— Я старею с каждым часом, дети мои, — говорил он, — скоро мне придется изучать небесные карты. До того, как я уйду в мир иной, мне хотелось бы знать, что все улажено.

Наконец Джон взмолился:

— Я никогда не любил секреты. Мы торопились, но мы не преступники. Позволь мне пойти к сенатору и все объяснить.

Джесси ответила твердо:

— Мы объясним завтра утром. Я попрошу сенатора встретиться с нами пораньше.

Спустя немногим более месяца после брачной церемонии Джесси провела Джона наверх, в библиотеку. Том Бентон сидел в своем глубоком кресле. Его выпуклый лоб прорезали глубокие морщины, губы были поджаты, подбородок выдвинут вперед, серые глаза казались усталыми. Они встали перед сенатором.

— Мы сочетались браком, отец, — тихо сказала Джесси. — Церемония состоялась 19 октября.

Она боялась. Ей хотелось, чтобы мужчины стали друзьями. Сможет ли ее отец понять, что ее любовь к нему не станет меньше из-за того, что она вышла замуж?

Из глубин кресла Тома Бентона послышался рев; разгневанный, он обрушился на Джона Фремонта:

— Убирайся из моего дома и никогда не переступай этот порог! Джесси останется здесь.

Спокойно и без колебаний Джесси взяла мужа под руку. Ее голос был уверенным и ясным.

— Отец, ты помнишь клятву Руфи из Библии? «Куда ты пойдешь, туда и я пойду…» (Ветхий Завет, книга Руфь, глава I, стих 16).

Том Бентон медленно встал и словно гора возвышался над ними. Он уступит, но тогда и так, как сочтет нужным. Она надеялась, что муж сумеет понять это.

— Ступай, собери вещи и немедленно возвращайся домой, — приказал он лейтенанту тоном, каким полковник обращается к своему подчиненному.

В комнате воцарилась тишина. Ее нарушил неожиданный стук в дверь. На пороге стояли корреспонденты двух газет.

— Сенатор Бентон, — сказал репортер «Нэшнл интеллидженсер», — мы узнали новости относительно мисс Джесси.

Том Бентон уставился на репортера и затем прорычал:

— Да. Имею удовольствие объявить о браке моей дочери Джесси Энн Бентон с лейтенантом Джоном Чарлзом Фремонтом.

Репортер нью-йоркской газеты «Глоб» усмехнулся:

— Разве это не странное выражение, сенатор? Семьи обычно объявляют о браке мужчины с их дочерью.

Том Бентон посмотрел сердито на дочь, затем сказал без улыбки:

— Если мне когда-либо встречалась женщина, женящаяся на мужчине, то это моя дочь Джесси. Но если вы напечатаете это, я затаскаю вас по судам за клевету. До свидания, джентльмены.

Книга вторая

ЖЕНЩИНА ЖДЕТ

Она тихо лежала в своей высокой кровати, сверху, из сада, повеяло прохладным ветерком, поэтому Джесси натянула стеганое одеяло до подбородка. Через несколько часов наступит Новый год. Лейтенант и миссис Джон Чарлз Фремонт приглашены президентом Джоном Тайлером[3] на прием в Белый дом.

Было уже два часа ночи, около нее мирно спал муж. Ее забавляло видеть этого мужчину: на людях он держался прямо, словно аршин проглотил, а сейчас свернулся как ребенок, не способный защитить себя. Она думала: «Кто, кроме жены, может знать все о мужчине, видеть, целиком чувствовать его, понимать неожиданное проявление характера и столь же неожиданный уход в себя?»

Они подолгу разговаривали в темноте спальни, создававшей впечатление, будто они за занавеской, и лишь случайный взрыв смеха, вызванный какой-либо нелепостью, нарушал ход их беседы. Она больше всего любила эти часы, товарищеские периоды, когда она могла лежать в надежных объятиях, прижавшись к любимому мужчине.

С ранних лет она мечтала создать прекрасную семью. Она родилась с этой мыслью, но ее лелеял и отец, говоривший ей о «великом супружестве» — высочайшей цели, которой она должна достичь и которая столь же важна, как воспитание детей. Супружество должно стать для нее испытанием, соединяющим искусство и науку самовыражения. Оно будет иным по сравнению с временными союзами, которые она видела вокруг себя, оно докажет, что два человеческих существа могут совместно полностью осуществить заложенные в них начала. Ее отец говорил ей, какими ценными были для него советы жены и как много он потерял, когда она заболела. Джесси порой наблюдала за матерью и отцом, когда они были вместе, надеясь понять характер их былых взаимоотношений. Она была страшно огорчена, увидев, как мало у них осталось от прошлого. С самонадеянностью, свойственной молодости, она была уверена, что справится с задачей, которую не сумела осуществить ее мать.

Глядя на смуглое лицо мужа на подушке и отодвинув прядь, спустившуюся ему на лоб, она ощутила приподнятое настроение: ведь она нашла мужчину, не только достигшего высот в профессии, с которой и она хотела связать свою судьбу, но и волновавшего ее каждый раз, когда она оставалась с ним наедине. Она могла бы выйти замуж за человека, восхищавшего ее, и не любить его с такой страстью или же выйти замуж за доктора, архитектора, адвоката и в итоге обделить вторую половину своей натуры, порождавшую ее честолюбие.

Джесси никогда не давала повода кому-либо догадаться, что питает подобные мысли, ибо в таком случае ее обвинили бы в желании стать Энн Ройяль. Но когда она проводила кончиком пальца по тонким морщинкам на лбу мужа, затем вниз по небольшому носу и по теплым губам, к ее приподнятому настроению примешивалось трепетное чувство счастья: она нашла одного из тех крайне редких мужчин, которые разрешают жене работать рядом с собой. Она никогда не думала, что в супружестве будет получающей стороной, полагая, что скорее будет дающей.

Она была довольна тем, что супружество дало Джону: до этого он был бездомным, человеком без семьи, теперь же верность и надежность, свойственные Бентонам, вобрали и его в свое лоно. Их брак, казалось, рассеял последние следы неуверенности, таившиеся в глубине его глаз.

Свой медовый месяц они провели в большом доме на Си-стрит. Их выкрашенная в синий цвет спальня и гостиная выходили окнами на юг, в сад, и освещались нежным светом зимнего солнца. Семья не тревожила их; Мейли или один из ее двойняшек приносили им завтрак; дети старались не шуметь в саду. Она сообщила своим друзьям в Вашингтон-Сити, что им не хотелось бы терять время на формальных обедах и приемах. Единственной посетительницей Джесси была часто приходившая с коробкой русских или французских конфет графиня Бодиско, рассказывавшая забавные истории.

— Я смеюсь, — сказала Гарриет, — когда вспоминаю, что сказал один из моих дядьев отцу. Я подслушала, как он говорил: «Не позволяй Гарриет выходить замуж за этого старика, он никогда не сможет дать ей полноценной супружеской жизни». Моя дорогая, я готова поспорить, что через пять минут после того, как граф закрыл за собой дверь спальни, я забеременела. Этот русский в летах пробрал меня до кожи и костей.

Джесси взглянула на высокую фигуру Гарриет, быстро пополневшую.

— Благодаря этому ты цветешь, — парировала она.

Ей доставляло удовольствие шептать самой себе: «Мой муж». Во фразе не было ничего собственнического, кроме того, что она принадлежит ему как жена, поскольку Джон Фремонт отныне ее муж. Поскольку она думала о равной работе и равной ответственности, ей было трудно называть своего нежно любимого мужа «мистер Фремонт». Ее мать даже после стольких лет супружества называла отца «мистер Бентон». На людях Джесси обращалась к мужу «лейтенант Фремонт», когда же рядом никого не было, она звала его Джоном.

Сегодня ночью они с наслаждением беседовали несколько часов, пока он не заснул посреди неоконченной фразы. В комнате было умиротворяюще сумрачно, телу удобно на мягкой постели, воздух прохладен и пропитан ароматом цветущего жасмина. В момент высшей точки физической близости она почувствовала, что нет больше загадок, не нужно больше сдерживаться. А как только близость прерывалась, но оставалась страстная любовь между ними в набегающей примиренности, она догадывалась, что такое прощупывающее, наваливающееся нервное возбуждение не может быть постоянным или непрестанным: оно будет убывать и притекать, соединяющий их стержень может сейчас быть сильным и требовательным внутри нее, а затем отступит, ослабнет, погаснет, как меркнет свет, оставляя ее покинутой и все же довольной испытанным чувством.