- Да пни его, как следует, - фыркнула начинающая целительница. - Синяком больше, синяком меньше.

Как оказалось, специальное чародейское образование, оправдывало себя и в мелочах: пинок, боязливо выполненный помощницей, возымел действие. Молодой мужчина, чей вид вызывал смесь жалости и разумного опасения: настолько он был измучен и небрежен, с видимыми усилиями приоткрыл глаза и, несколько раз моргнув, сфокусировался на стоящих у двери женщинах. Рассмотрев нежеланного пациента как следует, одна из них испуганно дёрнулась в сторону и, прикрыв рот ладошками, что-то залепетала. Недовольно поморщившись, чародей вынул из уха бируши.

В тот же миг вся какофония окружающих звуков жадно рванула в свободное сознание, переполняя едва отдохнувший мозг избытком информации. Вот пронзительно свистит закипающий на горелке чайник. Вот за окном гудят пролетающие ступы да громко кричат друг на друга их управляющие. Вот, громко бухая подкованными каблуками, кто-то бежит по коридору, крича и требуя себе лекаря. Вот где-то перевернулась каталка и инструменты со звоном и дребезгом разлетелись по кафельному полу. От многообразия лишней информации тут же вернулась головная боль.

- Что!?! - раздражённо рявкнул молодой человек.

Перепуганная практикантка, что и без того дрожала осиновым листом, вся побелела и, вместо того, чтобы повторить слова извинений за потревоженный досуг, неожиданно для самой себя выпалила:

- А-а Вас какая-то женщина искала!

- Какая? - всё ещё хмуро, но уже значительно осмысленнее поинтересовался чародей, поправляя на плечах повязку.

- К-крикливая, - совершенно стушевалась начинающая адептка нетрадиционных методов лечения.

Её поддержала отмалчивающаяся до этого времени помощница, видимо не признавшая ещё в измождённом молодом человеке Главу Замка Мастеров:

- Не-чародейка какая-то. Одета дорого, воспитана плохо. Ходит, всем командует, во всё лезет - сына требует.

Араон Артэмьевич Важич невольно скривился, как от кружки цельного цитрина, чем вызвал у зрительниц настоящий ужас. Если о состоянии собственного лица раньше он мог лишь смутно догадываться, то по их реакции точно определил, что ближайшее время стоит воздержаться от зеркал. Чувствовал себя он ещё хуже, чем выглядел, но пару часов глубокого настоящего сна, как оказалось, способны творить чудеса даже с такими развалинами. Тем более, если сон этот не нарушается ни чем, кроме мерных покачиваний старого, расшатанного кресла. Если бы не бесцеремонная побудка, ставший значительно непритязательнее чародей и вовсе смог бы поклясться, что выспался лучше, чем за всю эту неделю.

Общая ситуация не располагала к отдыху, да и вездесущие княжеские ищейки, слетевшиеся на место доставки раненых, как вурдалаки на свежую могилу, не должны были оставаться без присмотра. Что уже говорить о считке кристаллов памяти со стражников, допросе размещённых, в специальном боксе подозреваемых, принятии отчётов и проверке результатов по имеющимся базам. Дел было так много, что посреди ночи их поток и вовсе показался непреодолимым. Вероятно, именно поэтому молодому Главе спалось особенно сладко. Изначально засыпать в каморке для хранения просроченных лекарств (такая дикость была стойким пережитком Царства) он не планировал и просто зашёл сюда, обнаружив единственную не занятую мебель, чтобы дать отдых спине, неожиданно решившей напомнить о дневном полёте, но как-то всё пошло не так. Прилетев к окружной лечебнице, располагавшийся вдали от лишних глаз и пронырливых писак, Араон Важич первым делом направился на поиски командиров, но к Редольфу его не пустили целители, пытавшиеся спасти отмирающие ткани на обожжённых участках тела, а Киреев затруднялся сказать что-то более конкретное по ситуации. Он чётко описал картину прибытия своего отряда, вот только не мог ничего пояснить по самой катастрофе, за что и был отправлен обратно, следить за работой экспертов. Отдав Иглицыну указания насчёт первичных распоряжений и лично прикрикнув на нескольких недостаточно расторопных служащих для острастки и повышения внимания, Арн решил подождать пробуждения друга, отличавшегося слегка заторможённым для боевика, но очень цепким и упорядоченным умом. Если, кто и способен был грамотно рассказать о случившемся, не впадая в крайности, то только он. В этом вот ожидании чародей и забрёл в ни чем не примечательную коморку, где и был обнаружен пополудни следующего дня. Как не сложно было догадаться, его уже давно искали по всей лечебнице и далеко не одна взволнованная матушка.

- Мастер Шматкевский уже пришёл в себя? - командным тоном уточнил Важич, будто не его недавно обнаружили в столь компрометирующем виде, а он сам явился с генеральной проверкой.

Практикантка, наслышанная о грозности нового Главы и лично присутствуя при одном из разносов, прониклась ситуацией и спешно отрапортовала не только о местоположении пациента, но и подробно доложила о его состоянии вплоть до забора утренних анализов. Уже в коридоре боевик услышал, как она шёпотом поясняла менее догадливой товарке, кого именно они побеспокоили.

- Надо же, - потрясённо заметила помощница, - такой заморенный, а уже Глава.

В коридорах лечебницы было всё так же шумно и многолюдно, словно за несколько прошедших часов ситуация никак не изменилась. На смену вялым полусонным лекарям, на чьё дежурство так неудачно выпала случившаяся катастрофа, пришли более отдохнувшие и более шебутные коллеги. Отсутствие первичной паники из-за обилия тяжелораненых, они с лихвой компенсировали собственным энтузиазмом и желанием выслужиться перед грозным столичным начальством. Некоторые из них сразу узнавали ставшего если не легендарным, то определённо эпатажным Главу Замка и либо благоразумно пытались укрыться от его праведного, но ненаправленного гнева, либо в желании выслужиться стремились лично подать отчёты о курируемом пациенте, за что и были безжалостно посылаемы к Дилеону Святитовичу. Другие же, напротив, не признав в целеустремлённо идущем сквозь толпу юноше верховное начальство, пытались его утащить в ближайшую палату или сразу же усыпить на месте, как особо буйного или душевнобольного. Этих Араон Важич просто посылал, но заковыристо и со вкусом. Встретилась на его пути и парочка спешно прибывших из столицы целителей, одного взгляда на которых хватило, чтобы определить приближённых незабвенного господина Майтозина. Первый был незамедлительно погружён в оцепенение и пристроен под бок какому-то старичку, благо тот крепко спал и протестовать не стал. Второй - направлен навстречу с госпожой Важич и, насколько Арн знал собственную матушку, ближайшие два часа оказался полностью занят почтенной вдовой.

Удивительно ловко проскользнув мимо княжеского дознавателя, ругавшегося с Иглицыным уже в совершенно неприемлемых для протокола оборотах, Глава Замка Мастеров притворил за собой дверь одиночной палаты и сразу же активизировал купол тишины. В него, правду, угодил ещё один пациент, помещённый сюда ввиду катастрофического недостатка свободных мест, но тут пригодились так удачно обнаруженные в кладовке бируши.

Редольф следил за манипуляциями бывшего однокашника с лёгкой снисходительной ухмылкой, узнавая в вороватых движениях на месте сурового Главы прежнего авантюриста и балагура. Впрочем, это выражение лица вполне могло остаться с ним до конца жизни.

- Дрянно выглядишь, братец, - прохрипел раненый, чуть приподнимаясь на жидкой казённой подушке.

От этого замечания Важича чуть передёрнуло. Из отчётов лекарей он и без того уяснил, что давний товарищ в трезвом уме продержался до госпитализации исключительно на состоянии глубокого шока и боевых рефлексах, заблокировавших некоторые нервы; но видеть воочию тот кошмар, в который превратилось лицо смешливого чародея, было сложно даже опытному боевику. От левого виска и до адамова яблока отсутствовала кожа, содранная ударной волной. Сквозь студенистую субстанцию лекарственной мази, покрывающую подгорелое мясо, виднелась оголённая кость и несколько коренных зубов. Другие участки лица изобиловали мелкими порезами, будто покрытые буроватой решёткой. Кожа сквозь них казалась болезненно-желтушной. Светлые вихры, что остались не выстриженными дотошными целителями, заметно посветлели до почти беловатого. Детское прозвище, забавно прицепившееся к ладному крупнокостному парню, теперь могло прозвучать извращённым оскорблением, если не ругательством.