Энрико же, несмотря на куда большую впечатлительность, в эти дни никаких предчувствий не имел. Ночами он ублажал любимую жену, днем прикидывал виды на урожай, а вечерами ублажал свое самолюбие: после женитьбы на Чечилии Чентурионе наглый шельмец заказал себе новый герб, где крест и Христовы хоругви держал теперь золотой Лев на поле красного цвета - под роскошным рыцарским шлемом. 'Красный - это истинная любовь к Богу, мужество, стойкость, великодушие, любовь и верность, крест - знак рода Крочиато, а лев - Чентурионе', так истолковал наглец изменение своего прежнего скромного рыцарского герба с простым поперечным шевроном, где в верхней части был помещен крест. Новым своим гербом, который получил одобрение супруги, нахал распорядился украсить ставни, двери, кубки, обеденную посуду, конскую упряжь и даже ошейники своих собак.
И, разумеется, все мысли Энрико занимала будущая турнирная схватка - он намерен был покрасоваться перед супругой.
В замок служить торжественную мессу приехал епископ Раймондо ди Романо, казначей Энрико Крочиато занял привычное место по левую сторону от братьев Чентурионе, справа стал ловчий Северино Ормани. Прибыли к началу богослужения и супруги Лангирано, храм заполнили мужчины в дорогих одеждах, женщины, разодетые для турнира в лучшие платья. Повар Мартино Претти, не спавший ночь, готовя снедь для гостей турнира, чуть клевал носом, начальник эскорта охраны Эннаро Меньи стоял у входа, Пьетро Сордиано, Микеле Реджи, Никколо Пассано, Руфино Неджио и Теодоро Претти ходили по углам храма, венецианец Урбано Лупарини замер у алтаря. Стольник Донато ди Кандия и кравчий Джамбатиста Леркари опоздали, основательно проспав, ловчие Людовико Бальдиано и Гавино Монтенеро, шталмейстер Луиджи Борго, участники турнира, были весьма далеки от службы, разглядывая вооружение друг друга. В толпе горожан мелькали писец Дарио Фабиани, монахи, побирушки-христарадники. Полюбоваться торжественной церемонией в домовой церкви собралась толпа народа, тщательно проверенная охраной.
Голос Раймондо ди Романо звучал под высокими сводами отчетливо и гулко. Энрико нравился голос друга, и он, глубоко вздохнув, снова вознес хвалу Господу за милость к нему, грешному. Феличиано был задумчив и сумрачен, а заметив печальное лицо Северино, Энрико тоже помрачнел, лица друзей казались ему немым укором. Чечилия и Делия стояли на женской половине, рядом у прохода остановился Амадео ди Лангирано.
Когда епископ поднял Святые Дары и народ преклонил перед ними колени, случилось страшное. Трое монахов, стоявшие неподалеку от Феличиано и Челестино, сбросили капюшоны и ринулись с кинжалами на братьев Чентурионе. Первой заметила угрозу Чечилия, увидевшая Реджинальдо Реканелли, и её крик перекрыл возглас епископа, но убийца уже обрушил меч на старшего Чентурионе. Страшный рубящий удар Реканелли, по счастью, встретил сплошную скользящую и висящую складками гибкую металлическую поверхность кольчуги, Энрико Крочиато ринулся на притворявшегося монахом Реджинальдо Реканелли, хоть вошел в храм безоружным, и оттолкнул его, и убийца, не удержав равновесие, упал. Он не поднялся, ибо в него вонзилось острие меча Северино Ормани, который без меча и кинжала никогда и никуда не ходил.
Началась свалка. Народ не сразу разобрался в происходящем, женщины закричали, дети плакали, но епископ Раймондо, стоявший на солее, понял все быстрее других, он окликнул Крочиато и указал ему на дверь алтаря, Энрико понял, подхватил меч Реканелли и пропихнул раненного в плечо Феличиано внутрь, Ормани же, заняв место Раймондо на амвоне, мгновенно разглядел, что храм наполнен изменниками, вооруженными до зубов, узнал двух братьев Реканелли и двух Тодерини, один из которых успел схватить Челестино Чентурионе. Северино ринулся вниз, одним ударом снес голову младшему из братьев Реканелли, обрушил меч на Гвидо Тодерини, ринулся на Джузеппе Реканелли, успевшего отбить его удар, но замахнуться убийца не смог - на его шлем опустился удар епископского посоха выскочившего из алтаря Раймондо ди Романо. Северино Ормани, воспользовавшись замешательством Реканелли, опустив ему на шею тяжелый клинок. Спустя минуту к Ормани присоединились Энрико Крочиато, выскочивший из алтаря с мечом Реканелли и кинжалом, и Амадео Лангирано, успевший завести жену, Бьянку и Чечилию в храмовый притвор.
Амадео не столько рассчитывал уничтожить убийц, сколько защитить спину Северино Ормани, но вскоре понял, что в этом нет нужды: тот двигался как смерч, и бросавшиеся на него падали, как филистимляне от мощи Самсона. Тут вдруг случилось нечто совсем уж неожиданное: на самого Амадео яростно замахнулся мечом... Пьетро Сордиано, и вдруг упал, пронзенный коротким кинжалом, вонзившимся ему посередине лба. Лангирано почувствовал, как покрылся испариной, ибо узнал этот безжалостный удар Энрико Крочиато, который мелькнул за спиной Ормани.
Толпа бросилась к выходу. Упавших топтали ногами, многие были задавлены. Амадео показалось, что он заметил Паоло Корсини. В живых оставался только старик Реканелли и Эмилиано Тодерини, и первый, видя гибель сыновей и спасение ненавистного Чентурионе, в неистовстве ринулся на Энрико Крочиато, и как не хотел Амадео обагрять меч кровью в храме Господнем, теперь он бездумно бросился на старика и ударил по запястью. Меч выпал, кровь обагрила и без того скользкий от крови пол, и старик рухнул на него, пронзенный успевшим повернуться Энрико.
Тут на амвоне появился граф Чентурионе, в одной кольчуге, без туники, с кое-как перевязанным и кровоточащим предплечьем, вооруженный мечем и коротким кинжалом, ринулся на Тодерини, но тот был уже оглушен Никколо Пассано и схвачен Эннаро Меньи.
...Тут меч выпал из рук Феличиано, зазвенел по ступеням и серебряный кинжал.
Челестино Чентурионе лежал в трёх шагах от выхода в притвор в луже крови, в спине его торчал кинжал с золотой ручкой. Под сводами храма раздался львиный рык, потом в шуме свалки погасло подавленное рыдание. Феличиано медленно опускался на колени перед телом брата, друзья столпились возле него, спинами ограждая от толпы, а Амадео посторонился, пропуская медленно подошедшую бледную, как смерть, Чечилию. С храмовой росписи Воскресения на распростертое тело мальчика смотрел Господь, белоснежные ризы которого тоже были забрызганы уже засыхающей кровью.
Последним подошел перешагнувший через трупы Северино Ормани, страшный, окровавленный, тяжело дышавший, мрачно озиравший дымящиеся от крови тела. На храмовых плитах он насчитал дюжину трупов. Эмилиано Тодерини был пленен. Теодоро Претти слегка ранен, Урбано Лупарини, получив удар по шлему, плохо соображал, кравчий Джамбатиста Леркари был ранен в плечо. Ловчие Людовико Бальдиано и Гавино Монтенеро поймали ещё одного заговорщика, переодетого монахом, и Амадео теперь уже точно опознал в нём Паоло Корсини.
Разъярённая толпа горожан высыпала из храма, предала тела убийц самосуду, растерзав и осквернив их.
Пленников Эмилиано Тодерини и Паоло Корсини под охраной солдат отвели в подземный каземат. Толпы озлобленных людей ринулись в город, сотрясавшийся от криков, на головы врагов семейства Чентурионе сыпались неисчислимые проклятия. По улицам города волокли окровавленные трупы заговорщиков. Дом рода Реканелли был осажден, взят штурмом, разграблен и подожжён. Найденную в доме девицу Лучию Реканелли, выволокли из палаццо и хотели было казнить, но Амадео Лангирано сумел удержать руку мстителей, закричав, что девица нужна графу Феличиано как свидетельница, и под конвоем Эннаро Меньи привёл сестру убийц в замок, поручив её заботам Катарины Пассано.
Турнир был отменен. На замок снизошел мрак, несмотря на палящее солнце. Друзья графа Феличиано снова собрались в храме, едва были вынесены тела раненых и изувеченных в толчее. Епископ Раймондо был мрачен, и зло проронил, что их провели, как мальчишек. Никто и не собирался травить Чентурионе, их просто отвлекли на ловлю отравителя. Мрачен был и Энрико Крочиато - супруга его не оплакивала брата, но погрузилась в пугающую летаргию, временами шепча имя Челестино и не сводя глаз с распятия.