Оба составили план ловли Треклятого Лиса, который третьего дня снова напомнил о себе, сперев гусыню.

  Говорили они теперь и о сокровенном - откровенно и чистосердечно. Энрико рассказал Северино о том, что сказала ему жена. Оказывается, Пьетро был влюблен в Делию ди Романо, а вовсе не в Бьянку. Да и сейчас, как заметил сам Энрико, не шибко то Сордиано около сестрицы его ошивается. 'Я мог бы попросить Феличиано попросту вышвырнуть Сордиано из замка...' Ормани горестно качал головой. Он не знал, что Бьянка не по душе Пьетро, но для него это ничего не меняло.

  -Разве беда в нём? Беда во мне. Я не нравлюсь ей, и исчезни Сордиано - ничего не изменится. Разве что появится другой... Мне нужно освободиться от этого самому, но как? Безысходность.

  Энрико, закусив губу, молчал. Да, это была безысходность. Безнадежность. Беспросветность.

  Глава 14.

   Однако, жизнь не стояла на месте. Начало августа ознаменовалось новыми событиями. Поваром Мартино Претти был пойман за руку малолетний Джанпаоло Дуччи, двенадцатилетний сынишка плотника Лучано, когда глупыш пытался высыпать странную смесь в приготовленное для графа рагу из кролика. Поднялся шум, мальчонка, испуганный угрозой розги, признался, что получил оную смесь в холщовом мешочке от неизвестного, который пообещал, что если он регулярно, пока несет тарелку с кухни в покои графа, будет чуть-чуть высыпать туда соли из мешочка - тот подарит ему ослёнка.

  Были вызваны Энрико Крочиато, Северино Ормани, подоспел и епископ Раймондо. Послали слугу и за Амадео Лангирано. Дружки недоуменно переглядывались. Да, в отнятом у мальчишки мешочке действительно был мышьяк - но надо быть простофилями, чтобы доверить такую миссию несмышленому мальчишке. Реканелли же глупцами не были.

  -Нелепость какая-то, - вяло проронил Амадео, - не могли же они рассчитывать, что мальчик не попадётся?

  -Может, мнили, что на ребенка не обратят внимания? - неуверенно спросил Крочиато.

  -Скорее всего, всё сделано для отвода глаз. - Северино Ормани кусал губы. - Расчёт строится на том, что мы поймаем мальчонку и успокоимся, а между тем, настоящий отравитель получит свободу действий.

  -Надо усилить охрану, - согласился епископ Раймондо.

  Узнав о поимке малолетнего злоумышленника, граф поморщился, судорожно вздохнул, но ничего не сказал.

  Феличиано стал грустней в эти августовские дни. Он почти не видел Амадео и Энрико, часами занимался с братом, и часами сидел в одиночестве на башне, оглядывая город. Катарина Пассано, постоянно видя его там, недоумевала. Старухе не нравилось уединение Чентурионе. Однажды она напрямик спросила его - чего бы ему не жениться? - вон, на дружков-то посмотреть приятно, светятся. Чентурионе бросил на неё тяжелый взгляд и проронил, что сыт бабами по горло.

  Катарина вздохнула. Она знала Чино, и про себя костерила старого графа Амброджо последними словами. Боясь, что его первенец и наследник увлечется в юности какой-нибудь девкой, недостойной его по крови, граф внушил сыну весьма превратные понятия о браке и женщинах. Мужчина рожден властвовать, а не волочиться за бабскими юбками. Женщины - игрушки мужчины в часы отдыха, существа глупые, созданные только для продолжения рода. Потерять голову из-за женщины - потерять достоинство мужчины и властелина. Феличиано был властолюбив, и к тому же был послушным сыном, и сердце его ни разу не смягчилось женщиной...

   Катарина яростно спорила со старым графом - что он делает? Чтобы любовь была такой совершенной, как ее сотворил Бог, она должна быть единственной и нерасторжимой, и стоять на почитании, а как может стать совершенным брак, где муж не уважает жену? Амброджо морщился. Не хватало, чтобы его отпрыск влюбился в какую-нибудь селянку! Катарина шипела на старого глупца. Брак - чудо на земле. В мире, где всё идет вразброд, брак - единственное место, где два человека, благодаря любви, становятся едиными, кончается рознь, начинается осуществление единой жизни. Двое вдруг делаются одной плотью! Граф шипел в ответ. Никто не мешает его сынку спариваться с кем угодно! Он может взять любую, обладать той, что понравится!! И он ни в чём себе и не отказывает - в иные вечера двоих на сеновал затаскивает! Он делает из сына распутника, возражала старуха, просто блудящего, ибо слияние без любви - преступление против Бога-Любви! Граф бесился. Ну, да, не хватало ему жениться на безродной! Дурь это всё. Под венец он пойдет только с той, которую сочтёт достойной он, Амброджо

  Увы, тех двух женщин, что Амброджо счёл достойными своего сына, Катарина на дух не переносила. Франческа, пустая и глупая, думала только о себе, своём положении, своих нарядах, своей красоте. Феличиано не полюбил её - но там и нечего было любить. Муж и жена жили не только на разных этажах, но и в разных мирах, потом участились ссоры и распри, ибо никто не любил и не хотел уступить. Анджелина была и того хуже. Амбициозная, горделивая, никого не считавшая равной себе, а челядь и вовсе за людей не считавшая, она лишь досаждала и удручала Феличиано. Он не любил - но там тоже нечего было любить. Но Амброджо уже нет. Почему он не женится снова? По любви!?

  Однако Феличиано это, казалось, совсем не занимало. Он несколько часов день занимался управлением, обсуждал с членами Совета Девяти городские нужды, заботился о брате, а все остальное время часами пребывал в вялой летаргии. Когда она порой окликала его - он говорил что-то невпопад, было видно, что мысли его витают где-то далеко.

  Старухе не нравилось происходящее.

  В середине августа, на Богородичный день, в замке всегда проводился турнир: мужчины мерялись силой и одновременно красовались перед женщинами, торговцы наживались на ярмарочных продажах, зеваки любовались зрелищем. На этот раз плотникам как обычно задали работу по сооружению трибун и ограды ристалища, шестов для шатров и торговых прилавков. В городе заключались многочисленные пари на исход рыцарских схваток, только и разговоров было, что о предстоящем турнире.

   Мессир Лангирано на исходе второго месяца семейной жизни был счастлив. Супруга его подружилась с донной Лоренцой, была кротка и уступчива, разумно вела хозяйство, уважала и ценила мужа. Дни Амадео были радостны, ночи упоительны. Он не уставал славить Господа, был счастлив, и душа его преисполнилась блаженным покоем. В доме часто стала появляться подруга донны Делии - донна Чечилия, сестра графа Чентурионе, и это тоже весьма подняло статус молодой супруги мессира Лангирано в глазах родни и соседей. Стал приходить и казначей замка мессир Энрико Крочиато, сопровождавший жену.

  Как-то вечером мужчины уединились во дворе, пока супруги болтали в гостиной. Оба счастливых молодожена теперь были откровенны друг с другом, и Энрико горько пожаловался Амадео на свою сестрицу, посвятив его во все подробности увлечения своего друга Северино и глупейшего романа Бьянки, но ни словом не обмолвился о том, что Сордиано был влюблен в Делию. Пьетро не был соперником Амадео, ибо не интересовал Делию - так зачем же было знать об этом молодому мужу?

  -Мне в глаза Ормани смотреть стыдно. Бьянке же все мерещится, что Сордиано в неё влюбится. А зачем мне такой пшют в зятья? Я стольким обязан Северино, - Энрико вздохнул, - вот и породнились бы...

  Амадео Лангирано только вздыхал. Склонность Северино Ормани к сестре Энрико, о чем он и сам догадался и что было подтверждено Делией, вызывала сочувствие. Амадео знал, сколь мучительно неразделенное чувство, и не пожелал бы такого и врагу. А Ормани был другом. Амадео нисколько не сомневался и в искреннем желании Крочиато породниться с Северино, но совета не дал. Он плохо знал синьорину Бьянку.

  В гостиной, где донна Делия угощала донну Чечилию свежайшей сдобой, разговор шёл о том же. Заботы донны Крочиато о замужестве остались позади, судьба её была определена, и теперь у Чечилии было время задуматься о самых разных вещах. Она куда отчетливее, чем раньше, заметила неблагополучие брата, обратила внимание на одержимую влюблённость Бьянки Крочиато, разглядела и горе мессира Ормани. Сейчас она делилась мыслями с подругой.