В денек

Золотой и нежаркий

Мы в панскую Польшу вошли

И в старом

Помещичьем парке

Охотничий замок нашли.

Округу

С готических башен

Его петушки сторожат.

Убогие шахматы пашен

Вкруг панского замка лежат.

Тот замок

Из самых старинных.

О нем хоть балладу пиши!

И только

В мужицких чупринах

От горя

Заводятся вши…

Мы входим туда

Без доклада,

Мы входим без спросу туда —

По праву

Штыка и приклада,

По праву

Борьбы и труда.

Проходим

Молельнею древней

Среди деревянных святых

И вместе с собой

Из деревни

Ведем четырех понятых.

Почти с поцелуем воздушным,

Условности света поправ,

В своем кабинете

Радушно

Встречает нас

Ласковый граф.

Неряшливо

Графское платье:

У графа —

Супруга больна.

На бархатном

Графском халате

Кофейные пятна вина.

Избегнем

Ненужных вопросов!

Сам граф

Не введет нас в обман:

Он только —

Эстет и философ,

Коллекционер,

Меломан.

И он,

Чтоб не вышло ошибок,

Сдает нам

Собранье монет.

Есть в замке

Коллекция скрипок

И только оружия —

Нет.

Граф любит

Оттенки кармина

На шапках

Сентябрьских осин.

О, сладость часов

У камина,

Когда говорит

Клавесин!

Крестьяне?

Он знает их нужды!

Он сам надрывался,

Как вол!

Ему органически чужды

Насилие

И произвол!

И граф поправляет,

Помешкав,

Одно из колец золотых…

Зачем же

Играет усмешка

На синих губах

Понятых?

Они околдованы пеньем

Наяд

В соловьиных садах!..

По шатким

Скрипучим ступеням

Мы всходим

На графский чердак.

Здесь всё —

Как при дедушке было:

Лежит голубиный помет…

Подняв добродушное рыло,

Стоит в уголку

Пулемет!

Так вот что

Философ шляхетский

Скрывал

В своем старом дворце!

Улыбка

Наивности детской

Сияет на графском лице.

Да!

Граф позабыл пулеметы!

Но все подтвердят нам

Окрест:

Они — лишь для псовой охоты

Да вместо трещоток —

В оркестр!..

Как пляшут

Иголочки света

В брильянте на графской руке!

Крестьяне

Философа в Лету

Увозят на грузовике.

«Слезайте

С лебяжьей перины!

Понежились!

Выспались всласть!

Балладу

О замке старинном

Допишет

Советская власть».

Батька сыну говорит: «Не мешкай!

Навостри поди кривую шашку!..»

Сын на батьку поглядел с усмешкой,

Выпил

И на стол поставил чашку.

«Обойдется! — отвечал он хрипло.—

Стар ты, батька, так и празднуй труса!

Ну, а я еще горелки выпью,

Сала съем и рушником утруся».

Всю субботу на страстной неделе

До рассвета хлопцы пировали,

Пиво пили, саламату ели,

Утирали губы рукавами.

Утром псы завыли без причины,

Крик «Алла!» повис над берегами,

Выползали на берег турчины,

В их зубах — кривые ятаганы.

Не видать конца турецкой силе:

Черной тучей лезут янычары!

Женщины в селе заголосили,

Маленькие дети закричали!

А у тех османов Суд короткий:

Женскою не тронулись слезою,

Заковали пахарей в колодки

И ведут невольников к Азову.

Да и сам казак недолго пожил,

Что отцу ответил гордым словом:

Снял паша

С хмельного хлопца кожу

И набил ее сухой половой.

Посадил его, беднягу, на кол, —

Не поспел казак опохмелиться!..

Шапку снял и горестно заплакал

Над покойным батька смуглолицый:

«Не пришлось мне малых внуков нянчить

Под твоею крышей, сыну милый!

Я стою, седой, как одуванчик,

Над твоею раннею могилой.

Знать, глаза тебе песком задуло,

Что без пользы сгинул ты, задаром.

Я возьму казацкую бандуру

И пойду с бандурой по базарам.

Подниму свои слепые очи

И скажу такое слово храбрым:

Кто в цепях в Стамбул идти не хочет —

Не снимай руки

С турецкой сабли!..»