А на следующий день Сашка проговорился. С самого утра его распирала гордость, и он раздувался как индюк от удовлетворенно╛го мужского самолюбия. Сидя за кухонным столом, он стал хвастать, что никакая девка перед ним не устоит, если он захочет. Люба готовила обед и, по обыкновению, не обращала на его трепотню никакого внимания. Это Саньку вдруг задело, и он сказал неестественно похо╛хатывая:

- Вчера-то на речке ... В компанию попал...

- В какую еще компанию? - безразлично спросила Любовь.

- А шут его знает, в какую. Девки были. Молодые. Одна мной интересовалась очень

- Ну и что? - насторожилась Люба.

- Ну, и все, - не ощущая грозы, ляпнул Санька. - Что хотел, то и сделал.

От сильнейшей оплеухи Санька свалился со стула и, став на чет╛вереньки, пытался подняться, но Любовь смаху опустила на него доску для резки овощей, и Санька, крякнув, пополз, как был на чет╛вереньках, из кухни в зал, пытаясь спастись от ударов. Но Любовь, отбросив доску, с ярость, пугающей Саньку, никогда не видевшего жену в таком бешеном состоянии, вцепилась в его волосы обеими руками и возила из стороны в сторону, приговаривая: "Ишь, кобелюга, проклятый, додумался. Я тебе покажу девок!" Растерянный Санька даже не пытался сопротивляться ураганной силе и пришел в себя толь╛ко на улице, куда его вытолкала Люба. Потоптавшись на крыльце, он застучал в дверь:

- Дай хоть пиджак, дура!

Громыхнула щеколда, пиджак вылетел на улицу и накрыл Саньку с головой так, что он не успел придержать дверь, и она захлопнулась перед самым его носом.

- Чтоб твоей ноги здесь больше не было. Придешь, игрушку твою срамную с корнями выдеру, - донесся из-за дверей голос Любаши. Зябко передернув плечами, Санька надел пиджак прямо на майку и поплелся к ребятам в общежитие.

На следующий день, когда Санька Шорнин пришел в цех, о его ночной истории и скандале, который ему закатила Любаша, не знал только мастер Иван Данилович. Взглянув на лиловый фингал под глазом и мрачную физиономию Саньки, он с усмешкой спросил:

- Опять воевал по пьяному делу?

Санька рассказал свою историю и мастеру. Расска╛зывая, он все меньше чувствовал свою вину, и все больше поднима╛лось в нем раздражение против жены. "Ты скажи словами, - пожало╛вался он, рассчитывая на сочувствие. - А зачем же за волосы?"

- Вот уж действительно, если ума нет, то и не будет, - брезгливо сказал мастер. - Нашел, чем перед женой хвастаться.

- Подумаешь, дело какое! Бабу уважил.

- Тьфу, турок. Ему про Фому, а он про Ерему.

Иван Данилович неторопливо пошел к конторе, но у дверей остановил╛ся и ехидно посоветовал:

- Ты, когда болезнь дурная обнаружится, тоже не забудь жену порадовать.

Ребята заржали. Санька растерянно заморгал глазами, хотел что-то возразить, но передумал и молча уткнулся в свой верстак.

Он никак не мог понять, что, собственно, случилось, и почему над ним смеются. Но в душу уже заползло беспокойство. А когда он стал перебирать подробности вчерашнего скандала и вдруг ясно увидел перекошенное от ярости лицо жены, испугался. И теперь тревога уже не покидала его. Он словно по инерции зажимал в тиски деталь и водил по ней надфилем, снимая заусенцы, но думал только о том, как бы уладить все дома миром, со страхом представлял, как покажет╛ся жене на глаза, и, лихорадочно перебирая различные варианты при╛мирения, тут же отвергал их, потому что все они были зыбки и не╛надежны.

Орёл, 1978 г.

БАЛАМУТЫ

Иван Круглов и Колька Шустиков приехали в райцентр за запчастями рано утром, а к обеду уже были на заметном веселе. Свой побитый ЗИЛ Иван поставил к сестре во двор. Муж сестры, Володька, был в это время в отгуле, а так как жена Ксения ушла на работу, то еще до десяти утра сходил к знакомой продавщице и принес поллитру. Втро╛ем они эту поллитру выпили одним махом, так что в десять Колька Шустиков купил вторую уже официально по открытию винно-водочного от╛дела, и пили на этот раз под закуску. Володька слазил в погреб за огурцами, поставил на стол кастрюлю с картошкой и сковороду жареного мяса. Под третью бутылку хлебали жирные щи со свининой и без счета пили сырые яйца, а потому на столе вскоре высилась внушительная горка скорлупы.

Когда Ксения пришла на перерыв - все было кончено. Иван с Колькой сидели рядышком за столом и таращили на нее дурные глаза, а ее Володька, безмятежно раскинувшись прямо в сапогах на неразоб╛ранной кровати, спал мертвым оном, и его неровный храп пугал кош╛ку Муську. Она нервно водила ушами и время от времени дергала го╛ловой, стряхивая с себя неприятные ощущения.

С минуту Ксения безмолвно стояла в дверях. Потом лицо ее по╛крылось красными пятнами, и она, подлетев к кровати, стала стас╛кивать Володьку на пол. Это ей удалось без труда, так как баба она была кряжистая. Володька с деревянным стуком опустился на пол и с недовольным рыком стал переворачиваться на четвереньки, а, перевернувшись, полез на кровать снова. Еще раза два свалив мужа на пол, Ксения отступилась и, всхлипывая, стала стаскивать с не╛го сапоги.

- Ксения, - с пьяной суровостью сказал Иван, - не трогай. Пусть спит.

И прикусил язык, потому что задетая Ксения, словно бодливая коза, набросилась на них с Колькой Шустиковым.

- Чертовы пьяницы, - выговаривала Ксения. - Чтоб у вас глаза от водки повылазили. Ишь, сидят, обормоты, глазами хлопают. И ведь никакая холера не берет. Смерть и та стороной обходит. Васька пья╛ный на тракторе в речку свалился. Думали - все, один отпился. А он вылез и тут же в сельмаг за водкой пошел. Я, говорит, чудом спасся и не должен от простуды умереть.

- Ну, паразит, погоди,- заметив ухмылку на лице брата, вски╛пела Ксения. - В субботу приеду, Тоньке все расскажу. Будет тебе на орехи! Уж попомнишь!

- А что я сделал-то? - насторожился Иван. - Выпить нельзя?

- Сами нахрюкались - вон, тоже зюзя сидит, - кивнула она на Кольку. - Зачем Володьку напоили?

Да он всего одну поллитру и выпил, - стал оправдываться Иван. - Закусил плохо, его и сморило.

Поллитру? - ужаснулась Ксения и заплакала. - Ведь помрет же. Она невольно покосилась на кровать. Но Володька выводил носом рулады, и не похоже было, чтобы он собирался помирать.

Колька недоверчиво усмехнулся:

- Скажет тоже. От поллитры помрет!

Но Ксения пропустила его слова мимо ушей. Она смотрела на стол, где стояли пустые кастрюли и высилась горка яичной скорлупы.

- Все сожрали, паразиты, - возмутилась она. - Чтоб к моему приходу ни соринки не было! - снова выходя из себя, приказала Ксения. - Все вымести и вылизать.

- Ванька, - пригрозила она брату. - Смотри. Приду с работы, будете пьяными - выгоню и ночевать не пущу. Ложитесь лучше спать сразу.

И Ксения вышла, хлопнув дверью ...

Иван проснулся от того, что нестерпимо хотелось пить. Он встал и с жадностью выпил два полных ковша воды. Холодная вода погасила огонь, полыхавший внутри, и Иван удовлетворенно крякнул. Колька спал в неестественной позе, придавив туловищем руки и свесив од╛ну ногу с дивана. Ему явно было неудобно, и на лице лежала печать великомученика. Иван, жалея Кольку, вылил на него ковшик воды, и тот, отплевываясь, стал вставать.

У тебя деньги есть? - опросил Иван ошалевшего от сна прия╛теля. Колька стал шарить по карманам, но кроме медяков ничего не нашел.

- Нету, - хмуро сказал он. - А у тебя?

- Тоже нету ... Куда же они делись? Неужто все пропили? - удивился Иван.

А у Павлинихи самогон брали, - напомнил Колька.

А чего же теперь делать-то?.. Ну-ка, буди Володьку.

Володька лежал теперь на боку и дышал неровно, с присвистом.

Когда вдвоем его с трудом разбудили, Иван сразу спросил про день╛ги.

- Откуда? - держась обеими руками за голову, сквозь зубы сказал Володька. - Ксюшка, черти б ее подрали, на весь день полтинник оставила.