— Господи, — подумал он, — какие у нее глаза. Как самая черная ночь, с золотистыми звездами. И ресницы такие длинные.

— Непросто, — он улыбнулся, поливая устрицы лимонным соком, — все-таки, это наше первое соглашение о дружбе. Надеюсь, что султан Сиди Мохаммед проявит к нам благосклонность. Но это дело долгое, — вздохнул Дэниел, — вряд ли я раньше следующей весны вернусь.

Когда Тео внесла тыквенный пирог, он рассмеялся: "Совсем как дома. Спасибо тебе большое".

— Я подумала, — девушка стала разливать кофе, — что тебе будет приятно поесть нашей еды.

— Жареного опоссума, — расхохотался Дэниел. "Дедушка Франсуа его любил, я помню. Или рагу из белок, тут и не достать такого. Впрочем, в Бостоне тоже этого не едят. Только у нас, в горах, на юге".

— Я так рада, что у Салли и Ната все хорошо, — Тео смотрела на колеблющиеся огоньки свечей, — и матушка его на свободе, и дочка у них родилась. Счастливые.

— А ты бы — хотела детей, Тео? — тихо спросил Дэниел. "Я смотрю на Марту, дочку Фрименов, на маленького Тедди, и думаю, — а у меня, когда-нибудь, будут дети?"

— Хотела бы, — после долгого молчания ответила девушка. "Но мало у кого в театре есть семья, это сложно — возвращаться на сцену после такого. У меня была наставница, мадемуазель Ленорман, бывшая актриса, она умерла тем годом, — она ушла из театра, когда у нее дитя появилось. Только ведь, — тоскливо проговорила Тео, — я бы хотела сначала полюбить, Дэниел. Я ведь и не любила никого.

— Я думал, что любил, — он поднялся, и, расстегнув сюртук, прислонился к косяку двери, что выходила на балкон. "Кто-то рыбу удит, — подумал Дэниел, — надо же, как поздно. Господи, не могу я так. Она ведь тоже — не любит меня, опять все будет — из-за одиночества. Не надо, не надо".

— Думал, — повторил он. "Мирьям покойную, и еще одну женщину, она замуж вышла потом. Не за меня, — усмехнулся мужчина.

— Меня любил один человек, — шелковое платье зашуршало рядом с ним, запахло розами. Она оказалась рядом — высокая, вровень ему. "То есть, я ему нравилась, — Тео покраснела: "А месье Корнель? Но я его не люблю, совсем, он просто — хороший друг. И Жанна — это иное, совсем иное".

— Я тебе хочу рассказать кое-что, — тихо сказала Тео. "Я об этом никогда, никому не говорила, Дэниел".

Он слушал. Потом, взяв смуглую, изящную руку, прижавшись к ней губами, Дэниел шепнул: "Я его сам, Тео — убью. Обещаю тебе. Пусть он мой брат, он мерзавец, каких поискать, преступник, нельзя его жалеть".

На ее ресницах повисла алмазная слеза. Девушка всхлипнула: "Я тебя не просто так пригласила на ужин, Дэниел".

— Я понял, — смешливо сказал он, все еще не отрываясь от нежной кожи. "А я не просто так сказал, что хочу увидеть первый американский театр, и тебя в нем. Тео, — он поднял глаза, — Тео, не плачь, пожалуйста…"

В его объятьях было уютно, от него пахло чем-то теплым, пряным. Положив голову ему на плечо, тихо, прерывисто дыша, она сказала: "Прости меня. Я боюсь, Дэниел. Боюсь, что все будет не так, как надо. Боюсь, что тебе будет со мной плохо…."

— Это все потом, — отмахнулся Дэниел, и нежно взял ее лицо в ладони: "Ты только скажи мне — ты выйдешь за меня замуж?"

Тео помолчала. Прикусив гранатовые губы, девушка робко ответила: "Нельзя. Я хоть и свободный человек, но все равно — цветная. В колониях нас не поженят, Дэниел".

— Это будет следующая вещь, которую мы отменим, после рабства — уверил ее мужчина. "Мы можем пожениться тут, в Париже, а жить в Пенсильвании — у них разрешены такие браки, хотя я клянусь — мы избавимся от этой дикости и мракобесия во всей Америке, Тео".

— Тебе будет со мной плохо, — упрямо добавила девушка, вздохнув про себя: "И мне тоже".

— Давай я сам решу, — Дэниел привлек ее к себе. У нее были мягкие, покорные, сухие губы. Тео, откинув голову, шепнула: "А если я не захочу бросать театр, Дэниел?"

— Не надо, конечно, — он легко поднял девушку на руки, атласные туфли упали на каменные плиты балкона. Она, прижавшись к нему, услышала ласковый голос: "Не надо, Тео. Мы будем жить тут, в Париже. Я каждый вечер буду сидеть в ложе, и любоваться тобой".

— Тебе надоест, — хихикнула Тео.

— Никогда, — уверенно ответил Дэниел и понес ее в спальню.

Рыбак внизу вытащил из реки удилище: "Вот завтра и навещу родного брата. Он в "Прокопе" кофе пьет, после обеда. В комнаты к нему приходить опасно — там этот Франклин, еще наткнусь на него. А в кафе Дэниел меня не убьет, побоится. Да что это я — он вообще меня не убьет, рука не поднимется".

Мэтью взял плетеную корзину с уловом и бодро зашагал к Новому мосту.

— Хозяину отдам, — подумал мужчина, — пусть зажарит. Значит, завтра с утра — в Венсенн, к маркизу, надо будет с собой русские документы взять. Не зря я за них, столько заплатил, пусть работают. Потом повидаю старшего брата, а там и до младшего дело дойдет. Париж меня надолго запомнит, — он перекрестился на башни собора и пошел дальше.

Тео проснулась от запаха кофе. На серебряном подносе лежало несколько алых роз. Она блаженно улыбнулась, и услышала голос Дэниела: "Ты спала, а я тобой любовался, все не мог глаз отвести".

— Скоро слуги придут, — озабоченно сказала девушка, оглядывая разбросанные подушки и простыни. "Надо все это убрать, а то неудобно получится". Она вдруг спрятала глаза и пробормотала: "Дэниел, я не знала, что, так…что так бывает".

Он забрал у нее чашку с кофе. Поставив поднос на персидский ковер, Дэниел обнял ее: "Теперь так будет всегда, любовь моя". От нее пахло розами, на смуглой, нежной шее виднелись синяки, темные, спутанные волосы упали ему на плечо.

— Так хорошо, — простонала Тео, оказавшись сверху, наклонившись, целуя его. "Еще, еще хочу, Дэниел!". Он прижал ее к себе и шепнул на ухо: "Потом я тут все приведу в порядок и пойду заниматься, а ты — будешь спать. Вечером я увижу тебя в театре, а завтра мы отправимся к священнику".

— Тут католики, — тяжело дыша, чувствуя его руку, успела выговорить Тео.

— Да хоть бы и магометане, — усмехнулся он, гладя ее по голове, и сам — еле сдерживая крик. "Так, как ночью…, - умоляюще попросила девушка. "Пожалуйста…, мне так нравится, так нравится…"

— Господи, — подумала она, распростершись на постели, хватаясь раскинутыми руками за шелковое покрывало, — спасибо тебе. Со мной все хорошо, все хорошо. А Жанна? — внезапно подумала она. "Бедная моя, она же плакать будет. Как я могу ее бросить, она меня так любит. Но что, же делать, я ведь семью хочу, детей…., - Тео откинула голову назад, и, закричав, — привлекла мужчину к себе.

— Это другое, — Дэниел целовал ее смуглые плечи, тонкую, выступающую косточку ключицы, большую, тяжелую, сладкую грудь. "Другое. Тогда, с Эстер — это было от одиночества, а мы с Тео любим друг друга. Господи, я не верю…, - он ощутил ее нежные пальцы и рассмеялся: "Скоро мы поженимся, и тогда уже можно будет ничего такого не делать, любовь моя. Можно будет сразу начинать думать о детях".

Тео заметно покраснела. Укладывая его на спину, наклонившись, закрывшись растрепанными, длинными волосами, что спускались ей на бедра, она пообещала: "Обязательно. А сейчас, отдыхай, милый мой".

— Будем жить тут, — счастливо сказал себе Дэниел. "Вернусь из Марокко и попрошу, чтобы меня оставили в Париже. Франклин же говорил, что он хочет домой поехать, устал, да и лет ему много. А мне двадцать пять, — он улыбнулся, — и Тео двадцать один. У нас все впереди".

Потом они лежали, обнявшись, зевая. Дэниел, поглаживая ее по плечу, велел: "Спи. У тебя спектакль, тебе надо отдохнуть. Я тебя люблю".

— Я тебя тоже, — ласково потянулась к нему Тео. Мужчина, целуя длинные ресницы, еще раз повторил: "Спи".