Испуганная старуха показалась в комнате.

— Франц, это самая тяжелая, — Маренн подвела Шлетта к Раисе. — Надо очень аккуратно, я прошу. Пойдете вместе с Натальей. Она будет держать капельницу. Я тоже провожу вас, это все очень важно. Ханс, — она повернулась к Крамеру. — Вместе с Золтаном несите гауптмана, если не трудно, пусть ваша супруга подержит капельницу, — попросила она венгра, тот кивнул и жестом показал старухе, чтобы подошла ближе. — Потом майор. Со стариком и солдатом проще, у них ранения средние, они без капельниц.

— А эта легкая, — Шлетт наклонился и осторожно поднял Раису на руки. — Просто пушинка.

— Осторожно, Франц, — Маренн открыла им дверь. — Осторожно. Наталья, не отставай, нельзя, чтобы в трубку попал воздух, это может вызвать остановку сердца. Очень аккуратно.

Она быстро взглянула в сторону леса. «Гогенштауфен» еще не появилась, но гул моторов слышался все отчетливее. Шлетт поднес Раису к БТРу.

— Давай ее сюда, — Йохан наклонился, принимая девушку. — Да, фрейляйн сильно покалечили, — заметил он.

— Это самая тяжелая, — сказала Маренн. — Практически на волоске. К тому же она беременная. Малыш пока держится, но что будет в русском госпитале, я не знаю. Я бы сохранила ребенка, но как они все делают, мне теперь известно. Так что не думаю, что можно питать иллюзии. Сама бы осталась в живых. Тихо, не торопись, — Маренн придержала его за рукав. — Наташа с капельницей. Поднимайся. Садись рядом с ней. И никуда не отходи, что бы ни случилось.

— Раз она беременная, что она делает на фронте? Ей в тыл давно пора, — Йохан осторожно опустил Раису.

Поднявшись на БТР, Маренн внимательно осмотрела повязки Раисы, потом капельницу.

— Все в порядке. Так и держи. Вот наденешь, если «Гогенштауфен» подойдет, — она показала Наталье салоп. — Шапку только снять не забудь с красной звездочкой. Они могут не поверить, что нашла по дороге. Мы пойдем за майором, — сказала Йохану, спрыгивая с БТРа на снег.

— Франц, не позволяй ей никого поднимать, — приказал тот Шлетту и наклонился, принимая на борт капитана Иванцова.

— Конечно, не позволим.

— Ханс, капельницу, капельницу держите. Вот так, осторожно. Идемте, Франц. Майор — это последний тяжелый. С остальными проще.

Крамер и Шлетт подняли Аксенова. Маренн сама держала ему капельницу. Майора поднесли к БТРу. Сзади Золтан нес старика Харламыча, ему помогала жена. Когда пришел черед сержанта Родимова, из-за деревьев показались первые БТРы «Гогенштауфен».

— Хайль Гитлер! Йохан, вы ничего не спутали? — Маренн услышала знакомый голос оберштурмбаннфюрера Телькампа, одного из лучших командиров «Гогенштауфена».

— Подождите, — она знаком остановила Шлетта и Золтана, которые уже готовы были вынести Родимова. — Прикрой его чем-нибудь, — попросила Франца. Тот набросил на красноармейца свою камуфляжную куртку.

— Пусть думают, что это наш раненый.

Маренн вышла на крыльцо.

— Мы штопаем ваши дырки, — Йохан спрыгнул с БТРа и направился к Телькампу. — Где вы застряли?

Маренн взглянула на Наталью, та накинула салоп и держала капельницу над Раисой. Шапку тоже сняла — не забыла. Ветер шевелил спутанные каштановые волосы.

— Несите, только осторожно, — сказала Маренн, открывая дверь Шлетту. — Спокойно, как ни в чем не бывало.

— Нам подвернулись какие-то упорные большевики, — ответил Телькамп, — ввязываться не хотелось, но очень разозлили.

— Мы вам с удовольствием уступим ваше место. Милости просим. Ударим теперь вместе или у вас другие планы?

— Вместе, как иначе. У тебя много раненых? — Телькамп кивнул на Родимова, которого пронесли мимо, спрятав под курткой. — Фрау Ким, рад встрече! Вы, как всегда, прекрасно выглядите, несмотря на наши зверские условия.

— Благодарю, Эрих. Нужна моя помощь?

— У меня есть несколько очень тяжелых, фрау Ким.

— Отправьте в госпиталь «Лейбштандарта» к доктору Виланду. Я скоро буду там. Я ему скажу, он примет.

Родимова погрузили на БТР. Шлетт и Крамер сели на вторую машину.

— Тебе сказали, они вводят шестую танковую, — сообщил Телькамп. — Атаковать будем все вместе, без артподготовки, только танковой массой, до ста штук. Направление на канал Елуш и высоту сто пять. Этих новых «Су» у них не так много, так что, скорее всего, мы пробьем их массированной атакой.

— Да, я в курсе. Ладно, мы поехали, — Йохан повернулся, взглянул на свои БТРы, и, убедившись, что все в порядке, направился к машине. — Успехов.

— Взаимно.

— Хозяин хороший, радушный, — Йохан показал на Золтана, он стоял на пороге сторожки. — Не обижайте его.

Подойдя к БТРу, легко вспрыгнул на борт.

— Разворачивайся, — приказал водителю. — Поехали. Времени мало. Они подтянутся, и будем наступать дальше. Ты слышал? — он повернулся к Шлетту, тот перескочил на его БТР. — Массированная атака, без артиллерии.

— Нам не привыкать, что бы они ни придумали, — Шлетт пожал плечами. — Но жаль, что мы будем отдыхать. Вот подержим капельницу вместо фрейляйн, например, пока другие наступают, — он словно невзначай коснулся локтя Наталья.

— Не трогайте, пожалуйста, — Наталья ответила резко и отодвинулась. — Не мешайте.

— У фрейляйн явно нордические черты, — Шлетт покачал головой, усмехнувшись. — Славяне вообще психопаты по большей части, потому все алкоголики поголовно. А она говорит строго и ясно, так что спросить или сказать нечего. Можно сказать, фрейляйн — арийка.

Наталья промолчала и отвернулась.

— Так и есть, — Маренн ответила за нее. — Голицыны — это старый немецкий род, из литовских немцев. Их раньше называли князьями фон Голицин. Я специально узнавала в Берлине, когда мы встретились с тобой в Кенигсберге, — она взглянула на Наталью. — Могу ли я забрать тебя, как отнесется к этому рейхсфюрер. Он дал поручение своим людям, которые занимаются вопросами чистоты крови, у нас и такое управление есть, — она улыбнулась. — Бездельников тоже хватает. Так вот выяснилось, что Штефан вполне мог жениться на тебе, если бы остался жив. На полном серьезе. И в рейхе фрейляйн признали бы арийкой, — заметила она Шлетту. — Имейте в виду.

— Штефан мог на мне жениться? — в глазах Натальи блеснули слезы. — Правда?

— Да, — Маренн кивнула и ласково прикоснулась пальцами к ее щеке. — Мне жаль, что этого не произошло. Вот почему я и говорю «дочка». Не только потому, что мне бы так хотелось, это могло случиться на самом деле. Если бы он был жив, — повторила она, вздохнув.

Йохан взял ее за руку, притянул к себе.

— Ты что-то имела против славянок, — сказал негромко, почти на ухо. — А как насчет унтершарфюрера из дивизии «Мертвая голова», который из-за тебя чуть не застрелился? Было такое? И сколько таких унтершарфюреров, если честно? Мне чтобы тоже знать, на всякий случай.

— Кто тебе сказал? — она удивилась.

— Но это неважно. Так было или нет? Где теперь этот унтершарфюрер? Я не удивлюсь, что он давно в Берлине, но уже не унтер и не шар, а штурмбаннфюрер, а может быть, и оберштурмбаннфюрер. И твой любовник. Нет?

— Ну, начинается, — Маренн слегка толкнула его в плечо. — Нет, я не понимаю, — она пожала плечами, — это такая давнишняя история, еще сорок второго года. Тогда был жив Штефан.

— Я в курсе. И этот унтершарфюрер был его дружок.

— И это ты знаешь.

— Знаю. Подробности меня не интересуют. Но хотелось бы выяснить, он до сих пор существует в твоей жизни?

— Ну, как существует? Как многие другие. В последний раз он приезжал в Шарите перед тем, как их направили в Нормандию, весной прошлого года.

— И он тоже ездит в Шарите?

— А куда же ко мне еще приезжать? В Шарите я бываю побольше, чем дома.

— И что? Он твой любовник?

— Нет, ну что ты, Йохан. Он, правда, теперь уже гауптштурмфюрер, у него награды. Но тогда, — она улыбнулась. — Это все молодость, к тому же у него был психический шок после ранения, небольшое расстройство. Вообрази себе, он совсем юнец, в голове у него одни девушки, а что же еще? Ламперт, его зовут Макс Ламперт, о чем ему еще думать, как не о девицах. А где они? Все за пределами госпиталя. А тут хожу я, единственная женщина. Он на меня смотрел, смотрел, ну и, когда я не то, что не заметила, а просто сочла невозможным отвечать на его знаки внимания, он приставил пистолет к виску.