101. КОЛЫБЕЛЬНАЯ ПЕСНЯ
На полу игрушки. В доме тишь.
Мама вяжет. Ты спокойно спишь.
В темно-голубой квадрат окна
Смотрит любопытная луна.
Где-то в небе возникает вдруг
Ровный-ровный, нежный-нежный звук,
Словно деловитая пчела
Песню над цветами завела.
В ясном небе близ луны плывет
Маленький отцовский самолет.
«Спи, сынок! — гудят его винты. —
Чтоб в саду играл спокойно ты,
Чтоб лежали в домике в тылу
Детские игрушки на полу,
Каждый вечер ввысь взлетаю я,
И со мной летят мои друзья!
Вражьи „юнкерсы“ еще бомбят
Беззащитных маленьких ребят.
Их глаза незрячие пусты,
Их игрушки кровью залиты!
Чтоб добыть победу, чтоб принесть
Детям счастье, а фашистам месть, —
Чуть настанет вечер, над тобой
Мы летим на Запад, в жаркий бой!..»
В темно-голубой квадрат окна
Смотрит любопытная луна.
На полу игрушки, в доме тишь.
Мама вяжет. Ты спокойно спишь.
Над тобой отцовский самолет
Песню колыбельную поет.
102. ДНЕПРОПЕТРОВСКУ
Здравствуй, город чугуна и стали,
Выдержавший бой с лихим врагом!
Варвары тебя не растоптали
Кованым немецким сапогом.
Молчаливый, опустевший, темный,
Ты как воин, а не как слуга,
Погасив пылающие домны,
Встретил ненавистного врага!
Жаждавший днепропетровской стали,
Немец получал ее в ночи
Только пулями, что залетали
В дом, где пировали палачи!
Вдоль проспектов новых и бульваров
Враг поставил виселицы в ряд.
Но сердца суровых сталеваров
Крепче стали, что они варят!
И в октябрьский день, уже нежаркий,
В своего освобожденья час,
Шумом лип Шевченковского парка
Воскрешенный город встретил нас!
Радость стариков и смех подростков,
Всё, чем ты, победа, дорога, —
Нам залог, что сталь Днепропетровска
Скоро полетит в лицо врага!
103. «Оказалось, я не так уж молод…»
Оказалось, я не так уж молод;
Юность отшумела. Жизнь прошла.
До костей пронизывает холод,
Сердце замирает от тепла.
В час пирушки кажется хмельною
Даже рюмка слабого вина,
И коль шутит девушка со мною,
Всё мне вспоминается жена.
104. КОТ
На тюфячке, покрытом пылью,
Он припеваючи живет,
Любимец третьей эскадрильи —
Пушистый одноухий кот.
Землянка — тесное жилище,
Зато тепла землянка та…
Комэск в селе на пепелище
Нашел бездомного кота.
Бывает — полночь фронтовая,
Темно… По крыше дождь сечет…
И вдруг, тихонько напевая,
На стул комэска вспрыгнет кот.
Снаружи ветер глухо воет,
В окошке не видать ни зги…
А кот потрется головою
О фронтовые сапоги,
И просветлеет взгляд комэска,
Исчезнет складочка у рта.
Как полон золотого блеска
Давно забытый взгляд кота!
И кажется, не так уж сыро
И дождь в окно не так стучит.
Уютной песенкою мира
Кота мурлыканье звучит.
И словно не в консервной банке
Горит фитиль из волокна,
И мнится, что в пустой землянке
Вот-вот заговорит жена.
105. ДЕНЬ СУДА
За то, что, каскою рогатою увенчан
И в шкуру облачен, ты был как гунн жесток,
За пепел наших сел, за горе наших женщин,
От милых сердцу мест ушедших на восток,
За горькую тоску напевов похоронных
Над павшими в огне кровопролитных сеч,
За вбитые в глаза немецкие патроны,
За головы детей, разбитые о печь,
За наши города, за храмы наших зодчих,
Повергнутые в прах разбойничьей пальбой,
За наш покой, за то, что на могилах отчих
Ругаются скоты, взращенные тобой,
За хлеб, что ты украл с широких наших пашен,
За бешенство твоих немецких Салтычих,
За безутешный плач несчастных пленниц наших
На каторге твоей и за бесчестье их,
За всех, кто был убит в церквах, в подвалах, в ригах,
Кто бился на кострах, от ужаса крича,—
Исполнится написанное в книгах:
«Поднявший меч погибнет от меча».
Как бешеного пса, тебя в железной клетке
На площадь привезут народу напоказ,
И матери глаза закроют малолеткам,
Чтоб не пугаться им твоих свирепых глаз.
И грохот костылей раздастся на дорогах:
Из недр своих калек извергнут города.
Их тысячи — слепых, безруких и безногих
На площадь приползут в день твоего суда.
И, крови не омыв, не отирая пота,
Не слыша ничего, не видя ничего,
Чудовищной толпой, сойдясь у эшафота,
Слепые завопят: «Отдайте нам его!»
И призраки детей усядутся в канавах,
И вдовы принесут в пустых глазах тоску…
Куда тебе бежать от пальцев их костлявых,
Что рвутся к твоему сухому кадыку?
И встанут мертвецы. Их каждый холм, и пажить,
И рощица отдаст в жестокий этот час.
Их мертвые уста тебе невнятно скажут:
«Ты всё еще живешь, злодей, убивший нас?»
Тебя отвергнет друг, откажет мать в защите,
Промолвив: «Пусть над ним исполнится закон!
Мне этот зверь — не сын! На суд его тащите!
Я проклинаю ночь, когда родился он!»
Тогда впервые ты почуешь смертный ужас
И, слыша, как твоя седеет голова,
Завертишься ужом, уйти от кары тужась,
И станешь лепетать о милости слова.
Но проклят всеми ты! И милости не будет!
Враги тебе — земля, и воздух, и вода…
И если правда есть, и если подлость судят,
То скоро для тебя наступит День Суда!