— Только сначала закончу все дела, — он вскинул голову, проходя мимо собора Святого Павла, — с любимым сыном. Ее трогать не буду, черт с ней, все меньше возни. Без денег ей только в бордель и остается пойти, — Мэтью вдохнул теплый ветер с Темзы: "Через пару лет навещу дорогую сестру, никуда она из Парижа не денется".

Он шел к востоку, в порт и представлял себе небольшой, уединенный домик в лесу. "Белые, — пробормотал Мэтью, раздув ноздри. "Белые рабыни. Куплю сначала двоих, на пробу. Цепи, кандалы, и обязательно кнут. И ножи, конечно, хорошие ножи. Жаль, что те, в Виргинии, пришлось выбросить".

Юноша услышал наполненный ужасом шепот: "Мистер, не убивайте меня, пожалуйста. Мистер, меня зовут Маргарет, Маргарет Брэдли, прошу вас, не надо…". Он вспомнил холщовый мешочек, что, размахнувшись, выкинул в океанскую воду: "Карие были глаза. Надо посмотреть — к кому там из горничных в пансионе можно подкатиться. Страдающий отец, разлученный с ребенком — непременно найдется дура, что меня пожалеет".

Мэтью увидел вывеску аптекаря. Толкнув деревянную дверь с колокольчиком, вдохнув запах трав, он встал в конец небольшой очереди.

— Десять унций лауданума и три унции мышьяка, пожалуйста, — сказал он вежливо небольшому, в холщовом переднике и нарукавниках, старичку. "Хочу, наконец, извести крыс в подвале".

На Ганновер-сквер было сумрачно. Федор не сразу увидел Джона, что стоял, прислонившись к стволу дерева, дымя трубкой.

— У Питера сын маленький, — улыбнулся мужчина, — он просит не курить в доме. Поработал?

Федор сладко потянулся. Вынув из кармана серебряный портсигар, он попросил: "Дай-ка огня. Вроде и не курю, а иногда хочется. Особенно, когда из-под земли поднимешься".

Он раскурил сигару, и, присел на мраморную скамейку: "Когда ты меня той осенью в Париж отправлял, ты меня предупреждал — будет одиноко, а я тебя не послушал. Я теперь во всем подвох вижу, Джон. Устраивали в Школе публичную лекцию по химии, с опытами, — в Париже это сейчас модное развлечение, — полная галерея дам, набилась и хорошеньких. Я смотрю на них и думаю — кого тут святые отцы подослали, чтобы меня проверить?".

Джон, было, открыл рот, но сразу, же его закрыл. "К шлюхам ходить он не будет, — вздохнул герцог мужчина, — он не такой".

— Я посмотрю, что тут можно сделать, — пообещал Джон и присел рядом: "Я сегодня получил почту, из Ливорно. Знаешь, кто исчез оттуда одновременно с твоим братом?".

— Эта самозванка, Селинская, — удивился Федор, стряхивая пепел. "Я об этом помню, к Степану-то она отношения не имеет".

Джон тяжело вздохнул: "Нет, милый мой Теодор. Некая Изабелла Корвино. Семнадцати лет, как выяснил мой человек в Тоскане — венецианка, младшая сестра твоего, — он помолчал, — хорошего друга, аббата Пьетро".

Федор побледнел. Поднявшись, выбросив окурок, он процедил: "Так это что, святые отцы три года назад еще начали ко мне подбираться? Пусть только аббат в Париж приедет, я с ним как следует, поговорю. Он мне все скажет, поверь, — и где сейчас Степан, и где, — он витиевато выругался, — эта самая Изабелла. Вот же мерзавец, родной сестры не пожалел. Хотя, может, — мужчина усмехнулся, — она такая же авантюристка, как и Пьетро".

— Ты не горячись, — посоветовал ему Джон, вставая. "Как только увидишь аббата, — постарайся выяснить, ненароком — что там, в Ливорно случилось. Уж потом, как узнаем, — где твой брат, — будем думать дальше".

Они пошли к мраморному, освещенному факелами подъезду особняка Кроу, — на портике был высечен ворон и надпись: "А.D.1230". Федор вдруг остановился: "Мой брат, Джон, не мог стать предателем. Не верю в это, и никогда в жизни не поверю. Он — как я. Я же тебе еще тем годом сказал — против своей страны я работать не буду, никогда. А вот если они начнут Степаном меня шантажировать…"

— Ведь могут, — вздохнул Джон и вслух, сказал: "Вот дождемся приезда твоего патрона — и тогда будем решать, что делать".

Джон постучал в дверь бронзовым молотком: "При Питере можно говорить свободно. Он, хоть и нашими делами не занимается, но все знает. При случае, даже совет даст, парень с головой".

Невысокий, легкий, мужчина открыл им: "Наконец-то. Мистрис Джонсон уже все на стол поставила, и пошла к Майклу. Он так и не заснул пока. Вы мистер Теодор? — Питер протянул смуглую, сильную руку.

Мраморный пол передней был устлан персидскими коврами и шкурами. Федор, оглядел мебель: "С большим вкусом человек. Китайский комод, сразу видно".

— Из Макао привез, — объяснил Питер. "Этот фарфор тоже — мужчина указал на изящную вазу с золотыми рыбками, — он времен империи Мин, больше двухсот лет назад. Я, пока на восток ездил, решил собирать коллекцию, для Британского музея. Ну и для себя, — он широко улыбнулся, — конечно.

— Смотри-ка, — понял Федор, — а у него виски чуть седые, хотя он на два года меня младше.

— Вы простите, что я так, — Питер покраснел, указывая на свою рубашку, — по-домашнему, я сына спать укладывал.

— Мы тоже сюртуки снимем, не беспокойся, — усмехнулся Джон. Принюхавшись, он повернулся к Федору: "Утка по-китайски. У нас в Лондоне, есть два короля — король Георг и король специй. Второй — перед тобой, — он похлопал Питера по плечу: "Как уроки твои? Питер у нас русским занимается".

— Моя покойная жена была русская, — вздохнул мужчина, — и Майкл, сын мой — хочется, чтобы он ее язык знал. Ну и вообще — Питер развел руками, — для торговли это хорошо.

— Тогда будем говорить по-русски, хотя бы немного, — заметил Федор. "Я ведь тоже из России, меня Федор Петрович Воронцов-Вельяминов зовут. Я как раз тот инженер, что с вашим покойным другом работал, мистером Джованни".

— Никогда не видел, чтобы люди так бледнели, — подумал Федор. "Да что это с ним?"

— Ты проходи в столовую, Джон, — вежливо попросил Питер. Повернувшись к Федору, он сказал по-русски, с акцентом: "Пойдемте".

В кабинете горел камин. Над ним висел портрет очень красивой женщины в мужском костюме. "Я должен отдать вам это, — сказал Питер, все еще по-русски, наклонившись над своим столом.

Федор посмотрел на его ладонь. Он отступил к двери, не видя ничего перед собой, кроме зеленых, больших глаз Богородицы. "Она в красном углу у нас висела, в избе, — вспомнил мужчина. "Господи, да откуда он ее взял?".

— Я был женат на вашей жене, Федор Петрович, — услышал он тихий голос. Питер стоял, глядя куда-то вдаль. Федор, пошатнувшись, забрав у него икону, прошептал: "Ваш сын…"

— Я вам расскажу, — голос Питера надломился. "Потом, после ужина. Неудобно заставлять Джона ждать".

Он вышел. Федор, взглянув на образ у себя в руке, зло сказал: "Не верю! Быть такого не может!". Он поднял глаза и увидел бронзовые, свернутые узлом волосы женщины на портрете. "Господи, одно лицо с иконой, — понял Федор. Сжав зубы, он добавил: "Вот сейчас я все и узнаю".

Джон посмотрел через плечо на двери особняка Кроу. Расстегнув верхнюю пуговицу на сюртуке, он покрутил головой: "Господи, и бывает же такое. Хотя они оба взрослые, разумные люди, — поговорят спокойно".

Ночь была теплой и звездной, где-то скрипели колеса кареты. Джон, свернув на Брук-стрит, вдохнул запах влажной листвы — пока они сидели за ужином, прошел легкий дождь. На втором этаже пансиона по соседству с его домом были распахнуты окна, горели, переливались огоньки свечей. Он услышал нежный женский голос:

— Demain s'y fait beau, j'irons au grand-père

C'est le beau p'tit bibi à mama

Dors, dors, dors, dors

Dors, dors, le bi-bi à mama, — пела женщина.

— Мама! — повторил ребенок. Она рассмеялась: "Спи, мой мальчик, поздно уже".