3
Уж солнышко зашло за крышами овинов,
А наш пастух собрал овец лишь половину.
Украл их кто-нибудь иль, может, волк унес,
Пока свою любовь он целовал взасос?
Он этого не знал. Куда б ни делось стадо,
Оставшихся овец вести в деревню надо.
И, с духом собравшись, печальный Янчи мой
Взял в руки посох свой и гонит их домой.
Он гонит их домой и думает: «Пожалуй,
Сегодня мне влетит, как сроду не влетало!
И так хозяин мой был нынче что-то строг,
И тут еще одна беда, помилуй бог!»
Повесив грустно нос, приплелся он к воротам…
Хозяину овец пересчитать охота,
Проверить: целы все ль, здоровы ли? И вот
Хозяин, подбочась, выходит из ворот.
«Плохой сегодня день! Похвастаться нельзя им!
Я стадо, — что скрывать? — не уберег, хозяин!
Овец недостает И не одной, не двух, —
Полстада нет как нет!» — сказал ему пастух.
Тот гневно подкрутил усы у щек надутых
И молвил: «Не люблю, признаться, глупых шуток.
Чтоб ты со мною так, мальчишка, не шутил,
Покуда я тебя дубинкой не хватил!»
Но Янчи отвечал: «Мои слова — не шутка!»
Хозяин, рассердись, лишается рассудка,
На Кукурузу он, как бешеный, орет:
«Я вилы, чертов сын, всажу тебе в живот!
Ох, лежебока ты! Ох, висельник! Ох, жулик!
Пусть вороны твой труп у плахи караулят!
Дай бог тебе висеть в петле у палача!..» —
Так он честил его, ругаясь и крича.
«Да для того ль, скажи, тебя кормил я, идол?
Прочь с глаз моих, злодей, чтоб я тебя не видел!»
Тут вырвал из плетня хозяин добрый кол
И, разъярясь, с колом на пастуха пошел.
Он выбрал добрый кол и драться шел, грозя им.
Увидев, что всерьез разгневался хозяин,
Наш Янчи побежал… Не от испуга, нет:
Он стоил двадцати, хоть прожил двадцать лет!
Бежал он потому, что, рассуждая здраво,
Хозяин на него разгневался по праву,
И если свалке быть, то руку на того
Поднять он не хотел, кто воспитал его.
Хозяин поотстал. Шаги умолкли сзади…
Без цели наш пастух поплелся, в землю глядя.
Садился. Снова брел неведомо куда.
У Янчи в голове всё спутала беда.
4
Когда ж настала ночь, когда в ручей зеркальный
Взглянули сотни звезд и с ними месяц дальний,
У Илушки в саду пастух окончил путь,
Не понимая сам, как мог сюда свернуть.
Из рукава плаща бедняга вынул дудку,
Дохнул — и полилась печальная погудка,
Такая, что роса, упавшая к утру,
Была слезами звезд, что слушали игру.
Возлюбленной его служили сани ложем.
Она спала. Но он сиротку потревожил.
Красавица сквозь сой узнала тот мотив
И вышла в сад, рукой косынку прихватив.
Но счастья не дала ей эта встреча с другом!
Бедняжка задала вопрос ему с испугом:
«Мой милый! Что с тобой? Зачем так бледен ты,
Как месяц, что глядит с осенней высоты?»
«Как бледным мне не быть, — сказал пастух унылый, —
Когда в последний раз тебя, мой ангел милый,
Сегодня вижу я!» — «Мне эта речь страшна!
Оставь ее, мой друг!» — ответила она.
«В последний раз меня ты нынче повстречала,
Свирель моя тебе в последний раз звучала,
В последний раз тебя сейчас я обниму,
Уста к твоим устам в последний раз прижму!»
Тут он ей рассказал, какая незадача
Его постигла днем. Она прижалась, плача,
Лицом к его груди. И он отвел глаза,
Чтоб ей не показать, как падает слеза.
«Прощай, моя любовь! Судьба в руках у бога.
О милом вспоминай порою хоть немного.
Когда осенний ветр сорвет листы, гоня
По небу облака, — подумай про меня!»
«Прощай, мой верный друг! Судьба в руках у бога.
Мы встретимся ль? Как знать! Тебе пора в дорогу.
Коль высохший цветок в далекой стороне
Увидишь на пути, — подумай обо мне!»
Так бедный Янчи мой с возлюбленной расстался,
Расстался — как листок от ветки оторвался.
Она в его руках лежала, трепеща,
Он слезы на щеках ей рукавом плаща
Отер и вдаль ушел, не поднимая взгляда…
Жгли пастухи костры. Звенел бубенчик стада.
Хоть ноги шли вперед, душа влеклась назад,
И он не замечал ни пастухов, ни стад.
Деревня позади. Звон колокола глуше.
Померкли вдалеке огни костров пастушьих.
Он посмотрел назад: лишь церковь, как скелет,
Как призрак гробовой, ему глядела вслед.
И слез его ничье не подглядело око,
Никто не услыхал, как он вздохнул глубоко.
Лишь высоко над ним летели журавли,
Но вздоха с высоты расслышать не могли.
Так в сумраке ночном шагал он, невеселый,
И по пятам за ним влачился плащ тяжелый.
Был тяжек этот плащ и палка тяжела,
Но тяжелей всего его печаль была.
5
Когда ж на небесах сменило солнце месяц,
Пастух покинул сень тенистых перелесиц
И углубился в степь. Бескрайняя, она
Тянулась на восток, желта и спалена.
Ни кустика вокруг, всё пусто слева, справа!
Лишь капельки росы блестят на низких травах…
Но вот издалека, прохладою дыша,
Блеснуло озерко в оправе камыша.
В болоте вкруг него смешная цапля бродит,
То рыбку в камыше, то червячка находит,
Да чайки, в той степи селясь бог знает где,
То взмоют в небеса, то упадут к воде.
Ничем не веселясь, идет пастух угрюмый,
Всецело поглощен своей печальной думой.
Хоть солнце темноту давно прогнало прочь,
В душе у пастуха царит всё та же ночь.
Когда же солнца шар достиг вершины неба,
Он отдохнуть присел, достал краюху хлеба
И вспомнил, что не ел с прошедшего утра.
(Сморили пастуха усталость и жара!)
Он вынул из сумы кусок свиного сала…
Сияли небеса. И солнышко бросало
Отвесные лучи. И в мареве жары,
Как слабая струна, звенели комары.
Немного отдохнув за трапезою скромной,
Со шляпой к озерку пошел бедняк бездомный,
По щиколотки стал в пахучий скользкий ил
И зачерпнул воды и жажду утолил.
Потом хотел идти, но тут же, у болота,
Почуял, что ему смежает взор дремота,
И голова его на хижину крота
Упала, тяжестью свинцовой налита.
И сон его привел к покинутому месту.
Он с Илушкой сидел. Он обнимал невесту.
Когда ж к ее губам хотел склониться он,
Удар степной грозы его рассеял сон.
Всё потемнело вдруг! Вся степь пришла в движенье!
В природе началось великое сраженье…
Так быстро в небесах произошла война,
Как пастуха судьба вдруг сделалась темна.
Гудели небеса. В просторы, в бездорожье
Из черных туч стремглав летели стрелы божьи
И падали, камыш зловеще озарив,
И по воде пруда плясали пузыри.
Тут шапку Янчи наш на самый лоб надвинул,
На посох оперся и на плечи накинул
Свой плащ, что был подбит овчиною внизу,
И с холмика смотрел на страшную грозу.
Но летняя гроза как прилетела скоро,
Так скоро и ушла с небесного простора,
На крыльях облаков умчалась на восток,
Где радуги висел сверкающий мосток…
Уж солнце спать легло в оранжевой постели.
Дохнуло холодком. Кусты зашелестели.
Тут капельки дождя пастух стряхнул с плаща
И дальше в путь пошел, дороги не ища.
От милого села несли беднягу ноги
В чужбину, через лес таинственный и строгий,
И вором вслед ему прокаркал из гнезда,
Выклевывая глаз у мертвого дрозда.
Но ворон, лес и ночь его не испугали.
В чащобу ноги шли, сквозь заросли шагали,
Где мертвенно легло на каждое бревно
Безрадостной луны холодное пятно.