет там развернут через три часа.

- Штаб Деникина? - переспросил он и на клочке бумаги написал записку коменданту города. - Вечером приду на переговоры.

Приехав на новый узел, Уборевич остался доволен: в большом светлом помещении шелестели узкие ленты аппаратов Юза, у окон связисты напряженно выстукивали на Морзе, а в центре сверкал чистотой солидный двухкратный Бод о.

2 марта командующий вызвал руководящих работников штаба и после короткого разбора оперативной обстановки объявил: - Темп наступления повышается. Мы не можем больше сидеть в штабе. Многое надо решать на месте.

Поэтому Реввоенсовет армии решил создать полевой штаб, который будет идти на конях вслед за ударной группой. Выезжаем завтра.

В полевой штаб были назначены начальник оперативного отдела Петрасевич, его заместитель Алексеев, начальники служб армии, еще четыре оперативных работника и я как начальник связи. Для обеспечения радио- и конной связью я решил взять с собой полуэскадрон, походную радиостанцию на конной тяге, аппарат Морзе и телефонные аппараты.

4 марта походный штаб выступил в направлении станицы Богаевской, нагоняя ушедшую вперед ударную группу, которой командовал заместитель командарма Г. И. Овчинников: в нее входили 21-я и 23-я стрелковые дивизии и части сводного конного корпуса.

Перед нами расстилалась южная степь. Хорошо грело солнце, журчали ручьи, сбегаясь в степные балки. Уборевич ходко едет по черноземной слякоти впереди на вороном норовистом жеребце.

Вдруг остановка. Лошади, как их ни нахлестывают бойцы, не могут вытащить из колдобины застрявшую походную радиостанцию. спрыгиваем на землю, помогаем выбившимся из сил лошадям.

В первый же день позади осталось 25 километров. На ночлег остановились в небольшой станице.

За второй день прошли еще 35 километров, но угнаться за штабом какой-либо дивизии так и не удалось. Раненые командиры рассказывали в станицах, что штабы дивизий зорко следят за движением полевого штаба командующего; узнав, что он близко, тут же снимаются и уходят вперёд. Так мы подгоняли штабы дивизий, а они - подчинённые им части.

Вечером мы въезжали в станицу Екатериновскую. Не обнаружив в ней воинских частей, двинулись дальше, но у околицы нас остановил высокий усатый комбат с группой красноармейцев:

- Стой! Ваши документы!

Походный штаб выглядел подозрительно: кто в шинелях, кто в куртках, кто в полушубках, на головах - фуражки, шапки, шлемы, на плечах - винтовки и японские карабины, кто с шашкой, кто без шашки, у двоих на седлах- ручные пулеметы. Но узнав, что с группой всадников сам командарм, усач вытянулся и доложил, что недалек о за станицей часа три назад был бой, передовые части ушли на юг, а штаб дивизии остался позади, севернее, правее дороги, по которой мы двигались.

Пришлось вернуться. Проезжаем через Какой-то хутор. На крыльце Казачьей избы- полный мужчина в галифе и нательной рубахе с расстегнутым воротом. Умывается из глиняного горшка, подвешенного к перекладине, с удовольствием растирает шею и лицо, отфыркивается. Услышав чавканье копыт по грязи, испуганно оборачивается:

- Что за войско?

- Полевой штаб армии, - подъезжает к нему с бледным лицом командарм. - Я- Уборевич. Вы кто такой?

Умывавшийся вытягивает руки по швам, называет себя комбригом 23-й дивизии.

- Комбриг?!- прищурил глаза Уборевич. - Так какого же черта вы здесь прохлаждаетесь?! Вон отсюда! Через четверть часа чтоб вашего духу здесь не было! Нагнать дивизию!

Комбриг побледнел, щелкнув шпорами, исчез в избе, оттуда послышалось:

- Трубить тревогу! Через десять минут выход!

10 марта мы пересекли у станции Сосыка железную дорогу Ростов- Тихорецкая и в станице Павловской настигли штаб ударной группы Овчинникова.

Еще издали, подъезжая к станице, почувствовали запах гари, увидели на земле трупы людей и лошадей, брошенные пулеметы, разбитые орудия. Горели избы. Красноармейцы вместе с казачками, детьми и стариками бегали с ведрами от колодца к хатам и скотным дворам, откуда доносилось тревожное мычание волов, блеяние овец.

Навстречу нам тянулись колонны пленных.

В избу, где остановился Уборевич, вошел высокий, в грязных сапогах, заросший щетиной, с воспаленно-впалыми глазами Овчинников.

Уборевич и Овчинников радостно пожали друг другу руки.

По пути от Новочеркасска ударная группа очистила от деникинцев десятки хуторов, станицы Богаевскую, Манычскую, Кагальницкую, Гуляй-Борисовку и продолжала преследовать Донскую армию белых, сильные удары нанесла 3-му и 1-му донским корпусам в районах Кагальницкой и Мечетинской. 6 марта сводный конный корпус Д. П. Жлобы и приданная ему 33-я стрелковая дивизия М. К. Левандонского штурмом взяли Новопашковскую. 7 марта был тяжелый бой у Екатериновской, г де стремительное движение ударной группы пыталась задержать свежая конница генерала Секретева. Но из этого ничего не вышло. Части Жлобы и Левандовского ворвались в Екатеринавекую и погнали белых в направлении станицы Павловской. Окружив и захватив в плен три полка 4-го донского конного корпуса, вышли во фланг скопившимся под Тихорецкой войскам деникинцев.

- Можете немедленно двигаться дальше? -спросил Уборевич.

Сделав ночевку, Овчинников повел ударную группу на Кореневскую.

С выходом войск на линию железной дороги Тихорецкая- Екатеринодар Уборевич приказал подтянуть основной штаб ближе к линии наступления. Со станции Бурсак был послан для штаба захваченный у деникинцев эшелон из нескольких классных вагонов.

Отправляясь с наступающими частями вперед, Уборевич поручил мне развернуть в классном вагоне узел связи. Я остался с оперативными работниками на станции и должен был явиться в Екатеринадар после его освобождения.

14 марта на станцию Бурсак прибыл поезд командующего Кавказским фронтом.

 М. Н. Тухачевский знал меня еще по 5-й армии и, вызвав к себе в вагон, приказал срочно выехать на Тихорецкую, распутать там провода на телеграфе и восстановить связь штаба фронта с армиями. На бланке со своим штампом он написал мне предписание и уехал в сторону Енатеринодара.

Я отправился в Тихорецкую и сделал все, что требовалось. Узел связи фронта заработал и вскоре принял донесение: 9-я армия штурмом взяла Екатеринодар. Я поехал туда.

Войдя в штаб армии на углу Красной и Екатерининской улиц, я увидел Иеронима Петровича, возбужденно говорившего о чем-то с незнакомым мне военным. Я ожидал, что командарм похвалит за быстрое выполнение задания Тухачевского. Но, к полному моему недоумению, Уборевич, увидев меня, зло сжал губы:

- Ах вот он! Дезертировать?! Бросить армию в такое время?! Под суд, в трибунал!

Зная горячность командарма, я стоял молча, вытянувшись.

- Да говорите же, наконец, где все это время вы пропадали!

Я достал из полевой сумки предписание командующего фронтом и подал Иерониму Петровичу.

Прочитав документ, он сразу подобрел:

- Ах, черт возьми, это же совсем другое дело! Ведь Михаил Николаевич ничего не сказал мне при встрече. Вас не могут найти. Я и не знал уж, что подумать, - и он пожал мою руку. -Инцидент исчерпан. А сейчас - за дело!

Командарм приказал подготовить узел связи для прибывающего в город штаба.

Я уезжаю в войска, - добавил он. - Как только узнаете, что подходим к Новороссийску, выезжайте туда.

После отъезда Уборевича из Екатеринадара к нам почти каждый день приходили радостные вести. Переправившись через Кубань, ударная группа неудержимо шла вперед, не давая противнику передышки.